– Девятнадцать! От босяки! Копейку таки зажали!

Она сгребает монеты к себе в сумочку и осыпает Лёдю лавиной страстных поцелуев. Лёдя опять пытается освободиться из ее объятий. А девица сама вдруг прекращает бурное изъявление благодарности:

– Слухай, ты сбегай – может, они тебе и кошелечек мой вернут? Хороший же был кошелечек…

Лёдя не успевает ответить на эту наглость, как лицо его вытягивается от ужаса: к трамвайной остановке идет папа Иосиф со своим неизменным саквояжем в руке. Увидев Ледю в объятиях вульгарной девицы, папа останавливается, как громом пораженный. Отец и сын смотрят друг на друга. Девица, почуяв неладное, бочком-бочком исчезает. А папа растерянно бормочет:

– Лёдя?.. Как же ж так?.. Лёдя?..

Ничего удивительного, что дома Лёдю опять ждет грандиозный скандал. Папа Иосиф уже не бормочет, а гневно мечет тирады о том, что Лёдя – не сын Рокфеллера, и что поэтому он не может себе позволить кататься туда-сюда, Херсон-Одесса, швыряя деньги на ветер, да еще – совсем стыд! – чужие деньги дяди Ефима, и что вообще это какое-то божье наказание: в семье все люди как люди, а этот – артист!

Брат Михаил не ругает младшенького, а просто кивает в такт справедливым речам папы и выражает свое молчаливое презрение к уроду в семье. При этом он аккуратно вешает свой новенький – белый в синюю клетку – костюм на плечики, отряхивает его щеткой, смахивает пальцем никому не видимую пылинку, и помещает костюм в шкаф.

Это дает все основания папе указать на Михаила перстом и потребовать, чтобы Лёдя брал таки пример с брата: у него хорошая работа и от всех уважение, вот, на новый костюм себе накопил. Лёдя бурчит, что ему не нужен никакой новый костюм, что у него еще старый костюм – совсем как новый. Но папа пресекает все эти попытки уйти от сути проблемы и ставит вопрос ребром: в лавке Лёдя работать не хочет, а что же он хочет?

Лёдя, недолго думая, сообщает, что он хочет учиться на скрипке.

Брат Михаил лишь презрительно хмыкает и выходит из комнаты. А Лёдя, не обращая внимания на образцового брата, сам себя распаляет этой неожиданно для него самого возникшей идеей: да, он будет учиться на скрипке, и он выучится, и будет давать концерты, причем не только в Одессе, но и гастролировать – Москва, Париж…

Мама Малка, на протяжении всего разговора невозмутимо гладившая белье, ставит утюг, как точку, и сообщает:

– За Париж – я не знаю, а похорон и свадеб на век этого скрипача хватит. Нехай идет учиться к маэстро Гершбергу – он недорого берет…

Сосед по двору маэстро Гершберг, под дверью которого, слушая его скрипку, засыпал трехлетний Лёдя, действительно был известен тем, что брал за свои уроки по-божески и готов был начать обучение в любом возрасте.

Великовозрастный Лёдя изучает музыкальное ремесло у Гершберга в компании трех мальчиков в бархатных курточках и коротких штанишках. Все устроились на детских стульчиках, и Лёдины коленки – на уровне ушей.

– Дети мои, – вещает Гершберг, – основа музыки – это ноты…

– А, ноты! – отмахивается Лёдя. – Музыка – это чувства!

Маэстро снисходительно смотрит на него поверх очков:

– Без нот, дети мои, вы не сыграете никакого даже «Собачьего вальса».

В комнату заглядывает жена маэстро:

– Сема, там пришли! Еще одна сумасшедшая мамаша с худосочным дитем!

Гершберг выходит, бросив на прощание:

– Занимайтесь, дети мои!

Мальчики, уставившись в пюпитры, играют скрипичные этюды. А Лёдя, пытаясь разобраться в нотах, чешет в затылке:

– Китайская грамота! – И просит одного из мальчиков: – А ну, вундеркинд, сбацай этот этюдик!

Мальчик смотрит в ноты Лёди и играет.

– Ну-ка, ну-ка, – прислушивается Лёдя. – Так, что ли?

И довольно точно повторяет на своей скрипке услышанную мелодию. Мальчик показывает смычком в ноты.

– Все правильно, только тут не «до», а «до-диез».

– А, диез-шмиес! Лучше скажите, мне, хлопчики, кто из вас умеет барабанить?

