Труп незнакомки, до неузнаваемости раздавленный грузовиком, доставили в морг медицинского института на опознание. В ту же ночь труп загадочно исчез. На мусульманском кладбище в пригороде Грозного появилась свежая могила.

Ближе к утру беспокойной ночи прапорщик Перевышко, переодев Соломию в пятнистую униформу, увел ее к себе на квартиру.

Здесь со вчерашнего вечера Соломию ждал Микола, не задремав ни на минуту, искурив две пачки сигарет. Надо бы сбегать в ближайший киоск — обзавестись куревом, но был приказ капитана-контрразведчика — не высовываться, не привлекать внимание жильцов. Мало ли кто может нагрянуть, тогда без стрельбы не обойдется.

Воронеж хотя и находится в глубинке России, но с начала боевых действий на Кавказе он стал прифронтовым городом, и каких только разведок сюда не присылают! Городские рынки наполнены гортанным кавказским говором. Торгуют наркотиками и оружием. Выпивохи могли предложить запчасть от военной авиации.

Вполне возможно, где-то уже интересуются украинками, сбежавшими из Чечни. Одну прооперировали в гарнизонном госпитале — теперь не скоро возьмет она снайперскую винтовку, а, может, и совсем откажется от оружия. Жива — значит, не убита. Второй раз киллер не промахнется.

Соломии предстояло из города исчезнуть, не появляясь ни на железнодорожном вокзале, ни в аэропорту. Никита на «москвиче» своего соседа по общежитию довез их до Конотоповки, а там — через лесопосадку — уже Украина. Оттуда до Сиротино — рукой подать.

Микола наивно полагал, что на самом краю Восточной Украины никто искать ее не станет. Но в небольших поселениях каждый новый человек, особенно чужой, от глаз людских не спрячется.

Российский номер на «москвиче» не привлек внимания — таких легковушек в течение дня здесь пробегает немало. Друг Миколы, агроном сельхозпредприятия, доставил молодых людей на железнодорожную станцию. Но прежде чем усадить их в пригородный поезд, агроном завел их к себе домой, где Соломия переоделась. Вечером путешественники были уже в Старобельске. В село добирались на грузовой попутке.

В сумерки вышли на свою улицу, и надо же — навстречу Леха Зема с мешком за спиной. В мешке похрюкивал поросенок, не иначе как с фермы предпринимателя Альберта Прудиуса. Зема своим единственным глазом, несмотря на сумерки, заметил, что Микола важно шел с незнакомой дамочкой. Дамочка крупная, походка уверенная, мужская, как будто шагает переодетый мужчина. На дамочке был темный плащ, вязаная шапочка прикрывала черные волосы. Лица не разглядел, но понял: женщина — не местная. Удивленный, остановился. Придерживая видавший виды мешок с поклажей, на всякий случай предупредил:

— Ты меня, Колян, не видел, я тебя — тем более, — и загадочно подмигнул, кивком головы показав на спутницу Миколы. А про себя отметил: хороша бабенка!

На том и расстались.

Человек с хрюкающим поросенком скрылся в переулке, Соломия спросила:

— Он — кто?

— Наш. Сельчанин.

— А поросенок у него откуда?

— От Прудиуса.

— И Прудиус ваш?

— А чей же еще?

— Значит, вы друг у друга?..

— Ты хочешь сказать, воруем? Ни в коем случае! Нам наша власть не дает зарабатывать — нет работы, так мы берем у ближнего, а ближний уже набрал у дальнего.

— Кем же был Прудиус раньше?

— В тюрьме сидел.

— А еще раньше?

— Руководил ОРСом.

— И за это его посадили?

— Друзей потерял.

— А потом?

— Потом нашел, но уже других. Его новые друзья доказали, что грехов за ним не водится. Власть другая: кто еще недавно сидел, тот уже стоял, притом крепко.

— Это как?

— Поживешь — узнаешь. Все, Соломийка, познается в сравнении. У нас в институте профессор говорил: «Сравнивай — и до всего дойдешь своим умом. Если он, конечно, у тебя есть».

— Я уже поняла: друзья — они разные: одни и на глубокой воде не дадут утонуть, другие и на мели утопят. Так?

