— Великий государь, — забеспокоился Улу, — вы отпускаете его? Он не просто ваш враг, он, как мне доподлинно известно, доводится князю Ренольду сыном! Его мать, монахиня Марго, живёт в Акконе...

— Это правда, что твой отец казнённый мной князь Петры?

— Да! — Храмовник гордо вскинул голову, с вызовом глядя на султана. — Это правда! И я — самый счастливый человек на свете, потому что имею своим отцом такого человека! Я горжусь им!

— Что ж тут такого? — удивился Салах ед-Дин. — Хорошему сыну и полагается гордиться отцом, кем бы того ни считали другие... Ну что ж, раз так — убей человека, которого ты так ненавидишь! — закончил он, не меняя тона, и оба, и рыцарь, и тот, чьей смерти он сильно желал, разом повернулись и во все глаза уставились на султана.

Первым пришёл в себя изменник.

— Но великий государь?.. — начал он, понимая, что повелитель не шутит. — Я даровал тебе победу!..

Свита неодобрительно загудела, правоверные тяготились необходимостью терпеть рядом с собой в такой знаменательный день грязного шпиона, который, как многие утверждали, к тому же ещё и знался с самим злым демоном Мелеком.

— Вот как? — с деланным удивлением воскликнул султан. — А я-то думал, что мне её даровал Аллах! Аллах и мои доблестные воины. Их мудрые командиры, мои эмиры и шейхи. Но оказывается, я всё время ошибался? Что ж, мой верный Улу, благодарю тебя.

Царь шпионов с мольбой уставился на Салах ед-Дина. Впервые демон, поселившийся в душе отрока Жюльена многие годы тому назад, допустил ошибку. Ренегат и предатель испугался и задрожал, ибо понял, что жизнь сыграла с ним скверную шутку. Всё время он думал, что держал в руках все ниточки судьбы. Да и как ему было думать иначе, ведь он заставлял служить себе многих могущественных владык? Короли, князья, эмиры и шейхи считали, что управляют им, но он смеялся над ними, потешался над их близорукостью. И вот свершилось! Как он мог расслабиться? Произнести эти роковые слова?!

Улу бросился к ногам султана, не жалея красноречия, чтобы убедить его в собственной лояльности. Это стало второй ошибкой предателя — видно, не зря говорят, что тот, кто собьётся с верного пути, не сразу найдёт дорогу обратно. Видя его отчаяние, Салах ед-Дин понял, что поступил правильно, именно об этом и говорил ему мудрый ибн Муббарак. Не существовало иного способа одолеть беса, поселившегося в царе соглядатаев, ибо победить его можно было, только ударив в то место, которое нечистый дух считал у себя более всего защищённым. Хитрый и проницательный человек, Улу, как часто случается с людьми, подобными ему, менее всего опасался предательства, полагая, что никто в целом свете не мог сравниться с ним в этом искусстве.

«Что ж, — с удовлетворением подумал султан, — сейчас этот юноша свершит свою месть. Но то будет не его, а моя победа. Именно так, моя! Ибо сегодня я одержал ещё одну победу над дьяволом!»

— Что же ты стоишь, аль-Маштуб? — словно бы не замечая униженных просьб шпиона, обратился к Жослену Салах ед-Дин. — Вот враг твой. У тебя в руках сабля, что же ты медлишь?

— Я не палач, повелитель, — мрачно произнёс храмовник. — Он не безоружен, пусть вынет свой меч и примет смерть, как подобает.

Салах ед-Дин понял, что на сей раз одним ударом убить двух зайцев у него не получится. Рыцарь, вероятно, и сам того не зная, преподал урок хозяину всего Востока, не пожелав воспользоваться случаем и зарезать предателя, если ещё не была утрачена возможность убить его в честном бою. Султан всё понял.

«Ах вот как?! — подумал он. — Значит, ты, молодой и сильный, считаешь себя равным противником слабому старику, чей меч давно заржавел в ножнах? И это, по-твоему, честно?»

Точно так же считал и Улу.

— Это нечестно, великий государь! — закричал он. — Если уж речь идёт о поединке, то... По обычаю франков я мог бы настаивать на праве просить о заступнике!

— Ты хочешь сказать, что тогда за тебя дрался бы другой? Я правильно понял? — поинтересовался Салах ед-Дин. — Но какой резон тому, кто хотел убить тебя, жертвовать жизнью ради того, чтобы убить кого-то ещё? Однако определённый смысл в твоих словах есть. Ты действительно слабее. Как же мне уравнять вас?

Окинув обоих оценивающим взглядом, он хищно улыбнулся и приказал:

— Отсеките христианину правую руку! Так будет честно!

Не успел Жослен опомниться, как мамелюки вновь схватили его. Один из них взмахнул отточенным как бритва клинком, и кисть правой руки рыцаря упала на землю.

— Перевяжите его, чтобы не истёк кровью!

Когда стражники исполнили и это приказание, султан дал команду начинать схватку.

Что ж, и франкам тоже была не чужда хитрость. Молодой тамплиер не стал говорить повелителю всего Востока, что родился левшой, как и рыцарь из Тортосы, учивший своего оруженосца владеть оружием. Благодаря брату Бертье Жослен умел превосходно сражаться как левой, так и правой рукой. И хотя кровь сочилась из обрубка, а перед глазами Храмовника плыли радужные круги, он довольно быстро справился с предателем, отсёк ему голову и, бросив оружие, поднял её, показывая султану.

Даже сердце язычника не закрыто для сочувствия. Тронутый любовью рыцаря Жослена к своему отцу, Саладин не казнил сына своего врага. Он даровал рыцарю жизнь и милостиво позволил ему уйти, разрешив взять коня и меч, а кроме того, предложил исполнить какое-нибудь желание, которое было у рыцаря. И брат Жослен сказал: «Отдай мне голову и тело отца моего». И султан ответил: «Нет, того, что просишь, я не могу сделать, ибо голову врага правоверных будут показывать во всех концах земли моей, чтобы знали мусульмане, как повелитель Востока карает врагов истинной веры». Тогда брат Жослен сказал: «Отдай мне хотя бы тело отца моего». Саладин спросил: «Зачем тебе?» Брат Жослен ответил: «Я похороню его». И султан сказал: «Хорошо, бери, но до заката уходи из моего стана». Солнце ещё не село, но уже катилось к краю земли на западе, и рыцарь сказал: «Хорошо. Отдай мне тело князя Ренольда, и я уйду из твоего стана до заката».

Саладин отдал тело князя брату Жослену, и он ушёл как можно дальше, чтобы султан не передумал и не велел послать за ним погоню, а на рассвете, когда был уже далеко, похоронил отца своего в земле Галилейской в одному ему известном месте. Сам же ушёл в крепость Сен-Жан д’Акр, а когда та сдалась, пошёл в город Тир, а спустя много лет, служа Храму как прежде, стал служить и графу Триполи Боэмунду Кривому, и с ним вместе ещё через несколько лет завоевал город, где родился.

Вот так и закончилась история жизни и деяний славного рыцаря Ренольда де Шатийона, которую описал брат Жослен Антиохиец, коментур ордена Бедных Рыцарей Христа и Храма Соломонова.

Опасения графа Раймунда вполне оправдались, потеряв армию, франки потеряли и королевство.

Стены городов и неприступных замков словно бы сами падали перед победоносным войском Салах ед-Дина. Первой сдалась Тивериада; как и предполагал граф, султан отпустил графиню Эскиву и всех, кто вместе с ней героически сдерживал осаду, позволив им уйти в Триполи. 8 июля султан подошёл к Акре. Сенешаль Жослен де Куртенэ, лишь по счастливой случайности избежавший участи других знатных рыцарей, не помышлял о сопротивлении. Горожане думали иначе, они хотели драться. Чтобы предать Акру в руки мусульман, пришлось пролить кровь христиан. Тех, кто желал сражаться, заставили подчиниться силой оружия, и 10 июля город без боя сдался Салах ед-Дину, который пожаловал его старшему сыну. Аль-Афдаль отдал все брошенные христианскими купцами товары своим солдатам. Поведение юноши так разозлило Таки ед-Дина, чьи воины остались с носом, что он не стал препятствовать им, когда они, к большой досаде султана, разграбили сахарную фабрику.

Некоторых из баронов Салах ед-Дин освободил в обмен на их вотчины: так без боя им были приобретены Ботрун, Джебаил и Марклея. (Последний город находился на территории графства Триполи. Как видим, Салах ед-Дин не собирался держаться обещаний, данных Раймунду). В Аскалоне фокус, что называется, не удался; когда к стенам привели Гвидо де Лузиньяна и магистра Жерара, король приказал жителям сдаться, но те лишь посмеялись и, в довольно грубой форме высказав королю всё, что они о нём думали, ворот не открыли. Однако продержались храбрецы недолго. Натиск штурмующих оказался настолько силён, а силы защитников настолько малы, что вскоре им пришлось покориться. Всех жителей вместе с их семьями отвезли в Египет, где, посадив на корабли, отправили в Европу. В Газе гарнизон тамплиеров, обязанный подчиняться приказам магистра, сдался по первому его требованию. Так Жерар получил свободу. Он сложил буйную голову спустя два года в странной битве под Акрой, когда одна часть войска султана бежала, преследуемая христианами аж до роковой Тивериады, а другая резала начавших грабить вражеский лагерь рыцарей. Гюи же после своей неудачи с жителями Аскалона ещё несколько месяцев оставался в плену. Он умер на престоле Кипра спустя семь лет после роковой битвы на Рогах Хаттина. Сибилла оставила своего прекрасного феба в 1190-м, ей было всего тридцать лет, когда, как выражались тогда, Господь призвал её к себе.