Полянская долго бродила по окрестностям, срывая на ходу васильки и ромашки во ржи, и только ближе к вечеру решила вернуться домой, неся с собой целую охапку полевых цветов. Она как раз ставила цветы в вазу на подоконнике своей спаленки, когда увидела Маринку. Девушка куда-то быстро шла по дороге, не оборачиваясь и не глядя вокруг. Злата хотела было окликнуть ее, поговорить, но решила дождаться ее возвращения. Выглядывая в окно, Полянская скоро увидела ее, возвращающуюся обратно. Она так же спешила, неся под мышкой что-то, завернутое в пакет.

— Маринка! — окликнула ее Злата.

Девушка вздрогнула и стала оглядываться по сторонам, не сразу разглядев Полянскую. Как-то неуклюже, пытаясь спрятать сверток подмышкой, Марина подошла к палисаднику.

— Привет! Златуль, спасибо тебе! Ох, и страху ж я сегодня натерпелась! Если бы не ты, Маняшку точно б забрали! — виновато улыбаясь, с ходу начала она.

— Маринка, нам дали две недели, через две недели они приедут снова! И они должны увидеть изменения! Столько всего сделать надо…

— Да, я знаю, баба Ариша мне сказала! Златуля, завтра же я примусь за работу! Дни напролет буду мыть и скрести… Вот посмотришь, через две недели они просто не узнают наш дом! Я все-все сделаю, правда, обещаю!

Девушка говорила так искрение и так убедительно, и Злата верила ей. А под мышкой все сползал вниз сверток, в котором, Полянская уже догадалась, была бутылка самогонки, за которой Маришка и бегали к кому-то на деревню. Взгляд Златы то и дело останавливался на этом свертке, и в какой-то момент, перехватив ее взгляд, Маринка умолкла.

— Сегодня в последний раз, правда, мы ж такой шок все пережили. Надо снять стресс! А потом все, мы в завязках! — отведя взгляд, сказала она.

Злата лишь кивнула в ответ. Она очень хотела верить, что все действительно так и будет.

— Ладно, Злат, я побегу. Меня уже, наверное, заждались! — махнув на прощание рукой, девушка отвернулась, но в последний момент, как будто вспомнив о чем — то, снова обернулась к Злате. — Между прочим, Дорош приехал. Я видела его машину у дома! — сказала она и, выйдя на дорогу, пошла дальше.

Злата до самой темноты, пытаясь заниматься обычными делами, старалась не думать о Витале. Нy и что с того, что он приехал? Уж, конечно, он здесь не затем, чтобы прийти к ней. После сегодняшней стычки у дома бабы Ариши, это, конечно же, невозможно. Он не придет хот я бы потому, чтобы наказать ее. И пусть с каждой убегающей минутой только о том, что он рядом, и могла думать Злата, сердце сжималось от тоски. Желание увидеть его, просто увидеть становилось все сильнее…

Когда поздние летние сумерки погасли и ночь окутала деревню, Злата набросила на плечи кофту, вышла из дома и неторопливо пошла но дороге. Нет, она, конечно, не намерена вламываться в его дом, пытаясь оправдаться, извиниться или попытаться заставить его понять ее. Нет, это было бы глупо и бесполезно, и девушка знала это. Она только посмотрит на него. Почувствует его близкое присутствие, снова как будто коснется той особенной ауры маленького светлого домика, где она провела столько счастливых часов. Ощутит тот невероятный магнетизм, притяжение, лишающее ее воли, которое исходит от Дороша. Возможно, даже почувствует его аромат. Услышит его голос и смех. И этого сейчас, наверное, ей хватит, чтобы, склонив голову к подушке, вспоминать и мечтать.

В окнах маленького домика горел свет, у обочины дороги стояла его «ГАЗель», и царила тишина. Злата постояла немного на дороге, а потом уже известным путем обошла забор по кругу и через огород вошла во двор.

Летняя ночь была теплой и душной, все окна маленького домика были распахнуты настежь, поэтому все то, что происходило внутри, Полянская смогла рассмотреть без труда. Свет в маленьких оконцах был погашен, только в маленькой спаленке светился торшер. Дорош лежал поверх застеленной кровати, закинув ногу за ногу, и читал книгу. Действительно, увлеченно читал, неторопливо перелистывая страницу за страницей. Обидой перехватило горло, и слезы навернулись на глаза. А ведь он не притворялся. Она ни о чем другом думать не могла, а он лежал себе и читал.

