Настроение у Жослена внезапно испортилось, — он, признаться, совершенно растерялся, — и, зная, что лучшее средство от хандры, общение с самыми прекрасными, сами благороднейшими животными на свете, с конями, отправился в стан дружины Петры, где находился его Бювьер и одна из кобыл, подаренных ему Графиней в прошлом году. Гюзаль — считалось, что у лошади была арабская кровь, — прибежала тогда в Керак следом за жеребцом, другая так и пропала. Где именно, хозяин мог только гадать, так как после «разговора с дьяволом» и до момента, когда увидел над собой лицо князя, он почти ничего не помнил. И на том спасибо, кобыл он не жалел, рассчитывая сберечь главное — боевого коня.

Поскольку своих слуг, даже оруженосца, Жослен не имел, животные находились под присмотром княжеского конюха Жербо Скопца. Именно его и окликнул рыцарь, подходя к коням, мирно пощипывавшим травку вокруг пригорка, на котором стоял шатёр сеньора и палатки его вассалов.

— Эй ты, коровья задница! — ласково окликнул рыцарь конюха. — Ты где? Не прячься, я вижу тебя! Опять напился, сволочь?

Жербо не отвечал, но Храмовник мог поклясться, что видел его сновавшим между лошадьми. Жослен встревожился, но, обнаружив, что Гюзаль и Бювьер в полном порядке, успокоился — в конце-то концов, что делать конюху рядом с пасущимися животными в лагере, когда на несколько миль вокруг нет ни одного язычника? Он, наверное, у костров с остальными, пьёт вино и рассказывает байки, или завалился спать, поручив присмотр за конями помощникам. Небось радуется, что можно расслабиться: не любит подлый народишко воевать во имя Господне, хотя пограбить никто не прочь.

«Этот скот надрался и храпит, как дракон, а я беспокоюсь?! — окончательно убедил себя Храмовник и повернулся, чтобы уходить. — Нет! Дьявол! Тут кто-то есть!»

Услышав, как кто-то чихнул всего в двух или трёх туазах от него, он выхватил кинжал:

— Выходи! Хуже будет! Попробуешь сбежать, догоню и прирежу на месте.

— Мессир, — раздался в темноте знакомый голос. — Что уж вы так, мессир? Али не узнаете своих?

Холодные отблески мириада мириад звёзд июльского неба и свет сотен костров вокруг давали возможность видеть всё довольно хорошо, но, конечно, далеко не так, как днём. Оттого рыцарю потребовалось какое-то время, чтобы узнать обращавшегося к нему человека.

— Караколь? — удивился Храмовник, опуская кинжал и уже собираясь убрать его в ножны. Однако рука его, словно бы против его воли, остановилась. — Ты что тут делаешь? Заблудился? Ваши же дальше стоят? Или...

— О слявний бдиттельный ритгер Жоослин, — залопотал бывший оруженосец князя, изображая акцент немца, как бывало любил делать. — Стращщний враг салтан Саладин ходить-бродить вокрук. Р-р-р-р! Р-р-р-р! Стращьно! Ужясно! Но язичник просчит-тал-лся, христиа-анне могут спать спокойнно, когда риттер Жоослин на посту. Он не дремайт, он начеку!

Но Храмовник не собирался веселиться и позволять Караколю обращать всё в шутку.

— А ну-ка заткнись! — рявкнул он. — Что тут делал? Отвечай!

Прежде чем шут успел ответить, рыцарь решительно шагнул к нему и... Караколь бросился бежать, но довольно скоро, поскользнувшись на куче навоза, упал навзничь и, ударившись о землю, выронил из рук какую-то шкатулку наподобие той, которую в прошлом году подарила своему гонцу Графиня.

Рыцарь, с грозными окриками устремившийся в погоню, не успел среагировать и, споткнувшись о беглеца, рыбкой растянулся на траве, но кинжала из рук не выпустил.

Бывший оруженосец князя успел подняться, но, вместо того чтобы убегать, принялся шарить по земле в поисках оброненного предмета. Жослен подскочил к Караколю и пнул его в бок тяжёлым рыцарским сапогом. Тот охнул и опрокинулся на спину, но перевернулся и снова оказался на четвереньках, однако лишь затем, чтобы вновь отведать удара ноги Храмовника. На сей раз шуту не удалась даже попытка подняться. Противник прыгнул ему на грудь и, упёршись в неё коленом, всем весом придавил к земле. А для того, чтобы убедить Караколя в тщетности надежд освободиться, легко, почти не нажимая, провёл лезвием кинжала по горлу.

— Что ты тут делал, собака! Отвечай или прирежу!

— Отпусти!

