Злата осторожно опустила на белый гипюр две белоснежные хризантемы. Постояла немного и вышла на кухню. Следовало обговорить завтрашний обед. Девушка собиралась задержаться, но Дорош чувствовал себя здесь явно не в своей тарелке. Он и увел ее домой. После того, как Машка была благополучно уложена в постель, Виталя заключил ее в объятия и… Возможно сейчас это было не совсем правильным и уместным. Маринка лежала в гробу, а Злата наслаждалась близостью с любимых человеком. После она тихонько расплакалась, чувствуя себя ужасно виноватой, а Виталя уснул, удовлетворенный и счастливый, и его уж точно не мучила совесть. Ему необходимо было каким-то образом отвлечь Полянскую, и ничего другого он не сумел придумать. Мужчина считал, что Злата слишком уж прониклась чужим несчастьем и, принимая все слишком близко к сердцу, этим причиняет вред самой себе.
Маринку хоронили на следующий день после обеда. Стоял на редкость теплый ясный октябрьский денек, и все в Горновке пришли проводить ее в последний путь. С самого утра, оставив Машку с Дорошем, девушка вместе с бабой Аришей, Алкой и бабой Валей трудились у них на кухне, готовя обед. Масько с Гузом еще с утра побывали на кладбище и вырыли могилу.
Баба Ариша заголосила, когда мужики стали выносить из дома гроб с телом Маринки, а потом на кладбище бросилась на гроб, но Злата не проронила ни слезинки. Словно окаменев она стояла чуть в сторонке и, подняв глаза, смотрела, как синеет небо сквозь редкую золотистую листву берез. Она очень хотела верить, что там, на небе, обретя долгожданный мир и покой, Маринка стала чуточку счастливее. На прощание девушка поцеловала сложенные руки подружки, коснулась губами ее лба, мысленно пожелав ей спать спокойно.
Потом был обед, на котором, естественно, напились и Маськи, и Валерик Гуз, и баба Ариша. Злата чисто символически выпила рюмку водки, дабы помянуть Маринку, посидела немного и, забрав Машку, отправилась домой. Дорош пришел позже, задержавшись у Максимовны. Он остался на ночь, а рано утром, когда еще и заря не занялась на горизонте, уехал домой. Кутаясь в бабушкин платок. Злата проводила его до калитки, а потом еще долго стояла, глядя ему вслед. Она и сама сегодня собиралась на работу. В школе ее отпустили только на два дня Поэтому, прежде чем выйти к автобусу, она одела и покормила Машку и отвела ее к Максимовне, пообещав прийти за ней сразу после работы.
Смерть Маринки, похороны и беспокойство за судьбу ребенка основательно выбили Полянскую из колеи. В школе очень трудно было сосредоточиться на уроках, и только возвращаясь домой, девушка вспомнила, что уже несколько дней подряд даже не включала ноутбук, не звонила домой, да и с Лешкой Блотским давно не разговаривала по телефону.
Придя в деревню, девушка в первую очередь зашла к бабе Арише за Машкой, но девочки там не оказалось. Ее забрали. Максимовна сказала, только час назад приезжали из органов опеки. Она просила их дождаться Златули, она надеялась, девушка сможет им помешать, но они ничего не стали слушать. Злата Полянская не была им родственницей и никаких прав на ребенка не имела, а оставить девочку у бабы Ариши они не могли. Да старушка и не собиралась брать на себя подобную ответственность.
Злата, конечно, расстроилась. Она успела привязаться к Маняше, и ей было нестерпимо жаль малышку, так внезапно лишившуюся не только родителей, но и родного дома. Где она теперь? И найдется ли в этом мире хоть одна душа, способная подарить ребенку теплоту, ласку и заботу?
Она шла домой и чувствовала, как от жалости сжимается сердце. Напрасно она пыталась убедить себя, что, так, возможно, действительно лучше, хорошо, что девочку забрали так скоро. Потом расставаться было бы больнее. Но сколько бы она ни убеждала себя в этом, в глубине души ее терзали сомнения. Она должна взять опеку и заботу на себя, вот только сможет ли она? Справится? Ее не пугали проблемы, страшила ответственность за чужую жизнь.
Вернувшись домой, девушка, пытаясь отвлечься, занялась повседневными делами, но пустота большого дома сегодня тяготила ее. Она давила на нее, и впервые девушке захотелось, чтобы рядом кто-то был. Кто угодно, с кем можно было бы просто поговорить, чье присутствие просто разогнало бы эту невыносимую тоску. Ей нестерпимо хотелось позвонить Дорошу и попросить его приехать, но мужчина уехал только сегодня, и, если честно, она была почти уверена, что он откажется. Найдет любой предлог, но откажется.
