В эту ненастную ночь Юша проявил удивительную расторопность. С вечера он уже побывал у Соломии, принес ей плащ-накидку. Ему удалось обойти стороной старика-охранника. Тот под шум дождя спал под навесом, сторожил не снайпера, а проход к снайперу. Юше пришлось сделать километровый крюк, чтобы выйти на окоп, в котором затаилась Соломия.

Он подкрался так тихо, что она не успела схватиться за кинжал, испуганно ойкнула. Он стиснул ей руку, шепнул запахом дешевой сигареты:

— Я — от Ядвиги.

— Юша?

— Он самый. Думала, федерал? — Юша улыбнулся, обнажая зубы белого металла. Когда-то на трассе Воронеж — Миллерово, уходя от погони, он налетел на телегу. Юша лишился двух передних зубов. С тех пор мотоциклы он менял неоднократно, но такой, как «Ява», больше ему не попадался — то была сильная, надежная машина. Он объездил на ней все Ставрополье, выискивал отары, как волк, хватал овец. С годами у него развилась волчья хватка.

Пригодилась она и теперь для преодоления переднего края. Несколько раз он был проводником. За небольшие деньги помогал своим землякам избежать ареста, когда тех разыскивал Интерпол.

В эту ненастную ночь он меньше всего думал о заработке: нужно было спасти украинских девушек от продажи в Эмираты. Что касается угроз лишить их жизни, в это он не верил: слишком они хороши, чтобы отправлять их на тот свет.

Ближе к рассвету он увел девушек в «мертвую зону», старика-охранника на всякий случай связал, из автомата вытащил затвор и бросил под куст как ненужную железку.

Один раз Юшу остановил патруль. Старший патруля спросил пароль. Юша назвал:

— Аллах справедлив.

Последовал отзыв:

— И милосерден.

Патрульным показалось подозрительным, что он не один.

— Почему с тобой женщины?

— Это снайперы. Веду на усиление «мертвой зоны».

— Юша, до рассвета не успеешь.

— Успею, — заверил патрульного и к женщинам: — Не отставать! Шире шаг! — Юша подавал команды как заправский русский сержант. Когда-то, в Советской армии, он учился в полковой школе, но его отчислили по состоянию здоровья, хотя, глядя на него, не скажешь, что солдат болен, он всего лишь страдал плоскостопием — в горах с таким недугом не служат.

— Не замечаю бодрости! — и смотрел как на виновниц глазами, готовыми испепелить неверных.

Бедная Соломия еле передвигала ноги. Она и рада была бы прибавить шаг, но из нее плетью выбили последние силы. А вот Ядвиге, несмотря на побои, можно было только позавидовать — Ядвига держалась молодцом. Она чуть ли не тащила на себе подругу, не давая ей останавливаться. Да и Юша подгонял ее ободряющим взглядом. Он нес два рюкзака и автомат Ядвиги. Он молил Аллаха: только бы их не заметили по дороге к доту, благополучно дойти бы до бруствера и свалиться в глубокую траншею. А там — будь что будет…

Дождь то усиливался, то ослабевал, двигаться надо было быстрее — подгоняло приближение рассвета.

Их, конечно, заметили издали, но поднимать шума не стали. Включенные на всю ночь приборы ночного видения давали четырехкратное увеличение, позволяли рассматривать не только все минное поле, но и дальние подступы к нему. Наблюдатель доложил:

— Вижу три фигуры. Не маскируются.

И вот уже команда всем постам:

— Усилить внимание.

Чеченские боевики — воины искусные. У них в крови азарт переигрывать противника, часто это у них получается, особенно там, где несут дежурство молодые контрактники. Но уже и контрактники многому научились у чеченцев.

Тем временем наблюдатель докладывал:

— Один из них — наш знакомый.

В первом, навьюченном двумя рюкзаками и уверенно шагавшем, по осторожной звериной походке наблюдатель безошибочно узнал неутомимого Юшу Окуева.

— Товарищ капитан, к нам приближается Юша. С ним — двое, по всей вероятности, женщины.

В траншее их уже поджидал капитан-контрразведчик с двумя автоматчиками. В этом случае осторожность не помешает. Нередко к перебежчикам пристраивались охотники за языками. В траншее вспыхивал скоротечный бой. Охотники хватали жертву и, не дав ей опомниться, с мешком на голове тащили к себе.

