День, проходя в заботах, не оставлял места для размышлений. Но такими благодатными вечерами, наполненными душистой свежестью, когда вся дневная суета забывалась, хотелось просто дышать. Такими вечерами мысли и границы размывались, а таинственный мир природы как будто оживал.

Легкая грусть подкрадывалась к сердцу, и девушка думала о Дороше. Какими-то странными и непонятными были их отношения. И. наверное, неправильными. Он появлялся без предупреждения, приезжая ближе к вечеру, и так же неожиданно уезжал. Редко оставаясь ночевать, он объяснял это своей работой, а Злате не хотелось расставаться с ним. Он приезжал как будто только затем, чтобы переспать с ней, и чаще всего после этого, быстро поцеловав ее на прощание, уезжал И порой девушке казалось: их отношения сводятся только к сексу. Злата ничего не имела против этого, она желала его до безумия и каждый раз получала огромное удовольствие от близости с ним, но ей хотелось не только удовлетворения физических потребностей. Будучи очень эмоциональной и тонкой натурой, она нуждалась и в духовной близости, и в теплоте…

Не раз и не два после того, как он уезжал, она зарывалась лицом в подушку и давала волю слезам. Не раз и не два она обещала себе в следующий раз поговорить с Виталей. Но вот он снова приезжал, улыбался, обнимал, и весь ее боевой настрой улетучивался.

Она ревновала его. О да! Она с ума сходила от ревности и предательских мыслей о той, другой, которую себе придумала. Ей все время не давали покоя мысли о его доме, в который он ее так ни разу не пригласил. Она часто думала: наверное ему и без нее есть кого приглашать туда. Он был взрослым мужчиной. И до нее у него наверняка были женщины. И возможно, после встречи с ней он продолжал поддерживать с ними связь. Бывало, Злата, пусть и не всерьез, намекала ему о других девушках. Дорош, конечно, отшучивался, смеялся, целовал ее, соглашался, что девчонки в деревне бегают за ним, а как же иначе? Ну, что тут поделать, если он вот такой. Ему доставляло просто неописуемое удовольствие таким образом дразнить Злату Полянскую и видеть, как она начинает хмуриться и злиться а потом заключать в объятия и целовать, целовать, целовать…

Но однажды… Однажды то ли Дорош зашел слишком далеко в своих шуточках, то ли Злата не выдержала больше. Только в какой-то момент это стало не смешно.

Они сидели на веранде. Быстро угасал августовский вечер, один из тех редких вечеров, когда Виталя собирался остаться ночевать. Злата неожиданно встала из-за стола и отошла к дверям, а когда обернулась, мужчина смотрел на нее, в немом вопросе приподняв брови. Широкая улыбка по-прежнему не сходила с его лица, а темные глаза весело блестели.

— Так, может, ты бы и остался навсегда в своей деревне, со своими девчонками, — медленно произнесла девушка. — Их у тебя там так много, они такие разные! Езжай к ним и не возвращайся. Я вообще не понимаю, зачем ты сюда-то ездишь… — голос ее дрогнул, но она быстро справилась с собой. Скрестив руки на груди, она сжала крепко кулачки, чтобы не дрожать.

— Та-а-ак… — протянул мужчина, поднимаясь из-за стола, за которым они только что пили чай. — Вы что же, Злата Юрьевна, истерику мне здесь собираетесь устроить?

— Не собираюсь!

— Вот и правильно! Я вообще не из тех, на кого это может как-то подействовать! — отчеканил он и, выйдя из-за стола, легко сбежал со ступенек веранды и растаял в темноте.

Злата прижалась лбом к косяку дверей и крепко-крепко зажмурилась, боясь расплакаться. Он ушел так легко, но она все равно ни о чем не жалела. Неопределенность была неприемлема для нее, но именно к этому все и шло. Ей почему-то начало казаться, что все это несерьезно. Встречи с ней, их роман — просто развлечение для Витали, не более.

Ночью она плохо спала. Долго плакала в темноте комнаты, да так и уснула в слезах, но и во сне был Дорош. и во сне она плакала, и просыпалась не раз, чувствуя, как ноет сердце.

Утром поднялась еще до рассвета, привыкнув за лето рано вставать. Одевшись, умывшись и собрав волосы в косу, сделала себе чашечку кофе и прихватив ведерко, отправилась огородами к лесу. Бабульки в деревне поговаривали, что в этом году в Маляном полно дикой малины.

