Полянская обхватила его шею руками и прижалась щекой к его щеке.

— Скучала по мне? — спросил ее Дорош.

— Скучала! — сказала девушка и нежно коснулась губами его уха.

Мужчина повернул голову и в ответ поцеловал уголок ее губ, а потом отпустил на землю и взял за руку.

— Ну? Чем займемся? — с веселым блеском в глазах поинтересовался он.

— Ты не заходил к ним?

Блеск в глазах мужчины померк, а улыбка сбежала с лица.

— Злата… — начал Дорош.

— Виталя, там Машка! И там у них такое…

— Та-а-ак… — протянул мужчина. — Ты была там? Злата, я ведь просил тебя!

— Нет, я не была, то есть была, но не заходила, просто в окно видела…

— Злата, они всегда так жили. Не в первый раз они в запое.

— Но ты мог бы сходить туда! — в отчаянии воскликнула девушка.

— Я не пойду туда! — тоном, не терпящим возражения, сказал Виталя. — Все, что я могу тебе пообещать, так это снова выпроводить Сашку в Москву после того, как они пропьют все деньги и выйдут из комы. Злата, послушай, я приехал провести этот день с тобой. Но если тебя больше волнует твоя подружка и ее проблемы, я могу уехать.

— Нет. Прости, я…

Она отвернулась, чтобы он не увидел выступивших слез на глазах. Почему, ну почему он так непоколебим во всем, что касается Горновки и ее жителей? Почему он не желает понять ее? И почему она не может понять его?

Дорош обнял ее за плечи и прижал к себе.

— Ты завтракала сегодня? — спросил он с присущей ему беззаботностью.

Девушка покачала головой.

— Я так и думал. Пойдем-ка, приготовим что-нибудь на завтрак. А потом… Спорим, я знаю, что отвлечет тебя от разных глупостей? — с улыбкой поинтересовался он, заглядывая ей в лицо.

Злата слабо улыбнулась. Она не сомневалась, такой способ он как раз знает. И она любила, когда он приезжал вот так, как сейчас, на весь день, когда они вместе готовили поесть и обменивались несколько колкими и не совсем приличными шуточками, устраивая самый настоящий поединок в остроумии. Дорош, он ведь считал себя взрослым, умным и умудренным жизненным опытом, а Злата в его глазах выглядела юной, глупой и «зеленой», и ей нравилось парировать ему, убеждая его в обратном. Поистине она получала немыслимое удовольствие, когда он терялся и не знал, что ей ответить.

Ей нравилось ловить на себе его взгляды, полные нежности и неприкрытого желания. Нравилось дразнить его и снова и снова сгорать в испепеляющей страсти. Злата старалась, чтобы каждая минута, проведенная с Виталей, была наполнена им без остатка. Чтобы потом, когда он уезжал, перебирать эти мгновения, как драгоценные бусины, и нанизывать на нитку воспоминаний.

Вот и сегодня она приказала себе забыть на время и о Машке, и о Маринке. Потом, когда Виталя уедет (а в том, что он уедет, она не сомневалась), Полянская что-нибудь придумает. Может, сходит к Тимофеевне или навестит бабу Валю. А пока она хотела насладиться каждым мгновением, проведенным с ним.

Они вместе приготовили завтрак и поели. Потом перешли в столовую и устроились на диване. Дорош включил телевизор, а Злата улеглась ему на колени. Конечно, лежать просто так она не могла, и очень скоро мужчина уже не мог сосредоточиться на голубом экране. Они перебрались в спальню и покинули ее нескоро. Потом мужчина принес дров в дом и растопил грубку. Доев остатки завтрака, они сделали себе чай и уселись на пол у открытой дверцы.

За окном алел закат. В доме сгущались сиреневые сумерки. Часы на стене мерно отсчитывали секунды. Огонь трещал в грубке, играя причудливыми бликами на стенах. Они не торопились зажигать в столовой свет. Сидели, обнявшись, и молчали, завороженно глядя на огонь. Быстро бежали минуты, и Злата понимала: Виталя скоро засобирается домой, а она будет улыбаться, провожая его до дверей, и прилагать огромные усилия, чтобы сдержать слезы.

Когда хлопнула входная дверь, девушка вздрогнула и повернулась к нему. Мужчина криво улыбнулся:

— Наверняка твоя подружка! — сказал он.

