– А шо? – не понимает громила.

– Шо, шо! Фрак у меня свистнули!

– Так бы и сказали…

Громила удаляется. В зале он подходит к нетерпеливо поглядывающему на часы Япончику и шепчет что-то ему на ухо. Глаза Мишки расширяются, а кулак, наоборот, сжимается. И он грозит этим кулаком громиле, отдавая какой-то краткий приказ.

В гримерной администратор, утирая платком вспотевшую лысину, мечется перед полуголым Лёдей.

– А я так радовался: за столько времени – полный зал! Что же делать? Может, послать за моим фраком?

– И надеть его на меня? У публики случится инфаркт. От смеха!

– А может быть, выйдете прямо в своем?

Лёдя тычет в лежащие на диване солдатские штаны и потертый пиджачок:

– И в этом… своем… я буду петь арию графа?

Администратор в полном отчаянии еще сильнее трет платком потную лысину.

В дверь просовывается голова шпаненка с огромным фингалом под глазом.

– Я могу видеть артиста господина Утесова? – сипло интересуется он.

Лёдя, несмотря на драматизм ситуации, усмехается, глядя на его фингал:

– Ну, если ты вообще что-то можешь видеть, так Утесов – это я.

Шпаненок свистит кому-то за дверь. И Лёдя с администратором изумленно наблюдают, как банда оборванных пацанов вносит различные фраки и развешивает-раскладывает их по всей гримерной.

– Что… это? – недоумевает Лёдя.

– Ну, если вы можете что-то видеть, – отплачивает ему за насмешку шпаненок с фингалом, – так это фраки. Семнадцать штук.

– Зачем мне семнадцать фраков?

– А я знаю, который – ваш? Это весь улов за сегодня – ищите…

Лёдя, быстро перебирая фраки, находит свой.

– Ну спасибо! – Он косится на фингал пацана. – А это – в темноте наткнулся на фонарь?

– Нет, фонари я вижу хорошо, – с достоинством отвечает шпаненок. – А это мне объяснили, что грабить артистов некрасиво!

На сцене разворачивается зрелище, как минимум, странное: Лёдя во фраке под полный симфонический оркестр Оперы исполняет вовсе не арию какого-то неизвестного графа, а известные злободневные куплеты:

Япончик и его братва в первом ряду веселятся и хлопают. Да и вся вполне приличная театральная публика аплодирует Лёде.

Такое это было время – разгул анархии и бандитизма. В городе еще толком не обосновались войска – ни красные, ни белые, и на домах еще не были расклеены прокламации о борьбе с бандитами и расстреле мародеров на месте.

Армия Мишки Япончика – не десятки, не сотни, а тысячи уркаганов – практически правила городом. У них даже был свой «моральный кодекс»: врачей и артистов не трогать – или, как они сами выражались, «не калечить».

Япончик все-таки сколотил свой полк и отправился с ним на фронт против петлюровцев. Но не приученные к воинской дисциплине и лишенные революционного духа борцов за счастье трудового народа бандюганы Япончика после первых же боев массово дезертировали. Говорят, что Мишка, чтобы не растерять окончательно свою армию, потребовал у коменданта станции Вознесенск вагоны для отправки своих хлопцев домой в Одессу, но у них с комендантом вышел горячий спор, и комендант успел выхватить свой револьвер первым…

Есть и другие версии гибели небесталанного человека и бандита Мишки Япончика. Но, так или иначе, ясно одно: время его власти и его жизни прошло окончательно и бесповоротно.

А в город пришли красные.

Усталый после концерта Лёдя возвращается домой, снимает в прихожей калоши, вешает пальто, направляется в комнату и застывает на ее пороге.

Вся семья сидит за столом, накрытым праздничной скатертью и уставленным праздничной посудой. И хотя на расписных тарелках лишь вареная картошка и кусочки селедки, в доме – явный праздник. Папа Иосиф радостно сообщает:

– Лёдичка! Клавочка вернулась!