Мальчики недоуменно переглядываются.

– Понял, шлемазлы! Барабанщик буду я. Мы сейчас сыграем, как на пляже в Аркадии!

Один из вундеркиндов робко возражает:

– А мама говорила, что я буду играть в консерватории.

– Ну, нехай в консерватории. Но в Аркадии!

Гершберг ведет по коридору мамашу в шляпке с цветами на полях и чистенького мальчика с набриолиненным пробором. Маэстро рисует перед гостями радужную картину:

– Сейчас вы будете иметь возможность наблюдать мой академический процесс. Предупреждаю: чтобы овладеть мастерством, нужна строгая дисциплина. Дисциплина, дисциплина и еще раз дисциплина!

Мама согласно и радостно кивает, сын тоскливо втягивает голову в плечи. Гершберг распахивает дверь комнаты и застывает при виде бурного веселья. Лёдя изображает темпераментного дирижера, вундеркинды жизнерадостно наяривают на скрипочках, а Лёдя еще успевает барабанить ладонями на табурете.

У Гершберга глаза лезут на лоб. Прилизанный новичок радостно сияет. Возмущенная мамаша тащит его прочь из комнаты.

Тем временем во дворе появляется юноша-посыльный из гостиницы «Лондонская» – в нарядной ливрее, с вышитым золотом названием отеля на фуражке. Он подходит к вечному старичку, греющемуся на солнышке.

– Скажите, где живет господин Утесов?

– Нигде, – отвечает старичок.

– Что значит нигде?

– Это значит, что здесь такой нигде не живет.

– Странно… – Посыльный сверяется с запиской, которую держит в руке.

Во двор выходит соседка Розочка с тазом выстиранного белья на крутом бедре.

– Кого вы ищете, молодой человек?

Вечный старичок обижается:

– Какая разница, кого он ищет, если я его не знаю!

– Я ищу Леонида Утесова, – объясняет посыльный. – Но, наверное, я ошибся адресом.

– Нет, это Лёдька Вайсбейн ошибся! – заявляет Розочка. – Причем на всю голову! Идемте, я вас провожу…

Маэстро Гершберг беседует с мамой Малкой на террасе возле их двери. А Лёдя стоит, понурив голову – похоже, это его самая привычная поза и самое привычное занятие: выслушивать нотации за свои безобразия.

– Мадам Вайсбейн, ваш сын – способный мальчик, ничего не могу сказать. Он играет с чувством, у него есть темперамент… Но он не желает учить ноты! А ноты – это основа музыки! Без нот вы не сыграете даже «Собачий вальс»…

– Мне не надо никакой вальс! – обрывает его мама Малка. – Вы столько говорите, что я теряю нить… Вы мне просто скажите: Лёдя играет на скрипке?

– Конечно, играю! – влезает Лёдя.

– Играть – это одно, а музыкальная грамота – это другое! – возмущается маэстро. – Понимаете, мадам Вайсбейн…

– Не понимаю! Играть он умеет?

– Конечно, умею! – опять влезает Лёдя.

Гершберг только закатывает глаза. Появляется Розочка с тазом белья и следующий за нею посыльный. Розочка им любуется:

– Смотрите, кто до вас притопал! Чистый херувимчик!

– Вы – мадам Утесова? – интересуется посыльный.

– Боже упаси! – отшатывается мама Малка.

– Я, я Утесов! – кричит Лёдя.

Посыльный вручает ему конверт:

– Вас ждут в номере-люкс гостиницы «Лондонская» для важного разговора.

– Номер-люкс? «Лондонская»? – Розочка вопит на весь двор: – Аня! Анечка! Что я имею вам рассказать!

Из своего окна высовывается могучая жена мясника Аня:

– Если вы, Роза, про то, шо Моня-сапожник опять напился и опять побил жену Симу, так я уже в курсе…

Лёдя мечется по комнате, лихорадочно пытаясь сообразить, что же ему надеть для ответственного визита в «Лондонскую». Там, небось, очень важные господа, а его старый костюмчик, хотя и совсем еще как новый, но в общем-то уже совсем старый, не то что Мишкин… Лёдя, ни секунды не колеблясь, распахивает шкаф. Там висит новенький – синий в белую клетку – костюм брата Михаила.

И вот уже Лёдя в этом шикарном, хотя и висящем на нем, как на вешалке, костюме стучит в солидную, инкрустированную золотом и с золоченой ручкой дверь люкса гостиницы «Лондонская».