— Ты же говорил, что прибыл от Саладина?

Улу улыбнулся и, спеша скорее развеять недоверие высокой особы, со всей учтивостью пояснил:

— Мессир, я действительно прибыл как посланник султана, но это же не означает одновременно, что я всё время сидел в Дамаске и ждал его приказа. Если бы мы в нашей империи поступали так, то она давным-давно пришла бы в упадок, рассыпалась просто из-за того, что никто и никогда не знал бы, что ему делать. Наша задача — опережать события, а иногда и создавать их. К тому же просьба султана — по сути дела, моя просьба.

— Что ты мелешь?! Ты же сам сказал, что принц аль-Афдаль...

Посмотрев в лицо старику, граф неожиданно умолк.

— Чтобы сэкономить время, которого весьма мало и у меня, и уж тем более у такой знатной особы, как ваше сиятельство, я всё-таки закончу рассказ. Или вам не интересно знать, кто вошёл в состав посольства?

— Мне всё равно, — бросил Раймунд, которому не хотелось открывать собственную неосведомлённость перед каким-то мерзавцем-отступником. — Кажется, собирался магистр Госпиталя, архиепископ Тира Иосия... Ну и барон Наплуза, конечно. Наверное, кто-то ещё...

— Да, конечно. Только что не сам король с патриархом.

— Что?! — Голос Раймунда загремел. — А ну-ка говори мне, кто ещё?!

— Я как раз и собирался сделать это, ваше сиятельство, — прижимая руки к груди, как заправский восточный вельможа, проговорил старик. — К вам в гости направляется магистр Храма, хорошо известный вам Жерар де Ридфор. — Поскольку граф молчал, гонец добавил: — Вот я и подумал, отчего же не совместить приятное с полезным? Полагаю, что весьма разумно было бы предоставить возможность наследнику султана исполнить свою мечту и прогуляться по землям Галилеи. А вы как думаете, мессир?

Раймунд не ответил, в душе его закипала злоба. Ах вот как, ваше величество?! Решили дать мне пощёчину? Думаете, я собираюсь сносить подобные издевательства? Ну уж нет!

— У тебя всё? — не слыша своего голоса, спросил граф и, не дожидаясь ответа, закончил: — Ступай. Передай своему господину, что во имя нашей дружбы я рад оказать ему любезность. — Когда Улу удалился, правитель Триполи и Галилеи сжал кулаки и ударил по подлокотникам кресел: — Ну что ж, друзья мои, мы ещё посмотри, кто кого!

От столицы королевства до Наплуза, прозванного мусульманами Маленьким Дамаском, не больше тридцати миль по прямой, по дороге раза в полтора больше — двенадцать-пятнадцать лье. Всем вышеозначенным делегатам: архиепископу Иосии, магистрам орденов и Балиану Ибелинскому в сопровождении десяти рыцарей-госпитальеров вполне хватило длинного весеннего дня, чтобы добраться туда ещё засветло.

Хозяин, как и полагается, устроил для гостей знатный пир, а утром, едва рассвело, все сели в сёдла и отправились дальше. Вернее, так, отправились дальше все, кроме сира Балиана, у которого возникли срочные дела дома. Поэтому решили по-другому: все члены миротворческой миссии отправятся на север, чтобы утром 1 мая встретиться в Кастеллум Фабе — замке Ла Фев в Эсдрилонской долине.

Вечером 30 апреля, когда барон Наплуза с несколькими своими рыцарями уже садился в седло, чтобы за ночь покрыть следующие пятнадцать лье, отделявшие его город от условленного места встречи, из Тивериады неожиданно прибыл гонец с известием, прочитав которое Балиан пришёл в замешательство.

— Но зачем всё это? — спросил он учёного слугу, грума и старшего оруженосца Эрнуля, впоследствии автора одной из лучших хроник Утремера ХП столетия. — Почему он согласился?

— О чём вы, мессир? — естественно, поинтересовался оруженосец; сеньор всё ещё продолжал держать письмо в руке.

Вместо ответа барон протянул Эрнулю послание из Тивериады.

— На, сам почитай, — предложил он и добавил со вздохом; — Говорил я ему, что Саладин из тех, кому палец в рот не клади, того гляди, руку по локоть оттяпает? Говорил! А он...