Из-за стола оборачивается к Лёде худощавая коротко стриженая женщина в кожанке – неузнаваемо изменившаяся за время английской эмиграции старшая сестра Клавдия. Они с Лёдей обнимаются, потом он отстраняет ее, разглядывает:

– Ну, сестренка, тебя не узнать… Какая ты – прямо важная мадама!

Клавдия ласково щелкает его по носу:

– А ты, братец, не меняешься. Посолиднел, конечно, но глазки те же – шкодливые!

Лёдя усаживается за стол рядом с сестрой и Леной. Клавдия обнимает Лену за плечи:

– Хотя нет, вру, изменения у тебя имеются. И очень приятные: жена замечательная и дочка – сплошное очарование!

– Ну, рассказывай, – просит Лёдя сестру, – надолго к нам?

– Полагаю, навсегда.

– Чем же тебе Англия не угодила?

Клавдия строго объясняет:

– Я и в Англию уезжала, и в Россию вернулась не по капризу своему, а по заданию партии.

– Ах, ну да! Забыл, кто ты там – эсер, эсдек…

– Я – член партии большевиков.

– Слушай, а ты не планируешь подарить папе с мамой маленького большевичка? А то они всю свою энергию обрушивают на мою бедную Диту.

– Политические убеждения – не повод для шуток! – отрезает Клавдия.

– Дети, дети, не ссорьтесь, – волнуется папа Иосиф.

– Это разве дети? Это – клоуны! – заявляет мама Малка. – Одна на трибунах комикует, другой – в ресторанах…

– О, совсем забыл! – Лёдя убегает в прихожую и возвращается с бумажным свертком: – Вот, презент из ресторана!

Он выкладывает из свертка на тарелку котлеты и пирожки. Папа Иосиф открывает было рот, но Лёдя предупреждает его реплику:

– Спокойно, папа! Это из ресторана Блюменталя, так что считай кошерное.

Клавдия презрительно тычет вилкой в котлеты:

– Да-а, Лёдя, похоже, заблудился ты… Крепко заблудился в жизни!

– Ты о чем?

– А мне уже поведали кое-чего. Про рестораны твои, про дружбу с уголовным элементом…

– Это уже не уголовный элемент, – Лёдя с аппетитом ест котлету. – Это уже перековавшиеся бойцы революции.

Раздается стук в дверь, и в комнату заглядывает соседка Розочка с туго набитым узлом.

– Я извиняюсь, моя троюродная тетка Циля с Маразлиевской просила это к вам на сохранность покласть.

Клавдия изумленно наблюдает, как Розочка привычно заталкивает свой узел под кровать, под которой видны и другие узлы.

– Что это значит?!

– Дамочка, вы шо, с луны свалились? Или вы не знаете, что красные – как бандиты: тоже врачей и артистов не грабят? Вот мы и сносим свое добро к Лёде, дай бог ему здоровья!

Клавдия немеет от возмущения. А папа Иосиф неловко покашливает:

– Кхе-кхе… Роза, вы что, не узнаете… кхе-кхе… нашу Клавочку?

– Боже ж мой! – всплескивает руками Розочка. – Клава! А мы ж думали, ты за английского прынца выскочила!

Мама Малка решительно подталкивает Розочку на выход:

– Пойдемте, Роза, я имею вам что-то сказать!

Сгорающая от любопытства Розочка еще успевает обернуться в дверях:

– Клава, выходи на двор – посидим, побалакаем!

Когда дверь за соседкой захлопывается, Клавдия заявляет твердо:

– Чтобы больше всего этого я не видела! Ни бандитских подачек, ни укрывательства имущества от революции!

Ей отвечает негромко, но тоже твердо Лена:

– Мы вас, Клава, уважаем. Но Лёде нужно кормить семью. И вообще, всем надо как-то жить.

Клавдия и Елена обмениваются прямыми, не уступающими друг другу по решимости взглядами. Потом Клавдия говорит примирительно: