По мере того как он говорит, глаза готовы вырваться из орбит.

— По состоянию и…последствиям врач подробнее вам расскажет. Я знаю, что сломано плечо, одна нога оказалась зажата. Черепно-мозговая, собственно, из-за которой он и был в реанимации. Сейчас его ввели в медикаментозную кому.

Я, откровенно сказать, даже не знаю, как реагировать. Если бы сказали, что вот он, в соседней палате ждёт, когда закончится этот спектакль, я бы наплевала на все и уже летела крепко его целовать и ругать.

Но сейчас, его все еще нет со мной.

Он все еще не открыл глаза.

Мне не сказали, что он жив.

А это именно самые желанные слова. И…пока мне сложно поверить, что это вообще возможно.

— Надо было меня подготовить, Максим. — говорю ему, едва в силах двигаться к той палате, где меня успокаивали врачи: — Несколько лет назад я потеряла нашего с ним ребенка, даже не увидев. — вновь текут слезы, а я оборачиваюсь на него: — Я бы просто легла с Артуром в морге, потому что больше не смогла бы, понимаешь?

Он нервно проводит рукой по волосам, чертыхаясь.

— Я…мне очень жаль. — говорит искренне: — Босс велел держать вас от всего этого… — Подальше? — печальная улыбка между каплями соленой влаги: — Говорил, чтобы Вероника вообще не была в курсе событий, да? — поджимаю губы, стирая слезы: — Артур готов жертвовать собой ради тех, кто дорог его душе… Только он не думает, каково будет этим людям, потеряв его.

Когда только дверь в палату открывают, не дыша робко шагаю. А увидев койку, прикладываю ладони ко рту. Всхлипы звучат вперемешку с сигналами каких-то мониторов.

Подхожу ближе, вовсю сдерживая, чтобы не реветь в голос.

Артур с полностью перемотанной головой, многочисленными проводами, что вьются от его вен, маске и с трубкой во рту.

Как будто просто спит.

Практически все тело перебинтовано. Хочу дотронуться, но боюсь. Знаю ведь ответ не почувствую, а это слишком реально для меня.

— Артур… — душераздирающий хрип.

Смотрю на лицо любимого мужчины и достаю коробку.

— Ты сказал, что мое право принять его или нет… — шепотом, который я едва сама разбираю: — Я принимаю, Ризанов, слышишь? Принимаю! Пожалуйста…

Снова ломаюсь прямо тут, рыдания самостоятельно не удается успокоить. Хватаюсь за поручень койки, опуская голову.

Короткие вдохи.

Один. Два. Три.

— Я буду ждать тебя, знаешь? Знаешь же…я подожду. Только давай недолго, ладно?

Губа трясется, и не в силах больше держаться на ногах, плетусь к креслу палаты, сжимая эту коробочку.

Истерия накрывает с новой силой. Прислоняюсь лбом к холодной стене и умираю…в который раз в своей жизни.

Но даже все остальное, по сравнению с тем, что я чувствую сейчас и рядом не стоит. Сейчас…это как-будто жирная жестокая точка невозврата. Кажется, что пока он не откроет глаза, я так и буду считать это концом своей души. Я когда-то собрала ее по частям, но если он не проснется и не скажет свое “Красивая” она останется с ним.

— Мы долго с тобой не говорили… — стирая слезы после паузы говорю в пустоту, надеясь, что он слышит: — Не обсуждали наяву, как проживали лавину обрушившейся лжи. Я так пыталась тебя ненавидеть. Гнала прочь твой образ немного высокомерного, сложного, но такого обаятельного, заботливого и любящего молодого человека. Казалось, что у меня даже получалось… — качаю головой, бросая взгляд на безжизненно лежащегомужчину: — Когда узнала, что беременна…ты даже не представляешь, что испытала. Это был какой-то набор иррациональных и несовместимых чувств. Радость, надежда, любовь, ненависть, обида, боль. Все вперемешку клубилось тайфуном. Помню, как стояла у зеркала пытаясь увидеть хотя бы намек на живот. — воспоминание навевает печальную улыбку: — Конечно, ничего не увидела. Но гладила и разговаривала с будущим человеком. Неверие быстро прошло, и прогуливаясь по детским магазинам со слезами приглядывала наряды. Для мальчиков, для девочек — было неважно. А одинокими и холодными ночами десятки раз брала телефон, чтобы решиться тебе сообщить. Но…вспоминала ее руки на твоей груди и обрывала, как думала, глупые порывы. — воспоминания проносятся калейдоскопом картинок: — Как знать, может если бы ты знал, то все сложилось бы иначе… Это случилось одной ночью, я проснулась от странных ощущений, что тянули низ живота. Все произошло очень быстро: паника, вызов скорой, многочисленные вопросы с надеждой в глазах. И уже в больнице, спустя несколько часов дикая сжигающая мука. Она и по сей день лежит пеплом в душе, и как бы я не хотела, я не смогу избавиться от нее. В тот момент, наши перипетии казались столь ничтожными и мелкими, что…быстро отошли на второй план. Но странно и может быть неправильно, любовь к тебе она словно осталась под этим пеплом, тогда как я думала, что выдворила ее насовсем. И я не боюсь признаться, да, Артур, я люблю тебя. Иначе. Не так, как раньше. Глубже, осознаннее, и более того, сильнее…