Прочитав послание графа Триполи, хронист потемнел лицом и — господин, ценя учёность слуги, довольно много позволял ему, — произнёс:

— Но... это же измена, государь? Явная измена? Что же будет?

— Может, ещё и ничего, — теша себя тщетной надеждой, проговорил сеньор Наплуза. — Если граф догадался послать такие известия по всем городам и крепостям Галилеи, тогда есть шанс, что всё обойдётся. По крайней мере, не случится беды, хотя... Господи Боже, неужели всё напрасно? Сколько я убеждал этого мальчишку прекратить ссоры с графом! Вроде бы убедил, так вот на тебе! Теперь сенешаль и его клика начнут зудеть на ухо королю: вот, поверили вы графу Раймунду и его доброхоту Балиану, а они вон чего удумали! Силу демонстрируют, мол, не отдадите Бейрут обратно, завтра в союзе с Саладином на вас пойдём, не побрезгуем — зря, что ли, давно с агарянами кумимся? Вот и верь им после всего! Я прямо слышу, как они это говорят!

Но Эрнуль, предпочитавший пользоваться больше пером, чем языком, как любой, кто много слушает и наблюдает, давно уже изучил господина и знал — не из-за того, что и кто скажет, так разволновался он сейчас, другое страшило барона.

— А его сиятельство граф знает, что к нему едет гранмэтр Храма? — спросил хронист.

— Должен. Я же послал Караколя вперёд, когда мы выезжали. Думаю, он уже доскакал в Тивериаду. — Сомневаясь в том, что всё сделал правильно, Балиан добавил: — Надо было известить его заранее, но я же не знал, поедет магистр или нет. Король настоял, я согласился с условием, что с Жераром де Ридфором не будет свиты. Ведь таким образом получается, будто он просто составляет нам компанию. — Барон Наплуза вздохнул: — По крайней мере, я надеялся, что сумею убедит в том сира Раймунда. — Вспомнив об уехавших вперёд делегатах, Ибелин закончил, не слишком, впрочем, оптимистично: — Хвала Господу, что нет с ними ни одного тамплиера, кроме самого магистра и двух его товарищей. Так, может, ничего ещё и не случится?

— Да, — согласился Эрнуль. — В одиночку магистр вряд ли сумеет натворить бед. Не станет же он в самом деле один атаковать семь тысяч конников Саладина? Это же смешно, правда?

Сеньор между тем не разделял оптимизма слуги.

— М-да... Если только... — покачав головой, начал Балиан и принуждённо улыбнулся, прогоняя печаль. — Ладно, нечего гадать на звёздах. Выступаем!

Однако, едва маленький отряд барона Наплузского выехал за ворота, как столкнулся с посланником епископа Себастии[100], находившейся всего в каких-нибудь двух-двух с половиной лье от Маленького Дамаска. Епископ напоминал сеньору о своём приглашении на мессу в честь дня святых Филиппа и Якова.

«А чёрт! — мысленно в сердцах воскликнул сир Балиан. — Как же я забыл? Придётся сделать небольшой крючок. Как же некстати в самом-то деле?! Впрочем... — Тут он подумал о том, что Эрнуль, конечно же, прав. Граф Раймунд, разумеется, разослал уведомления о необычном рейде сарацин в Галилею по всем её градам и весям. А раз так, то гонец, отправленный в крепость Ла Фев, расположенную почти вдвое ближе от Тивериады, чем Наплуз, наверняка прискакал туда ещё засветло[101]. — Ничего, придётся не поспать ночку — поскачем в землю Эсдрилонскую сразу после утрени. К полудню доберёмся. Всё равно до конца дня в Тивериаду нам теперь из-за турок не проехать».

Решив так, барон Наплуза очистил душу от сомнений и с радостью и даже воодушевлением откликнулся на приглашение епископа Себастии.

Несмотря на разницу в расстоянии, в Кастеллум Фабе, небольшой замок Ла Фев тамплиеров, получивший своё название от соседней деревушки эль-Фулех, что означает всего лишь фасоль, гонец с известием о предстоящем приходе мамелюков доскакал приблизительно одновременно с тем, которого отправили в Наплуз[102]. Однако в Ла Фев полученная депеша вызвала весьма бурные дебаты. Архиепископ Тирский и главы обоих орденов оценивали известие по-разному. Жерар де Ридфор отреагировал на него именно так, как и представлял себе Балиан де Наплуз.