Растопив грубку, девушка, закутавшись в бабушкин платок, забралась с ногами на диван и, пододвинув телефон, набрав номер родительской квартиры.
Трубку сняла мама.
— Привет, мам! — поздоровалась девушка, постаравшись придать голосу непринужденный тон.
— Злата! — воскликнула мама, обрадовавшись. — А я уже и беспокоиться начала. Я звонила и вчера, и позавчера… Ну, как ты там? Как дела на работе?
— Мам, у нас здесь случилось кое-что…
— Лешка сделал тебе предложение! — перебила ее мать.
— Нет, мам! Вообще-то с Лешкой мы только друзья Здесь Сашка Маринку убил! Вчера похоронили!
Несколько бесконечно долгих секунд на другом конце провода царила тишина.
— Господи!!! — наконец, произнесла мама.
— Это было ужасно, мама, — Злата тяжело вздохнула.
— Так его ж не было… Ты ж говорила, вы с Маринкой по грибы ходите и вообще сдружились…
— Так и было, но он вернулся из Москвы, привез денег, они ушли в запой, а потом он ее зарезал, а Машку забрали.
— Ой, Злата! Так как же ты там сейчас… Может, тебе лучше на зиму в город переехать? Ты ж сама говорила, автобус школьный возит учителей из города, и ты бы с ними ездила.
— Нет, мам. Ты не переживай. Со мной все в порядке. Нет, ну, может быть, не все, но ведь ты понимаешь, мы с Маринкой успели подружиться.
— Ее хоть похоронили по-человечески?
— Да, всей деревней собирались.
— Ой-ой-ой! — тяжко вздохнула мама. — И до чего водка людей доводит! Папаня наш вот тоже, зарплату получил — и в коме… Так надоело это все, дочка, если бы ты знала! Ну, а Леша знает про Маринку?
— Не знаю. Может, Тимофеевна ему и звонила. Мы с ним давно не разговаривали по телефону. Сейчас поговорю с тобой и позвоню ему.
— Позвони, Злата. Может, он приедет в деревню?
— Нет, мам. Он не приедет. У него ведь эфиры. Да и зачем? Мне здесь няньки не нужны.
— Дочка, но ты ведь там совсем одна. Там еще волки по ночам не воют?
— Не воют, мама! Ладно, так и быть, может, я выберусь на выходные в город, но если не получится, приезжай ты. Скоро Покров.
— Ой, и точно Покров. Злату ль, а ты в курсе, что этот праздник престольный в Горновке? Точно! Позвоню Людке, затаримся и приедем к тебе на выходные. А ты уж постарайся не грустить там, ладно?
— Ладно, мамуль! — девушка улыбнулась и, попрощавшись с мамой, положила трубку.
Подтянув колени к груди, Злата обхватила их руками «уткнулась в них подбородком. Да, мама была права, на сердце давила тяжесть печали и тоски, щемящее одиночество теснило грудь впервые за все эти месяцы. Но уезжать отсюда она все равно не собиралась. И, кажется, отдала бы все на свете, только бы Виталя был рядом. Прошедшие несколько дней были, наверное, самыми худшими в ее жизни, самыми кошмарными и страшными, но одного в них было не отнять — все эти дни Дорош был рядом. И ей хотелось, чтобы он остался навсегда. Почему он уезжал? Зачем им приходилось расставаться? Неужели для него это так существенно? Ведь дело не в его работе. У них почти совпадали графики, и они запросто могли бы каждое утро ездить на работу вместе. А все вечера проводили бы вдвоем. И ночи тоже. В выходные бы гуляли по окрестностям или вообще никуда не выходили бы. Он смотрел бы телевизор, лежа на диване в столовой, а она, забравшись в кресло с ногами, тихонько набирала бы свой роман, то и дело поглядывая на него из-под опущенных ресниц, и ловила бы его взгляды.
Злата Полянская, ценившая свою независимость, сейчас желала только одного: совместной жизни с Дорошем. И ради этого готова была стать, как все: работать в школе, готовить обеды, стирать и гладить рубашки, ждать его с работы и засыпать в его объятиях каждую ночь. Она мечтала стать его женой, представляла, как он наденет ей на пальчик обручальное колечко, а потом они пойдут в ресторан и будут только вдвоем. Никаких гостей, никакой пышности. Только он и она.
