Но он оказался проворнее. Поймав за руку, притянул Злату к себе.
Слабо вскрикнув, Полянская уткнулась лицом в мягкую ткань свитера, вдохнула терпкий аромат мужского парфюма и почувствовала сквозь тонкую ткань батиста тепло ладоней, сомкнувшихся у нее на талии.
Ее била дрожь, глухие удары сердца отдавались где-то в ушах, а горло сдавили слезы, готовые вот-вот хлынуть из глаз.
— Я никому не скажу… — едва смогла прошептать девушка, предприняв слабую попытку высвободиться из его рук.
Но ответа не последовало. И руки, удерживающие ее, не ослабили хватку, наоборот прижали крепче. Девушка почувствовала, как его губы коснулись ее спутанных волос… — Пожалуйста, не надо…
Слезы покатились по щекам.
Она отворачивала голову, безуспешно пытаясь противиться тому что неминуемо последует и чего не избежать. Она, конечно, может попробовать, но… Она может кричать, просить, звать на помощь, но кто ее услышит? Кто отважится спасти? В деревне ведь одни старики! Она могла сопротивляться до последнего, но умирать вот так глупо не хотелось. Неужели он убьет ее? Это не укладывалось в голове! Это все походило на сон… Плохой сон…
А между тем его сухие горячие губы коснулись ее виска, потом ушка, потом щеки, а руки опустились ниже и легли на ягодицы.
Он прижал девушку к себе, и она, несмотря на страх, слезы и истерику, которая тугим комом подступала к горлу, почувствовала, как он возбужден.
Коротенькая сорочка задралась, маленькие трусики почти не скрывали обнаженного тела, и Злата Полянская ощущала грубоватые горячие руки, ласкающие ее.
Под ладонями, которыми она продолжала упорно упираться, не теряя надежды все же вырваться, девушка чувствовала, как гулко бьется его сердце и учащенное дыхание обжигает ей кожу. То, что он собирался сделать с ней, было очевидным, и она даже не знала, что хуже — быть изнасилованной каким-то мужиком или уж лучше сразу убитой…
Его руки поползли вверх, забравшись под ночную сорочку, ласкали спину, касались груди, которую девушка тщетно пыталась закрыть руками. Но он с легкостью поборол ее сопротивление. Ладони сжали ее полные груди, а большие пальцы стали нежно массировать соски.
Злату вдруг словно током ударило. Колени подогнулись, и, чтобы не упасть, ей пришлось вцепиться пальцами в его свитер. Мужчина потерся щекой об ее висок, щекоча кожу щетиной, а потом, чуть наклонив голову, легко коснулся ее губ легким, дразнящим поцелуем, оставляя на них слабый вкус ягодной карамельки…
Полянская уже не отворачивалась, позволяя ему и эти нежные и короткие поцелуи, и сладкую игру с ее нижней губой, которую он покусывал и ласкал губами. Она чувствовала, как от его ласк у нее голова идет кругом, а желание сладкой истомой пульсирует внизу живота. Злата обхватила руками его шею и прижалась теснее…
Господи, что же она делает? Желание, вспыхнувшее в ней. сметало все здравые доводы. Почему так случилось, чем это было вызвано, она не понимала. Знала лишь одно: никогда раньше она не испытывала такого всплеска всепоглощающей страсти к мужчине. Да, она влюблялась, и у нее был сексуальный опыт, но он не шел в сравнение с тем, что происходило сейчас…
Ей бы бежать следовало от него, а она таяла в его руках. Его поцелуи стаи! другими. Он целовал ее страстно, глубоко, почти грубо… А она отвечала ему.
То, как он поднял ее на руки и перенес на кровать, как-то прошло мимо, по крайней мере, потом она не могла этого вспомнить. Его губы не отрывались от нее, и только в них для девушки сейчас сосредоточилась вся вселенная.
Мужчина положил Злату поперек кровати, на мгновение оторвавшись от ее губ. Звякнула пряжка ремня. Он склонился над ней, снова целуя, а руки забрались ей под трусики и проворно освободили ее от нижнего белья.