Злата поднялась на ноги, чувствуя, как сердце тревожно колотится в груди. Дверь открылась как раз в тот момент, когда девушка щелкнула включатель. На пороге возникла баба Валя. Верхней одежды на ней не было, впрочем, как и обуви. Платок сбился где-то на затылке, поэтому седые волосы торчали в разные стороны. Морщинистое лицо, белое, как мел, исказилось, став страшным. Она открывала рот, пытаясь что-то сказать, но слова не шли с языка, а в мутных, слезящихся глазах был ужас.

Злата издала слабый вскрик и отступила назад, наткнувшись на Дороша. Она обернулась и подняла к нему огромные глаза с расширенными от страха зрачками. Ей не нужны были слова, она и так поняла, что случилось что-то страшное. Она предчувствовала беду, когда узнала о возвращении Сашки, когда заглядывала к ним в окно.

— Златулечка… — только и смогла вымолвить баба Валя и стала оседать на пол.

Мужчина метнулся к ней и в последний момент успел подхватить, не дав повалиться на пол.

— Баба Валя, что случилось? — стал допытываться он.

Злата метнулась в прихожую, сунула ноги в кроссовки, сорвала с вешалки куртку и бросилась к дверям.

— Злата, стой! — закричал вслед Дорош, но девушка даже не обернулась.

Она неслась по улице, как угорелая, цеплялась за шнурки которые даже не удосужилась завязать, падала, поднималась и бежала снова, не чувствуя боли в ободранных до крови ладошках. Сердце билось где-то в горле и, кажется, вот-вот готово было остановиться, но и на это Злата тоже не обращала внимания. Случилось что-то страшное, но, возможно, она еще сможет помочь…

У калитки, заслышав страшные причитания бабы Ариши, девушка чуть приостановилась, чувствуя, как леденеет кровь в жилах. Все мужество и силы разом испарились, и она вдруг почувствовала, как ее начинает трясти. Закусив губу, она толкнула калитку и вошла во двор.

Баба Ариша, обхватив голову руками и заходясь в страшных рыданиях ковыляла куда-то в огород. В доме в истошном крике заходилась Машка.

Полянская едва преодолела расстояние от калитки до шатких ступеней, поднялась по ним и вошла в сенцы. Спертый запах мочи, псины, перегара и нечистот ударил в лицо, но к нему примешивался и другой запах, определить который девушка сразу не смогла. На подгибающихся ногах она дошла до дверей, трясущимися руками потянулась к клямке и распахнула дверь.

То, что предстало перед ней, вряд ли потом она сможет когда-нибудь забыть. Кровью, вот чем пахло в сенцах. Грязный пол на кухне был залит кровью, кровь была и на стенах, и на мебели, а посреди комнаты лежала Маринка. Ее рыжие волосы были пропитаны кровью. Лицо, белое и неподвижное, походило на маску. Один глаз заплыл свежим кровоподтеком, а другой, не мигая, смотрел в пространство. Она лежала, как-то странно скрючившись, прижимая руку к животу, только голова, как будто сама по себе, безжизненно была откинута назад.

Как будто в страшном, нереальном сне Злата опустилась на корточки и потянулась к Маринкиной руке. Внезапно она уловила какой-то шорох, да так и замерла. Подняв голову, девушка наткнулась на обезумевший, затравленный взгляд Сашкиных глаз.

Съежившись, он жался к печке и, не сводя глаз с неподвижного тела Маринки, наверное, точно так же, как и Злата, не мог поверить, что она мертва. Рядом с ним валялся кухонный нож измазанный кровью.

— Я… я не хотел… ее убивать… — дрожа и заикаясь, промямлил он, встретившись взглядом с ней. — Она сама виновата… Я вошел… а она… трахается с Вовкой… Я хотел ее проучить… А она…

Злата так и не решилась коснуться Маринки. Поднеся руку к горлу, она как будто пыталась сдержать рвущийся из груди крик ужаса, горя и боли. Дрожа всем телом, она едва поднялась на ноги и, повернувшись, бросилась к дверям. Ее так и подмывало, схватившись за голову, бежать отсюда без оглядки! С глухим криком она почти упала в объятия Дороша, который, оказывается, уже был здесь, и заплакала. Мужчина крепко прижал ее к себе, не давая упасть, и прижался щекой к ее макушке.

— Почему… ну почему ты не пошел к ним… — причитала девушка, захлебываясь горем. — Ну почему… Ведь я говорила… Я просила тебя… Я знала… И баба Ариша говорила… Если бы ты только пошел, она была бы жива! Маринка! Ой, Маринка! Как же теперь…