— Будет любовь, разумеется, взаимная, я и за скотника свою дочку отдам. Живите, плодитесь, но прежде всего себя в работе показывайте. И среди скотников есть люди. Сам в молодости быкам хвосты крутил. Пусть мать расскажет…

Мать, на веранде убиравшая со стола, забежала в спальню, когда отец уже опустил плетку. Заступаться за сына не рискнула: вдруг Алексей Романович в порыве гнева вспомнит, откуда у нее дети, на каких таких курортах зачала?..

До окончания школы Клим и Никита враждовали. Потом Никиту забрали в армию. Клим тоже долго в селе не продержался. За драку в станционном ресторане схлопотал два года химии. Вернулся домой, когда с перестройкой уже было покончено, повсеместно по указанию Киева разоряли села, каждый колхозник получал земельный пай, на нем или сам веди хозяйство, или сдавай в аренду. Клим трудился в команде отца. С женитьбой у него ничего не вышло — баловался наркотиками. А за наркомана могла выйти замуж разве что наркоманка. Наркоманок в Сиротине пока еще не было: чужие в село не ехали, своих не завели.

Доходили слухи, что и Никита еще не женился, а исправно служит в Российской армии. Возвращаться на Украину не собирается…

К утру добрались до Воронежа. Сопровождавшая иномарка отстала. Заехали по адресу. По соседству оказалась воинская часть. В серой кирпичной пятиэтажке ютились офицерские семьи.

В квартире номер три, на первом этаже в первом подъезде, куда следовало обращаться, проживал отставной подполковник — высохший, седоусый, отдаленно напоминал кавказца, хотя фамилия у него была русская — Исаев. Имя-отчество тоже указывало на русское происхождение — Семен Семенович. Запоминалось легко.

Из его отрывочных объяснений Микола понял, что подполковник Исаев служил когда-то в Грозном, в училище МВД преподавал партполитработу. Потом был инструктором политотдела спецчастей. В настоящее время оказывает гражданам ритуальные услуги.

— Устали, небось?

— Нам бы немного вздремнуть, — признался Микола.

— Хорошо. А пока взгляну, что везете.

— А что смотреть? Гроб везем, — сказал Илья.

Ему хотелось поесть не в раскаленном железном уазике, а где-нибудь в холодочке, и чтоб мухи не надоедали.

— Я знаю, что гроб, — сказал отставник уставшим голосом. В его словах слышался кавказский акцент. Последнее слово он произнес гортанно, как будто выдохнул.

По его указанию Микола подогнал машину к гаражам, где не было ни души. Все гаражи были закрыты на внутренние замки. Подъезды к ним заросли травой.

— Гаражи пустые?

— Почему же? Хозяева вернутся — откроют. В командировке хозяева.

— Судя по зарослям, давно в командировке, — покачал головой Илья. — А кое-кто совсем не вернется.

— Все может быть, на то она и жизнь, — устало отозвался отставник. Он молодцевато забрался в салон, принялся придирчиво осматривать роскошно сработанное изделие. Тщательно осмотрел уголки. Не обошел вниманием и крышку гроба. Крышку подержал в руках, убедился, что она не так уж и тяжела, как может быть тяжелой ДСП. Фалангой указательного пальца простукал днище. Илья не удержался от едкого замечания:

— Опасаетесь, что мертвец выломает?

— Все может быть, — повторил отставник и спать разрешил рядом с машиной в кирпичном гараже.

Здесь стояли впритык пять раскладушек, заправленных по-солдатски, с ватными тюфяками, верблюжьими одеялами. На подушках свежие наволочки.

— Да никак это гостиница! — воскликнул Илья.

— Все может быть, — сказал отставник. — Отдыхайте до семи вечера. Питание, как мне доложили, у вас имеется.

— А почему до семи? — спросил Микола. — Мы готовы будем тронуться уже часа через три. Вы должны дать нам какую-то бумажку.

— Вам принесут пропуск. С ним вы проследуете до Гудермеса.

— Так за чем задержка?

— Пропуск выдает комендатура, — и принялся объяснять, почему нельзя торопиться. — Подписывает главный комендант района, иначе вас в пути задержат. Начнут выяснять, что за покойник и зачем ему такой шикарный гроб. А если он гражданское лицо, то могут и конфисковать. Оттуда даже полковников мы вывозим в обыкновенных деревянных ящиках. Здесь их перекладывают в приличную тару, хоронят на городском кладбище. Там у военнослужащих свой сектор. Или отправляют на родину. Вашего клиента, по всей вероятности, востребовала родня. Он кто?

