Но зато была деревня, сейчас заснеженная и как будто уснувшая под белым покрывалом снега, но все равно такая близкая и родная. Были ее рукописи и мечты. И старушки в Горновке, которые так привязались к ней. И еще Машка, мысли о которой не давали девушке покоя. По совести, и она это отчетливо осознавала, ребенка не надо было отдавать. Она могла бы оставить ее в Горновке, если бы не послушалась тогда Дороша.
Впрочем, дело ведь было не только в нем. Она и сама боялась. Боялась ответственности, боялась не справиться. Боялась недостаточно любить, хотя и сама не смогла бы объяснить, как это — любить достаточно. Проще было отвечать только за себя, сложнее за других.
Ребенок по-прежнему находился в детском отделении районной больницы. Злата была там как раз перед Новым годом, и даже сейчас при воспоминании о маленькой девочке, всеми покинутой и никому не нужной, сердце сжималось от жалости. Маринка вот уже три месяца лежала в могиле, а Сашку осудили на пятнадцать лет строгого режима.
Была еще и работа. Правда, сейчас девушка с трудом представляла, как сможет поехать туда и, перешагнув порог школы, встретиться взглядом с Мариной Александровной. Вот было бы здорово никогда больше туда не возвращаться.
Злата долго еще сидела у окна в ту новогоднюю ночь. Чуда, волшебства, магии, которой обычно ожидают в Новый год, не произошло. Но к концу этой ночи Полянская твердо решила начать все сначала, перевернуть эту страницу, забыть и жить дальше. Боль придется осилить, грусть переплакать и вынести все, посланное судьбой.
И уж конечно, в ту ночь Злата Юрьевна Полянская, погруженная в собственные переживания и обиды, не могла подумать, что жизнь не всегда дает все в идеале, как мечтается или хочется. И любовь, она тоже бывает разной. Измерить ее, определить силу, мощь или жар вряд ли кому под силу. Никто не властен над собственным сердцем.
Дорош Виталий Алексеевич ведь тоже не подозревал те в тридцать пять лет влюбится, как мальчишка, имея при этом жену и сына, но не имея достаточной смелости и решительности. И не только Злате в ту новогоднюю ночь было плохо. Окруженный толпой гостей на праздничной вечеринке в честь Нового года, смеясь и разговаривая, Дорош вместе с тем все время думал о Злате. Глядя на себя как будто со стороны, мужчина не понимал, зачем он здесь. Ведь на самом деле ему было совсем не весело и хотелось уйти. Этой вечеринкой, где собрались «сливки» их предприятия, он хотел порадовать жену, да и самому ему было интересно побыть здесь, ведь это был первый праздничный банкет на работе. А завтра сразу же после обеда он уехал бы в Горновку к Злате… Теперь не придется снова врать жене и ближайшие пару дней они проведут здесь всей семьей. И снова он тянулся к рюмке с водкой и продолжал улыбаться…
Злата поздно легла той ночью, вернее, уснула она уже под утро. Разбудил ее дребезжащий звук домашнего телефона. Нехотя выбравшись из теплой кроватки, девушка прошлепала и прихожую.
— Алло! — чуть охрипшим ото сна голосом сказала она, поднеся телефонную трубку к уху.
— Златулечка, з Новым годам цябе!
— Баб Мань, и вас! — девушка слабо улыбнулась. — Здоровья нам, большого и крепкого! Смотрите мне, живите долго еще!
Баба Маня засмеялась.
— Ну, буду, канешне! Куды ж дзявацца! Ну, як ты там? Прыехау, мо, хто?
— Нет, что вы, баб Маня! Никто не приедет, а я вообще только встала!
— Тэлявiзар, мо, ноч глядзела?
— Ну да! Президента послушала, потом концерт…
— Во, я тоже. Казау штось, а што — я i не разабрала… Тады дзеукi мае званiлi, паздраулялi, а тады я i спаць пайшла, нiчога харошага па тэлявiзару не было. Ну, а што рабiць будзеш зараз?
— Ну…
— Там Hiнa ка мне зараз прыйдзе i Цiмафееуна, i ты прыходзь. Чаго табе дома сядзець адной, калi нiхто не прыедзе… Пасядзiм, празнiк адмецiм…
— Я приду обязательно! — с легкостью согласилась девушка. — Только сейчас приведу себя в порядок и прибегу!
— Ну i добра тады!
На том они и простились. Полянская быстренько умылась, причесалась, оделась, собрала подарки, завернула карпа с овощами, к которому вчера так и не притронулась, и еще кое-что из холодильника, прихватила бутылку белого вина и уже у самых дверей вспомнила, что и родителям следовало бы позвонить и поздравить с наступившим годом.
