— А…
Лучница осеклась на том самом глубоком вдохе, затравленно переводя взгляд с дзаннарт-кхана на лекаря и обратно.
— Да уж это… — хмыкнул Пильхак, косясь на Шаграта, — Верно дзаннарт-кхан говорит… потише бы. А то не ровен час… Извиняйте, анхур-ману, ежели что не так, — смущенно ухмыльнулся он, кланяясь вновь.
После того, как дверь за лекарем закрылась, в кабинете коменданта повисла продолжительная, почти материальная тишина. Шаграт исподлобья смотрел на племянницу, привалившись к дверному косяку и скрестив на груди руки. Девушка пораженно хлопала глазами. Ого! Выходит, она только что запросто заговорила на языке йерри, и даже не заметила этого? С ума можно сойти…
— А теперь? — робко пискнула она.
— Теперь — нормально… — протянул он, в задумчивости полируя перчаткой бритый затылок. — Ай, да духи-тугоухи… Так. Поехали дальше.
С этими словами, сотник извлек из голенища высокого сапога необычной формы кинжал в изукрашенных ножнах и протянул его племяннице.
— Что это за вещь? Скажи мне.
Серебристо мерцающий и странно холодный клинок лег в подставленные девичьи ладони. Шара зачем-то прикрыла глаза, и провела кончиками пальцев по выпуклому узору ножен, так, как сделал бы слепой.
— Это фамильный кинжал дома Финвэ. — спокойно и размеренно сообщила Шара. — Он откован еще в Валиноре, и мастер Фаэглор запечатлел на его лезвии девиз… вот она, эта надпись: «славнее доблести, доблестнее славы». Он достался мне… ну, то есть последнему хозяину этой вещи — немедленно поправилась Шара, — от отца моего Элладана, сына Эл…
— Как он выглядел? — быстро перебил девушку Шаграт. — Хозяин кинжала, я имею в виду?
— Это Элда… ну, то есть йерри, по-нашему — привычные с детства слова отчего-то казались теперь чужими и странными. — Он был молодой совсем, тоненький такой… и волосы у него были светло-русые, и зеленые глаза…
— Какие-какие глаза? — удивленно переспросил Шаграт. Видимо, не расслышал…
— Зеленые! — огрызнулась девушка, — Не мешай… Еще у него была золотая серьга в левом ухе, а на ней — летящий дракон с рубиновыми глазками. Этот… йерри… Однажды он с отрядом забрел в Мордор, перейдя Черные горы… но нарвался на иртха. Завязался бой, все его товарищи погибли, а его… он попал в плен. Хм… вот странность: это было рядом с Кундузом… в полутора лигах, где гольцы с западного склона вниз спускаются. Его приволокли в стойбище и, кажется, собирались предать лютой смерти как всякого чужака, но потом… Мама? Не может быть… ой! Так это… он — мой отец, да? Ничего себе новости… Так…
— М-м…дальше не надо… — каким-то заискивающим тоном внезапно попросил сотник, но девушка не слышала его.
— Так. Наутро он попытался бежать… Этот самый фамильный кинжал остался у иртха, поэтому он взял клинок, случайно найденный им в пещере. И… ушел в сторону перевала Пишумуру-Гамзур…
— Хватит… — мягко, но настойчиво попросил Шаграт, — Не надо дальше, я верю.
— … но недалеко — не обращая внимания, продолжала Шара. — Исчезновение его заметили, и трое парней пошли по следу… он был очень слаб, и к тому же ранен. Защищаться толком не смог… его догнали и…там, где трехрогая сосна над обрывом… Шаграт-аба. Это сделал ты. Ты убил его… — закончила девушка, а когда открыла глаза, то увидела, что дзаннарт-кхан Шаграт стоит, низко опустив свою бритую голову.
— Да… — донеслось до слуха лучницы. — И снова «да», — Шаргат яростно потер виски. — Все было именно так… И пленный йерри, и его жизнь, выкупленная Йарвхой у воинов племени за золотое ожерелье, и ночь в пещере…и трехрогая сосна на Пишумуру-Гамзур, где брат твоей матери сделал все, чтобы сестра его жила, не зная позора. А вот проявилась, значит, все-таки поганая кровь.
— Ну… — Шара совершенно не обиделась на «поганую кровь». — Я не только йерри вижу.
И она поведала о видении, случившемся с нею по ту сторону Бурзугая, когда перепуганный Багнур, отчаявшись привести лучницу в чувство, окатил ее водой.