За ягодами утром Злата собиралась пойти с Дорошем, сама она той части леса не знала и никогда не бывала. Да и путь был не близким Но это ее не страшило. Здесь, в Горновке, чувство страха вообще не ощущалось. И Злата не боялась одна идти в лес, за лето она довольно сносно научилась ориентироваться в нем.

Легкая дымка испарений стелилась над покосами и жнивьем. Заря окрасила небосклон над лесом, готовая вот-вот брызнуть первыми солнечными лучами.

Злата перешла насыпную дорогу, которая, оказывается, вела к заброшенным нефтяным вышкам. Об этом девушка узнала недавно, опять же Дорош рассказал, и пошла дальше. Когда деревенские огороды закончились, Полянская свернула налево и прямо через скошенные поля пошла к лесу. Она шла быстро, почти не глядя по сторонам, не оглядываясь, и только у самой кромки леса зачем-то обернулась, и улыбка помимо воли коснулась губ.

Держась на некотором расстоянии, за ней шел Дорош. Он, конечно, увидел, как она обернулась. И как наяву Злате показалось, что она видит, как улыбка, та самая, плутовская, мальчишеская улыбка, которую она так любила, коснулась его губ. И обида, комом стоявшая в груди, мгновенно растаяла, как будто и ее коснулись эти теплые солнечные лучи. Светлое и безоблачное счастье заполнило ее всю, без остатка, и от вчерашней обиды не осталось и следа.

Злата вошла в лес и на мгновение приостановилась. Влажная утренняя прохлада, наполненная ароматами сырой земли, грибов, цветов, травы и сосновой смолы, ударила в лицо, и у нее аж дыхание перехватило. Лес как будто дышал в этой утренней дымке, и его дыхание слышалось в каждом шорохе, в каждом движении… Вот подул ветерок и затрепетали листья бузины, вот у старого пня прошмыгнула ящерица, где-то тинькала неведомая птица, приветствуя восход солнца, а лягушки в болоте устроили настоящий концерт.

Девушка немного постояла, не зная куда ей идти дальше: ни дороги, ни даже заросшей тропинки здесь не было, поэтому она осторожно раздвинула кусты орешника и стала пробираться сквозь заросли вперед. Она не торопилась и поминутно оглядывалась, предполагая, что Дорош может прокрасться бесшумно, вот только интересно, с какой стороны? И как скоро он ее нагонит? Полянская не знала, почему лес называли Маляным, где он начинается и как вообще выглядит. Единственным ориентиром были заросли малины, но они пока не встречались у нее на пути. Она шла по лесу поминутно оглядывалась и улыбалась. А хотелось петь и смеяться….

Отводя в сторону ветки кустов, пригибаясь переступая упавшие трухлявые, поросшие мхом деревья, Злата шла по лесу. На пути то и дело попадались лесные цветы: синие колокольчики, «звездочки», лютики, какие-то неведомые травы и пожухлые кусты черничника с кое-где оставшимися перезревшими ягодами. Девушка наклонялась и с великой осторожностью, боясь раздавить их и испачкать пальцы, срывала и отправляла в рот. Эти последние ягоды были невероятно сладкими и ароматными…

Так таинственно и тихо шелестел лес, пронизанный прозрачной утренней дымкой, в которой как будто купались лучи солнца. Девушка шла, все дальше углубляясь в лес, пока, наконец, не набрела на заросли малины, вернее, сначала на нее повеяло ароматом спелых ягод, и на него Злата и вышла. Девушка не знала, добралась ли она до того самого полигона, но малины здесь действительно было много. Крупные спелые ягоды, которыми были усыпаны ветки, тянули их вниз. Ягоды блестели и сверкали каплями росы. В каждой из них как будто отражалось солнце, и это было захватывающе. Злата пожалела, что не захватила с собой фотоаппарат, отправляясь на рассвете в лес. Зрелище было непередаваемое. И старушки в деревне не преувеличивали, рассказывая, что в лесу полно малины.

Полянская некоторое время просто стояла не шевелясь, любуясь этой неповторимой красотой. А потом с великой осторожностью наклонилась и сорвала. И прямо вот так, с капелькой росы, отправила ягоду в рот. Малина была сладкой, сочной и невероятно ароматной. От удовольствия девушка даже глаза закрыла, а когда снова открыла, увидела перед собой Виталю.