— Конечно, так. И давно ты это поняла?

— Когда была там. — Кивком головы показала в пространство.

Микола взглянул на любимую счастливыми глазами. Соломия увидела в них звездное небо, такое, как три года назад, когда он провожал ее на квартиру пана Шпехты. В тот сентябрьский вечер она прилетела из Сараево, где целый месяц натаскивала каких-то мусульман. Молодые рослые ребята (по говору, черкесы из Болгарии) готовились к соревнованиям по пулевой стрельбе. За месяц они сожгли не одну «цинку» патронов, но метко стрелять она их все-таки научила. Стреляли эти ребята не при солнечном свете, а при убывающей луне, когда мишеней почти не видно. Соломия недоумевала: такое упражнение раньше не отрабатывали. Это в армии учатся стрелять при ограниченной видимости, армейские снайперы учатся стрелять на звук — такая у них специфика работы.

В спецкоманде всему научат.

Учили и Соломию, когда она готовилась к поездке на Ближний Восток. На какое-то время командировка была отложена — наступило перемирие, и в наемницах нужда отпала.

Но не отпала нужда в деньгах. Отец писал: есть возможность увеличить стадо элитных бычков, но для выпаса нужна земля, а бывшие колхозные земли теперь продаются. И нанимать пастухов становится все трудней: добросовестные ушли на пенсию — кто спился, кого одолели болезни, многих отвезли на кладбище. Молодежь уже рублем не заманишь, молодые требуют «зелень» или наркоту. А наркоманы — та же саранча, только похуже.

В этой командировке Соломии обещали заплатить хорошие деньги. Она готовила молодых мусульман, им предстояло выполнить какое-то важное задание.

Последняя ночь на полигоне надолго запомнилась. На темном осеннем небе было много звезд. С разных уголков летели метеориты. Казалось, это падают звезды, и каждая — это чья-то душа, улетающая в рай.

В ту сентябрьскую звездную ночь кто-то из парней по-русски произнес: «Так и наши души сгорят бесследно».

Соломия догадалась: эти ребята недавно из России. «А мне мозги пудрили: мы — из Болгарии».

Уже вернувшись во Львов, она узнала, что эти ребята, как сообщило радио Белграда, напали на конвой, пытались отбить у сербов своих сообщников. Завязалась перестрелка. Для кого-то это был первый и последний бой, кто-то утонул в Дунае. О подробностях неравного боя радио умолчало.

Месяц напряженной учебы никому не принес радости: ни этим молодым черкесам, которые учились убивать ночью, ни их инструктору — не заплатили за сверхурочную работу.

И все же Соломия испытала счастье, когда после месячной разлуки увидела Миколу и почувствовала, как сильно его любит! Такое звездное небо можно было увидеть только в глазах любимого.

После короткой передышки был чеченский кошмар. Полевому командиру Абдурханову разрешалось все, запрещалось только насиловать наемниц — насильников карали смертью. Но никто даже мысли не допускал, чтоб героя Ичкерии судить по законам шариата. И когда было установлено, что наемница пощадила русского генерала — дважды промахнулась, кое-кто посчитал, что это случайность, подвело оружие. Но Абдурханов этому не поверил и отвел на Соломии душу. Когда ее, избитую, измордованную, отвязали от кровати, садист пообещал дать ей свободу, но только пообещал.

Благодаря чеченцу Окуеву она сбежала к русским, захватив с собой подругу. За неделю до побега Ядвига Корниловская заметила, что Соломия беременна. Каким-то чудом узнал об этом Абдурханов, мужчина женатый, но бездетный. Он уже питал надежду, что украинка родит ему наследника. Бездетную жену он заставит признать чужого ребенка.

Ребенок будет, как и его отец, мусульманской веры, верный Аллаху. Когда сыну исполнится семь лет, он отправит его учиться в Арабские Эмираты. Знакомый мулла сделает ему обрезание, и тогда никто не скажет, что родила его украинка. Но беременная украинка вдруг исчезла, не оставив никаких следов.

Микола отошел от калитки, в темном закутке наступил на какую-то железку, похожую на обрезок газовой трубы, и калитка сама открылась.

— Прошу, пани.