И Микола говорил не так, как говорило большинство жителей Львова. Она узнала, что он из Донбасса, а Слобожанщина — это северный Донбасс. Там, по словам адвоката Шпехты, живут русские. Русских Тарас Григорович Шевченко называл москалями. Москали в Галичине натворили много бед, и за это им нет прощения. Русских так много, что от них трудно будет избавиться. Поэтому украинцу тот друг и брат, кто точит зуб на Россию. Своим друзьям и союзникам надо помогать.

О том же говорила и Ядвига. Это она ее познакомила с Гуменюком. А Гуменюк ее познакомил с Миколой. Так ненавязчиво образовалась группа любителей стрелкового спорта.

В стрелковый тир Зенона Мартыновича Гуменюка Микола Перевышко впервые пришел ранней весной. Институт, в котором он учился, готовил для соревнований команду стрелков. Для пристрелки оружия потребовался мастер. Микола предложил свои услуги. Он с детства любил это занятие, наверное, с того момента, когда из колодца отец достал винтовку и привел ее в божеский вид. И первый выстрел Микола сделал из этой винтовки. Отец не знал, где сын раздобыл патроны. А патроны тайком продавал Леха Зема, а Лехе привозил из Луганска один знакомый умелец, наладчик патронного завода.

Вот Леха-то и узнал, что у Андрея Перевышки есть доставшаяся ему с войны винтовка, но постреливает из нее только Микола. Стрельбище себе он облюбовал в карьере, где добывали мел.

Миколу Леха выследил, но не для того, чтобы настучать в милицию. Стрелок Леху интересовал как покупатель боеприпасов. И все же кто-то донес: дескать, в карьере слышали винтовочные выстрелы, но кто стрелял, установить не удалось. Подозревали братьев Пунтусов.

К Алексею Романовичу Пунтусу милиция нагрянула с обыском. Искали винтовку, а нашли «шмайссер». Это была вещь покойного Романа Евсеевича. В войну он был связным партизанского отряда. После освобождения села от немцев Роман Евсеевич много чего припрятал. У него была власть: он был сначала назначен, а потом избран председателем сельсовета, а когда сельсовет укрупнили, стал председателем колхоза «Широкий лан».

«Шмайссер» был спрятан вроде бы надежно (Роман Евсеевич — крестьянская жилка — все делал крепко, добротно). И все же сыщики нашли: у них был миноискатель…

Тогда милиция не заглянула во двор Андрея Даниловича. И соседи заявили: там и искать нечего. В тот раз судьба улыбнулась Перевышкам. Никита к оружию был равнодушен, а вот Микола всегда мечтал стрелять. И потому во Львове оказался прилежным учеником Зенона Мартыновича.

Сплоченность группы была проверена под вековыми дубами Стрийского парка.

…На него набросились внезапно, когда он уже выходил из ворот. Он успел увидеть, как от площади Богдана Хмельницкого отдалялся сияющий огнями трамвай. Только и подумал: «Не успели мы…».

Миколу ударили чем-то тяжелым по голове. Но на ногах он удержался. В следующий момент с его плеча стали срывать зачехленные винтовки. Он заметил: нападавших было трое. Заученным приемом отскочил в сторону. Нападавшие оказались у него уже не за спиной, а перед ним. Правой, свободной рукой, первого подбежавшего он ударил по переносице, забыв, что в это мгновение надо было выхватить газовый «вальтер». Гуменюк дал ему оружие именно для такого случая.

Он помнил, что сзади идут девушки. Они увидят потасовку, позовут милицию. Но милицию, да еще в темном парке, вряд ли найдешь. Здесь обычно по вечерам прохаживается военный патруль. За высоким каменным забором — воинская часть. Если военные увидят, что дерутся гражданские, разнимать не станут. Были случаи, когда в поножовщину вмешивались военные патрули, и потом на них списывали вину за ножевые ранения. Тогда и появилось устное распоряжение коменданта гарнизона: «Дерутся — не вмешивайтесь. У них свои разборки. Это крутые между собой чего-то не поделили. Вам делить нечего. Без вас поделили. Ваше дело — защищать военнослужащих. Кое-кто по старой памяти считает, что мы еще советские».

Микола надеялся только на себя, на свою силу и сноровку. Когда-то отец — Никита и Микола были еще подростками — показал им несколько приемов самозащиты. Один из приемов усвоили они сразу: это — ломка руки в локтевом суставе при помощи своего плеча. В армии этому приему Никита научил всю роту.