— Журналист.

— Вот видите, и журналистов не жалуют… А может, оно и правильно. Развели демократию. Пишут все, кому не лень, и всё, что взбредет в голову. Я, когда преподавал партполитработу, предупреждал курсантов: не лезьте в журналистику, благородной службы не получится. А вот от командирской службы не увиливайте, в работе усердствуйте, и тогда о вас будут писать с восторгом.

— А если служба сикось-накось? — Илья не мог смолчать.

— Все может быть.

Отставник оказался разговорчивым. И неудивительно, все-таки бывший политработник. А они, как известно, словоохотливые.

Когда отставник удалился, чтоб ребята поели и немного поспали, Илья придирчиво оглядел гараж, напоминавший гостиничный номер. Здесь было уютно и прохладно.

— Укромное место для террористов. Ты заметил, Микола, хозяин-то вовсе не русский.

— А кто же?

— Кавказец. «Может быть, может быть». — Илья передразнил отставника. — Когда-то я взял у Юльки книжку. Там было про японского шпиона. Шпион изображал из себя русского офицера, инвалида. Инвалид ходил по штабам, требовал увеличить ему пенсию, а сам вынюхивал, чтобы узнать что-то важное и передать в Японию… Ты заметил, Колян, и этот отставник похож на японца, а может, на чеченца.

Микола, выкладывая из сундучка продукты, хмыкнул:

— Тоже мне, наблюдатель… Сравнил Японию и Кавказ… Да если что чеченцам надо, они купят любой секрет. Никита говорил: завтра наши будут минировать, а они с ночи туда своих снайперов…

— Ты, Колян, на что намекаешь?

— На то самое.

— Тогда мы долго будем гробы перекладывать. Раньше таким, как мы, желали: возить вам — не перевозить. Впрочем… это уже гробовая политика.

— Ляд с ней, с гробовой политикой… Давай завтракать.

Завтракали без аппетита, доедали вареную индейку. В знойную погоду она быстро стала припахивать. Прикинули: дорога только начинается, да в Гудермесе попридержат, выписывая пропуска, индейка совсем испортится. А покупать продукты Зенон Мартынович не советовал. С ним был согласен и Алексей Романович. Кто воевал в Афганистане и вернулся оттуда живым, рассказывает всякие ужасы. Так что не ешь и не пей чужое, и тогда к тебе никакая зараза не пристанет, а еще не пользуйся чужой посудой. Кто не слушался командира, тот пожалел.

А Зенон Мартынович разве не командир? Хотя, если разобраться, для Миколы он никакой не командир. Но Соломия перед ним как солдат перед старшиной. И получалось, что и Микола, как солдат. Зенон Мартынович уже крепко взял его за душу, а душа его принадлежала Соломии.

Только в шестом часу, в предвечернее время, около гаражей появился отставник. Он принес обещанный пропуск, предупредил: в пути при всех обстоятельствах вести себя спокойно, документы предъявлять по первому требованию патрульных, уметь вести непринужденный разговор, как будто перед вами ваши давние знакомые. Крышку гроба сдвинуть, чтоб на КПП было видно, что в гробу нет контрабанды.

— Это чтоб мигранта под видом мертвеца?.. — прикинулся простачком Илья и выразительно посмотрел в глаза отставнику, пытаясь окончательно убедиться, что перед ним действительно кавказец.

— Все может быть.

Отставник не разрешил выезжать на улицу раньше указанного времени.

— Чтоб не было крушения? — съязвил Илья.

— Считайте как хотите, а изделие должно быть доставлено точно в срок. Вас разве не инструктировали?

— Кто?

Выехали, как и вчера, на ночь глядя. Ночная езда для водителя утомительна. Но секрет был в другом. Оказывается, ночью уазик с украинскими номерами меньше привлекает внимание. Так, по крайней мере, объяснил отставной подполковник. Украинским водителям приходится чаще раскошеливаться, даже если с их стороны и нет нарушений. Теперь Украина не просто соседняя республика, а соседнее государство, таможенные сборы — чуть ли не главная статья пополнения украинского бюджета.