Но если идут с той стороны в ночное время, притом с проводником, хорошо знающим местность, это, как правило, означает передачу пленников, выкупленных за деньги у полевых командиров, и люди Масхадова об этой сделке ничего не знают. У бизнеса на крови тоже есть свои секреты; многие командиры зарабатывают, как могут.

Вслед за контрразведчиком появился врач: не хватало еще с той стороны получить заразную болезнь. Но так как перебежчиками были женщины, капитан-контрразведчик из дивизионного госпиталя затребовал женщину-врача, а Юшу попросил задержаться до следующей ночи.

— Не могу, товарищ капитан, у меня там связанный старик.

— Он тебя узнал?

— Не мог знать. Я на него сзади мешок надел. На солнцепеке задохнется. Уже светает.

— Что за женщины? — торопил капитан.

— Пленницы. Отправлялись на соревнования… В Грузии их задержали. Заставили мал-мала поработать на Ичкерию.

— Может, они добровольно?

— Нет! У них приказ от начальника. Он живет во Львове. Я этих женщин водил к нашему командиру, и львовский командир по радио им сказал: надо нашим друзьям оказать помощь.

— Вы лично слышали, что он сказал: надо мал-мала поработать на Ичкерию? — допытывался капитан.

— Точно так… — Юша поклялся Аллахом. — Наши друзья ему поверили…

— Ладно, потом разберемся.

— Товарищ капитан, прошу, не держите меня. Узнают, что я к вам отвел женщин, мне горло, как барану…

Капитан колебался недолго. Мобильником не воспользуешься — ичкерийцы перехватят разговор, и тогда они уже не подумают, что наемниц выкрали федералы.

Согласовывать было некогда. Капитану решать самому — это его агент, и терять ему надежного агента весьма нежелательно.

Чеченцам, как и русским, больше присуще чувство патриотизма, чем представителям Центральной Европы. Там придерживаются известного принципа: кто больше заплатит, тому и служат. Наполеон Бонапарт учитывал особенности этих народов, когда соблазнял поляков на легкую добычу в России. Чеченец — человек гордый, для него убеждение — руководящее правило. Он, если ненавидит русского, который ограничивает его свободу, сражается, применяя весь арсенал коварства и хитрости, но если в русском он почувствовал к себе дружеское расположение, считает себя русским, и враг у них уже один; соратник соратника не предает, ограждает от неприятностей.

— Ладно, — сказал капитан, — с женщинами мы разберемся…

Офицер раздумывал недолго.

— Ты прав, свое горло надо поберечь. Спасибо, Юша.

Капитан пожал Окуеву руку, и чеченец исчез в потоке дождя. Как напоминание о нем в доте остались два рюкзака, две продрогшие, вымокшие до нитки женщины и одна снайперская винтовка как трофей маленького чеченца, который уже не первый месяц, рискуя жизнью, помогает федеральным войскам закончить братоубийственную войну, не нужную ни народу России, ни народу Чечни.

По данным ичкерийской агентурной разведки — сведения поступили от подполковника Российской армии, грузина по национальности, военные контрразведчики за ним уже установили наблюдение, — был сигнал, что он ищет контакт с грузинскими спецслужбами, а те, в свою очередь, связаны с американцами. Американцы могут хорошо заплатить, если оказать услугу Ичкерии.

Контрразведчику предстояло допросить перебежчиков, но из штаба армии поступило пожелание: дать женщинам отдохнуть и оказать медицинскую помощь. Ядвигу поместили в изолятор: у нее на теле оказались открытые раны; Соломию увела к себе женщина-врач, предварительно переговорив с капитаном-контрразведчиком.

— Особо не откровенничайте, — предупредил тот, — и ни о чем не расспрашивайте. Дайте ей выспаться, вниманием и лаской расположите к себе. Объясните, что мы не враги, еще недавно были гражданами единого великого Советского Союза… Словом, не мне вас учить. Во второй половине дня приедет один ее знакомый, пусть побеседуют. Это националисты задурили ей голову, делают из нее врага России. Помните эстонку, родственницу посла, которую мы задержали в нейтральной зоне?