— Сейчас! Отвечай! — требовал рыцарь. — Решил испортить коней? Что было у тебя в руке?!

— Ничего! Ничего не было! Не убивай меня! — умолял бывший оруженосец.

— Как бы не так, бельмастая скотина! — скаля зубы, прорычал Жослен. — Кто тебя подослал?! Кому ты служишь? Предателям Ибелинам?! Изменнику графу Раймунду?! Саладину?!

В ответ Караколь только лепетал какую-то чушь и просил отпустить его, но Храмовник не собирался поддаваться на уловки врага и, чтобы сделать того откровеннее, полоснул по его бритой щеке кинжалом.

Понимая, что рыцарь не шутит, шут завизжал:

— Нет! Нет! Нет! Не надо! Я всё скажу!

— Говори, бельмастая сволочь!

Но из глотки Караколя неслось только какое-то бульканье:

— Улу! Улу! Улу!

Жослен понял, что ему придётся зарезать бывшего оруженосца господина, и уже почти совсем собрался сделать это, как какая-то мысль, точно обухом по голове, ударила его:

— Это тот старик, с которым я видел тебя в Акре в прошлом году в августе?! Тот колдун со смарагдовым перстнем?!

— Он не колдун! — даже и в состоянии, близком к сумасшествию, в котором находился отставной шут, он понимал, что за связь с колдуном в такой ситуации уж точно не помилуют: раз колдун — значит, порча. — Он не колдун! Не колдун! Он святой! Святой странник!

— Рогар Трёхпалый разберётся, кто святой, а кто нет! — пообещал Жослен. — Он соскучился по работе!

Храмовник знал, что говорил.

— Только не это! Только не это! — взмолился бывший оруженосец. — Пощадите, мессир!

Теперь самым важным для Жослена представлялось захватить колдуна.

— Может, и пощажу! Если скажешь мне, где он?!

— О-о-о!!! — завыл Караколь. — О-о-о!!!

— Не выть! Отвечать!

— Он пошёл...

— Куда?! Я не отстану, дьявол бельмастый! Где колдун?

— У графа...

— У какого графа? — наседал Жослен, требуя ответа уже по привычке, он и так понял, о каком графе шла речь, хотя бы уже потому, что в лагере был всего один граф, поскольку сенешаль по приказу короля уехал в Акру, чтобы лично встретить важных крестоносцев из-за моря, появление которых ожидалось со дня на день. — У изменника Раймунда?

— Да.

— Предатель! Проклятый предатель!.. Эй, что вы делаете?! Обезумели?! — Храмовник едва успел увернуться от занесённой над его головой дубины. Удар, по счастью, получился скользящий и пришёлся в защищённое кольчугой плечо — воинственный рыцарь не снимал главной части доспехов со вчерашнего утра. Однако силушкой Бог неожиданного помощника Караколя не обидел. Жослен отлетел в сторону и упал на траву. Взлетел вверх топор. — Эй, ты! Скотина! Свинья богомерзкая!

Считается, что доброе проклятие недурная защита даже от меча — интересно, поможет ли с топором?

— Постой, Пьер! — владелец дубины схватил товарища за рукав. — Это же наш рыцарь! Жослен! Мессир! Мессир! Простите ради Господа! Мы обознались в темноте! Простите, мессир! Поговаривают, в лагере какие-то колдуны наводят порчу на коней, вот мы и пошли...

— Ловите! Ловите его, сукины сыны! — вместо ответа завопил Храмовник, указывая на Караколя, который, воспользовавшись паникой, что-то схватив с земли, во весь дух помчался прочь. — Не дайте ему уйти! — Конюхи явно не спешили выполнять распоряжение. Пришлось применить самое верное средство: — Это же Бельмастый! Он и есть колдун! Он хотел отравить лошадей со зла на нашего сеньора!

Большего святотатства, чем попытка причинить вред коню, для человека, который всю жизнь ходит за лошадьми, и представить себе нельзя. Обоих конюхов как ветром сдуло. Спустя несколько мгновений где-то немного в стороне раздались чьи-то крики и ругательства.

«Упустили, олухи! — в отчаянии заключил Жослен. — Вот шлюхины дети!»

Но он ошибся, Руссель Бельмастый не сумел уйти от резвых парней, однако и Рогар Трёхпалый лишился развлечения на сегодняшний вечер. Караколь слишком быстро удирал, и Пьер из опасения вновь опростоволоситься швырнул в него свой топор. Конюх никак не рассчитывал, что попадёт беглецу прямо в голову. Он целил в ноги, но тот, видимо, в самый неподходящий момент поднялся, преодолевая какой-то бугорок. В общем, бывший оруженосец, бывший шут, бывший подручник колдуна теперь сделался... бывшим человеком.