Он вошел в нее резко, почти грубо… Полянская слабо вскрикнула и, вцепившись в его свитер, из последних сил прижала его к себе. Каждый его толчок, медленный и глубокий, все больше распалял огонь страсти и наслаждения, охвативший каждую клеточку тела. Ей хотелось выгибаться ему навстречу, ловя его движения, хотелось кричать от удовольствия, но вместо этого она кусала губы, впивалась ногтями в его плечи, и голова ее, как в агонии, металась по жесткому тюфяку.
Темп его движений ускорился. Со сжатых губ сорвались приглушенные стоны, а локти, на которых он еще пытался удержаться, подогнулись. Мужчина обхватил ладонями ее голову и уткнулся лицом в ложбинку меж шеей и ключицей.
На какой-то миг Злата, кажется, лишилась чувств, а пришла в себя лишь тогда, когда почувствовала, как он размыкает объятия и отстраняется от нее. Щелкнула пряжка ремня.
Полянская приподнялась. Наверное, нужно было что-то сказать, спросить, удержать, но слова не шли с языка. За все время он не произнес ни слова. И она не была уверена, что сейчас, после случившегося, он захочет заговорить с ней.
Пошарив по полу, он положил что-то на кровать и пододвинул к ней. Машинально протянув руку, она нащупала свое нижнее белье. Пуховый платок валялся тут же на кровати.
Скрипнули половицы, в светлеющем проеме окна мелькнул темный силуэт. Злата Полянская поняла, он уходит Только что он сжимал ее в объятиях, даря неведомое ранее наслаждение, а теперь уходит вот так! Конечно, они никогда не встретятся а если и встретятся, она все равно не узнает его! Она не знает его имени и не представляет, как он выглядит.
Медленно соскользнув с кровати, девушка натянула трусики, одернула сорочку и потянулась за платком, чувствуя, что ее начинает трясти. На дрожащих ногах она двинулась в том направлении, где минутой ранее растаял его силуэт.
Низкая дверь в темных сенцах была не запертой. Толкнув ее. Злата оказалась на улице и, вдохнув полной грудью свежий весенний воздух, набросила на плечи платок и закуталась в него. Цепляясь за бадылья и пожухлую прошлогоднюю траву, девушка направилась к калитке, и с каждым шагом сомнений относительно заброшенного дома, где все и произошло, становилось меньше. Это был дом покойной бабы Кати, их соседки.
Оказывается, все происходило рядом с их домом, и, может быть, если бы девушка закричала, ее бы услышали и ничего такого не случилось бы. Теперь ей почему-то казалось, что он все же не причинил бы ей вреда, а то, что произошло… Что ж. в конце концов, она ведь этого тоже захотела… Потом…
Полянская прошла по дорожке и тихонько проскользнула к себе во двор. А на востоке, над лесом, у них за огородами, начинало медленно светлеть небо.
Злата вошла в дом и, прислушиваясь к тишине, прошмыгнула на кухню. Ей необходимо было хоть немного привести себя в порядок. Иначе родственники ни за что не поверят, что она просто спала себе всю ночь, а проснулась с грязными ногами, трухой в волосах, припухшими губами и безумными глазами, а в том, что они у нее именно такие, она не сомневалась.
Кое-как обмыв ноги и собрав волосы в косу, Злата на цыпочках прокралась в столовую, где вчера они пили чай. Боясь разбудить Аньку или маму, она не стала заходить в зал, вместо этого зашла в комнатку, куда уложили мужчин, и позаимствовала у них постельные принадлежности.
Устроившись на стареньком диване, она закуталась в одеяло и закрыла глаза, приказав себе спать и не думать. Но не думать не получалось. Стоило лишь закрыть глаза — и произошедшее вставало перед ней с отчетливой ясностью. И запоздалая реакция — соленые слезы — закапали из глаз и горячими ручейками покатились по щекам.
Она плакала, потрясенная до глубины души случившимся и не заметила, как так вот в слезах и уснула. А проснулась. когда солнце заливало комнату ярким прозрачным светом а мама накрывала стол к завтраку.
— О, Златуль! Проснулась! А ты чего здесь спишь? Ты ж легла с Анькой в спальне? Вы что там кровать не поделили? — спросила мама, заметив, что она открыла глаза.
— Да Анька, знаешь, как храпит… — сказала она чуть охрипшим голосом, не торопясь подниматься.
— Златка, не ври!!! — донесся до нее вопль родственницы из глубины дома.
Девушка лишь улыбнулась в ответ.