Заканчиваю монолог, с безмолвными слезами глядя на него.

— Простите, вам пора. — заглядывает в палату реанимации медсестра.

— Ннет. — хмурюсь, судорожно вытирая лицо: — Я здесь подожду.

— Девушка…

— Я не уйду. — мотаю головой и вижу, как в проеме появляется Максим.

Он поджав губы смотрит на меня, и уводит медсестру, очевидно, снова договариваясь.

Кладу голову на ручку кресла и наблюдаю в ожидании увидеть его первое движение.

Артур

Состояние полной дезориентации. Башка гудит какой-то путаницей, хочется пить. Тело словно весит тонну. Не могу пошевелиться. Не понимаю вообще ни черта.

Свет яркий, глаза режет.

Что, и где, и как.

Еще во рту мешает что-то.

Пытаюсь повернуть голову, но получается только двигать зрачками. Глаза ловят мутную фигуру. Мозг в состоянии какого-то коматоза.

Стараюсь сфокусировать зрение, и мало-помалу картинка проясняется.

Всматриваюсь и не понимаю. Я ведь знаю ее. Напрягаюсь со всей своей дури, ощущая какое-то нелепое тепло.

А потом словно приходит озарение. Девочка моя красивая.

Всплеск гормонов резко ударяет и какие-то датчики пиликают чаще. Сердце словно запускается по новой, только от того, что вижу ее.

Память немного помогает, подкидывая наш фильм в мутную голову.

Черт!

Под какой-то тканью, Вероника, полусидя спит. Только кажется напряженной, будто сон отнюдь не сладкий.

Эта техника раздражает своим пиликаньем, не хочу ее будить. И в то же время хочу встать и подойти.

Но я словно овощ, который и рукой двинуть не может.

Пытаюсь успокоить свой выброс эндорфинов, чтобы только прекратились звуки.

В палату кто-то входит, подходя ближе. Какая-то девушка в медицинской форме снимает маску.

— Здравствуйте. — проверяет зрачки: — Как себя чувствуете? — что-то еще делая, спрашивает. — Ти-хо. — еле ворочая языком, отвечаю невпопад глухим и неприятно скрипучим голосом.

Снова взгляд на нее, а медсестра вскидывает брови.

— Она только недавно уснула. Пришлось помочь, так что сон еще крепкий. К вам сейчас придет доктор. — пытаюсь кивнуть, так и не сводя взгляда с нее.

В голове только что звон и больше ни черта.

Снова пытаюсь пошевелиться и рука, как минимум одна, хотя бы дает намек на покалывающие ощущения.

Из аварии помню лишь какое-то убийственное спокойствие. Вряд ли адекватный человек готов встретить свою смерть.

Но я… Так ладно, самоанализ позже.

Сейчас надо прийти в себя максимально быстро, Ризанов. Хрен его знает, что вообще творится.

Твою мать!

Снова пытаюсь пошевелиться. Теперь уже ногой, но, блядь…одна словно и не моя вовсе, ни черта не чувствую. Вторая понемногу выходит из состояния сонливости.

Раздражаюсь и сам не понимаю на что.

Похоже одну сторону нормально размотало…Надеюсь, что не останусь полным инвалидом… Мысль заставляет скрипеть зубами.

В палату с энтузиазмом на лице входит врач, бросая взгляд на спящую посетительницу.