— Представляешь, он решил, что я — иргит-ману! — она пожала плечами. — Чуть ли не на колени передо мной стать пытался, это мужик-то взрослый перед девицей! — хихикнула она, совершенно забыв, что в описываемый момент было отнюдь не смешно. Вот и Шаграт не оценил: взгляд его черных глаз охладил все веселье собеседницы.
— Тебе очень повезло, — жестко произнес он, недобро щурясь — Дважды и подряд. И в первый раз — тогда, когда этот ваш полуграмотный охотник погиб, никому не успев рассказать.
— А во второй? — пристыженная лучница изо всех сил старалась вниманием загладить вину.
— Когда я тебя перед самым допросом у Назгулов выцарапал, — просто и мрачно ответил сотник. Шара при упоминании Зрачков Всевидящего Ока вздрогнула, будто вновь ощущая холод моргульского карцера. Губы мгновенно пересохли, она нервно облизнула их. От Шаграта ее реакция не укрылась.
— Боишься, — уверенно кивнул он. — И правильно делаешь. Попади ты к ним, уж там быстро придумали бы, как использовать твой дар. Это же всю разведку можно будет пинками разогнать к Наркунгуровой матери, чтоб даром хлеб не жрали… Кстати, раз уж на то пошло — как она выглядела-то хоть?
— Кто? — непонимающе воззрилась на него Шара.
— Наркунгурова мать, — как ни в чем не бывало пояснил сотник, — Или они на свет не так появляются?
Шара некоторое время тупо молчала, соображая, а потом смущенно прыснула в кулак. Ага, а то ты-то не знаешь, откуда у йерри дети берутся! Затем все-таки выдохнула и, закрыв глаза, сосредоточенно засопела.
— Да нет, с появлением на свет у них так же заведено: от отца и матери. А про его мать… слушай, я ведь тебе уже рассказывала, помнишь: девочка в сожженном стойбище над телом мертвой женщины… Помнишь? Ну вот… — веки девушки дрожали от напряжения, если бы не закрытые глаза, это походило на то, как если бы она изо всех сил старалась рассмотреть нечто в невообразимой дали. — Эту девочку… и других детей забрали уллах-воины и увезли за море в земли Запада. Там, в заповедных садах, детей напоили зельем, что забирает память. Когда она проснулась, то уже не помнила ни родичей, ни жизни в деревянном городе, ни Крылатого… даже имя ей дали новое. Потом она выросла…
— Подожди-ка, постой, — перебил ее вконец запутавшийся Шаграт, — повтори-ка, о ком она там забыла?
— Вообще обо всем… — досадливо поморщилась лучница, не открывая глаз. — Можно сказать, что заново родилась. Ну, так вот, она выросла и встретила…
— Да и хрен с ней! — рявкнул сотник, но тут же смягчился и терпеливо переспросил: — Ты сейчас Крылатого какого-то упомянула… Он — кто?
Несостоявшаяся иргит-ману открыла глаза и укоризненно посмотрела на не в меру любознательного дядьку.
— Шаграт-аба… Я ведь не могу так быстро с одного на другое перескакивать… Ты меня спросил про Наркунгурову мать, я про нее и вспомнила.
Дзаннарт-кхан Шаграт смущенно откашлялся, признав таким образом свою неправоту. Он вспомнил, что шаманам во время бесед с духами вопросы задавать можно только по теме. Но Шара, кажется, всерьез задумалась над последней фразой.
— Крылатый… — протянула она, барабаня пальцами правой руки по костяшкам левой — Знаешь, а я и сама толком не знаю… только мне отчего-то кажется, будто это — Харт’ан Мелх-хар…
— Пхут! — поперхнувшийся от неожиданности сотник сделал зверское лицо, а когда взял себя в руки, то смог выдавить лишь что-то вроде: «вона оно как…» Вывод из этого напрашивался только один: вопреки горестным сетованиям опального картографа, имя Духа Севера в Унсухуштане было более чем известно. Однако вслух она произнесла как можно небрежнее:
— Ну… мы же не в Моргуле. Что такого страшного я сказала?
Сотник крякнул, и полез за кисетом. Не снимая перчаток, он принялся методично набивать трубку, лучница, подумав, последовала его примеру. Табак у начальника заставы оказался злой, явно какая-то местная гадость, не нурненским сортам чета, впрочем, пришлого шамана за слепоту не бранят, а Шаграт после Харада никаким куревом не брезговал: главное — чтобы было.