На улице было морозно и солнечно, прямо как у поэта, только девушка почти не обратила на это внимания. Она быстренько пробежала до дома бабы Мани, захлопнула за собой тяжелую железную калитку и поднялась по ступенькам крыльца. Злата еще в окошке увидела, что баба Нина и Тимофеевна уже пришли, поэтому, нацепив на лицо улыбку — как же без нее в первый день Нового года — распахнула дверь.
— А во i Златуля прыйшла! — обернулась к ней баба Нина. — А мы тут стол уздумалi выцягнуць. Баба Маня кажа, не памесцiмся у закутку.
— А што? Гуляць дык гуляць! — засмеялась баба Маня, выглядывая из-за занавески, которая разделяла большую кухню как бы на две зоны — рабочую и парадную. Злата всегда завидовала кухне бабы Мани, большой, светлой и просторной, у нее ведь кухня была маленькой и темной. — Праходзь, Златуля, раздзявайся, я шчас во тут катлет з печы выцягну, а там ужо на газу i бульба зварыцца! Вон, вешай надзенне сваё на вешалку ды сядай.
Злата быстренько стащила с себя старый пуховик, расстегнула замки на ботинках и заглянула к бабе Мане за ширму.
— Может, вам помочь? — спросила она.
— Да не. Во бярыце тарэлкi ды румкi на стол стауця. Тут Цiмафееуна мая здурэла зусiм, вон прыпёрла чагось цэлы пакет…
— Я тоже здесь кое-что принесла, — смущенно улыбнувшись, поведала девушка.
— Нашто? — всплеснула руками баба Маня. — У мяне яды на цэлую араву нагатоулена, хто усё есцi будзе?
— Мы и поедим. Вот сейчас выпьем и поедим. А то ведь мне как-то одной и есть не хочется…
— Ну, добра тады! Стау на стол.
— Ой, я еще забыла…
Девушка полезла в пакет и достала оттуда три свертка, в которые были завернуты платки, яркие, красивые, нарядные И баба Маня, и баба Нина, и даже Тимофеевна такие носили. И Злата знала, что им будет приятно. Ее покойная бабушка приходила в восторг от этих платков.
— А это вам небольшие подарочки к Новому году! — сказала она, поочередно раздавая подарки.
— Златулечка! — воскликнули бабушки все втроем. — Да не трэба было! Куды нам старым падаркi?
— А что? Праздник все же! Все-все, берите, не отказывайтесь!
— Ну, а нам i няма табе чаго падарыць…
— Мне ничего не надо! Ой, пожалуйста, берите, и все!
— Дзякуй табе, Златуля! I дай бог табе здароуя! — сказала баба Маня.
— I жанiха харошага! — добавила баба Нина.
— Цiмафееуна, а што гэта твой Аляксей забыуся пра нас? Ён жа Злаце у жанiхi набiвауся усё лета, а во ужо колькi месяцау i вачэй не кажа? — тут же среагировала баба Маня, возвращаясь из зала на кухню, куда она относила подарок.
— Дак заняты ён. Учора увечары званiу, паздрауляу нас с дзедам! Кажа, што, акрамя радзiва, пець яго кудысь запрасiлi на Новы год! Я ужо i не пытала, калi ён прыедзе! Златуля, а табе ён што, не звонiць?
— Ну, мы вообще-то с Лешкой только друзья, и он мне тоже давно не звонил. Наверное, он действительно занят! Вот увидите, пройдет немного времени — и его по телевизору будут показывать!
Тимофеевна засмеялась и махнула рукой.
— Адкуль жа у iх столькi грошай? Штоб па тэлявiзару паказывалi грошай нада столью заплацiць! Мы во з дзедам перад Новым годам передачу глядзелi, там пра гэту сцэну такое паказывалi…
— Дак то ж у Расii, Цiмафееуна! — возразила ей баба Нина.
— Усюды яно усё адзiнакава. А хлопца добрага табе, Златуль, нада. Чаго адной сядзець тут? Во сустрэнеш сваю судзьбу, паедзеш адсюль, замуж выйдзеш i забудзешея пра нас, старых…
— Нет! Замуж я не собираюсь и женихов вообще-то не ищу. И никуда я отсюда не поеду. Пусть уж жених сюда приезжает!
— Што, тут будзеце жыць?
— Конечно!
— Ну, тады, Златуля, толькi за Лёшку Цiмафееуны мы цябе аддадзiм. Вы ж такая пригожая пара! Цiмафееуна, ну скажи, падойдзе табе такая нявестка, як наша Златуля?