Полянская долго стояла вот так, глядя на него из темноты, стояла, пока из-за застилающих глаза слез картинка не стала размытой. Она смотрела на него, а он, как будто чувствуя устремленный на него взгляд, час от часу отрывался от книги и поглядывал в окно. А потом встал, захлопнул книгу и совершенно неожиданно погасил торшер. Долго сдерживаемые слезы покатились по щекам. Дорош спокойно лег спать, а Злата уснувшими полями побрела домой.

Пронзительно и сладко в ночном воздухе разливался аромат липы. Где-то в зарослях то и дело раздавались одинокие переливы соловья. Деревня давно спала, и только звезды смотрели на нее с небес.

Выйдя на дорогу, как раз напротив собственного дома, Злата перешла ее и приблизилась к калитке. И уже потянулась к ручке, когда из-за березы появилась темная тень. Девушка испуганно вздрогнула, не ожидая ничего подобного, и отшатнулась к забору. Но сбежать не успела. Теплые, чуть грубоватые пальцы сжали ее руку чуть выше запястья.

— Я думал, ты все же зайдешь, — улыбаясь, шепнул он ей на ушко. — А ты, сдается мне, собралась до утра простоять под моим окном. А я тут полежал, подумал над всем тем, что сегодня произошло, и тем, что ты говорила… А что мне за это будет, Злата Юрьевна? — весело спросил Дорош.

Он, возможно, шутил, но у нее эти слова, в которых был явный намек на определенные вещи, заставили сердце больно сжаться. И все, что было, как ей казалось, между ними до этого момента, полетело в пропасть. Полянская оттолкнула мужчину и скрылась во дворе, нарушив царившую кругом тишину громким стуком калитки…

Затерявшись в ромашковых лугах, Злата неторопливо шла навстречу легкому ветерку, овевавшему ее тело, облаченное в легкое шифоновое длинное платье, украшенное широкими воланами. Забыв солнцезащитные очки, а потому щурясь от солнца, она все равно подставляла лицо ласковым солнечным лучам, и ветер трепал выбившиеся из косы пряди.

Полянская шла, касаясь кончиками пальцев цветов, и беспричинно улыбалась. И пусть вчерашний день был полон волнений, переживаний и слез, он прошел, унеся все это с собой. Утро дарило новую надежду, а бескрайние просторы полей и лугов, чувство свободы и полета наполняли сердце невероятным ощущением радости и счастья, прогоняя прочь грусть, обиды и тоску. И оно, легкое, светлое, невесомое и волнующее, переполняло душу, солнечным светом плескалось в глазах, заставляя сердце сладко замирать. Оно разливалось приятной истомой по венам и взлетало роем бабочек в животе. Оно созвучно было этому чудесному ясному летнему дню, неспешному течению времени и безоблачному синему небу.

Злата шла и шла, срывая на ходу ромашки, васильки и клевер. Когда букет оказался достаточно большим, опустилась на землю, и сплела венок, который и надела себе на голову. Посидев немного, мечтательно глядя куда-то вдаль, она осторожно прилегла на траву, закинув руки за голову, и, разморенная жарой, закрыла глаза. Какое-то время она еще слышала, как возятся букашки в траве и негромко, лениво шумит лес, убаюкивая…

Злата и сама не заметила, как погрузилась в сон. И неизвестно, сколько он длился, но проснулась она от какого-то странного ощущения. Как будто по щеке и плечу что-то ползало и щекотало. Не открывая глаз, девушка попыталась смахнуть с лица приставшее насекомое, но это не помогло. Злата открыла глаза. И только сейчас почувствовала чье-то близкое присутствие. Резко обернувшись, она наткнулась на внимательный взгляд темно-серых глаз Витали. Он лежал на траве рядом с ней, подперев голову рукой. Лежал, не сводя глаз с ее лица, и нежно ласкал ее сорванным цветком ромашки. Несколько бесконечно долгих мгновений они не сводили глаз друг с друга. Злата первой слабо улыбнулась.

Виталя склонился ниже и осторожно убрал с ее лица прядь волос, нежно коснувшись кожи.

— Прости меня, — чуть хрипловато сказал он.