Но не забыл отцовский прием и Микола. Теперь довелось его вспомнить. В этот момент он опасался одного: лишь бы не пырнули ножом. Его били по рукам каким-то деревянным предметом, пытались повалить на землю, но он мертвой хваткой держал ремни брезентового чехла. Ему бы на несколько мгновений разжать пальцы, чтоб выхватить «вальтер», но тогда грабители убегут с винтовками.

Грабители материлась, учащенно дышали. Микола отбивался молча. Он еще надеялся, что девушки позовут на помощь, звать самому — позорно. Но как долго он продержится?..

И вдруг он почувствовал, что нападавших поубавилось. Схватка завязалась рядом. Он на секунду выпустил ремни, схватил грабителя за руку, повернулся боком, заученным движением подставил его руку под свое плечо и — рывком кинул через себя. Раздался глухой хруст — и душераздирающий крик. Давно он не слышал подобного крика.

А из-за кустов зовущий голос:

— Микола!

— Я тут, Соломия!

Не выпуская из рук зачехленных винтовок, он бросился на знакомый голос. Здесь, на опушке парка, было чуточку светлее. Сквозь пелену дождя и тумана сюда пробивался свет окон ближайших домов.

Соломия коленкой прижала к земле одного из грабителей. Рот ему забивала прошлогодними листьями.

— Ядя с тобой? — спросил встревоженно.

— Где-то тут, — ответила Соломия и к Миколе: — Что ж ты не стрелял? У тебя же пистолет.

Оправдываться было некогда. Его сейчас заботила Ядвига.

— Ядя!

В ответ — молчание. «Убежала», — с облегчением подумал о подруге. Он достал пистолет. Хотел выстрелить, чтобы Ядвига услышала, но сколько ни нажимал на спусковой крючок, напрасно. Догадался: пистолет на предохранителе. Принялся ощупью искать предохранитель.

Соломия, видя, что Микола возится с пистолетом, а грабитель, которого она держала прижатым к земле, уже силится подняться, повелительно отобрала у Миколы оружие, выстрелила грабителю в лицо. Сделала еще два выстрела. Ядвига не откликнулась.

Ее нашли в придорожной канаве. У нее была разбита голова и глубоко разрезана грудь. Под ней уже темнела лужа крови.

«Скорую» вызвали жильцы ближайшего дома. Врач, неторопливый в движениях пожилой мужчина, разрешил Соломии сопроводить подругу в больницу. Соломия попросила Миколу отвезти винтовки домой, назвала адрес: Тургенева, 17, квартира на третьем этаже.

— Дом недалеко от собора Святого Юра. Если Варнава Генрихович в отлучке, открой квартиру. Вот ключи. И дождись меня. Обязательно дождись. А замок с хитростью: два оборота слева направо, потом один оборот справа налево.

Микола молча кивнул: этот секрет он знает с детства. Так рыбаки примыкают к прибрежным вербам свои дубки, чтоб не угоняли любители погарцевать на плесе. И Микола угонял неоднократно: с лодки ловил удочкой рыбу. Нарыбалившись, лодку возвращал на место.

С зачехленным оружием Микола направился к трамвайной остановке. Конечно же, он Соломию дождется. Как же иначе? Не уйдет же он с ключами?

Он чувствовал себя виновным. Сердце учащенно стучало: позор! Позор! И как бы себя оправдывал: вот тебе и город Левы, самый тихий на Украине…

«В тихом болоте черти водятся. Это о Львове сказано. Да, нехорошо получилось. Лучше б меня пырнули ножом… Не защитил девчат. Как я буду смотреть в глаза Зенону Мартыновичу?» — подумал о Гуменюке. Было оправдание, что газовый пистолет — это игрушка. К тому же незнакомой конструкции…

Микола выбежал на площадь. Хотя… какая это площадь? Площадка размером с футбольное поле. В Сиротино выгон в десять раз больше. Такси поблизости не оказалось. Чтоб не терять время, пришлось ехать на трамвае.

По указанному адресу добрался нескоро. В этом доме раньше он не бывал. Но улица знакома. Сюда студенты приходили митинговать. Здесь на какой-то квартире жили прикомандированные писатели, приехавшие из Москвы. Студенты выкрикивали: «Геть москалив! У нас своих пысьменникив достатно!»