– Однако Лив Риз так и не было предъявлено обвинение, – отметила Хэллидей.

– Прокурор отказалась выдвигать обвинительное заключение, – пояснил Реган. – Она сказала, что дело Краузе было сплошным предположением с небольшим количеством доказательств. Тем временем я узнал, что сосед, наблюдавший за ее квартирой в бинокль, съехал за день до убийства. Это была краткосрочная аренда. Он заплатил за неделю аренды, которой не воспользовался, и, я вам скажу, арендная плата была немаленькой.

– Похоже, он хотел спешно убраться оттуда, – сказала Хэллидей.

– К счастью, он был разгильдяем. Он не удосужился вынести мусор. Когда меня впустил уборщик, я нашел в квартире дюжину пустых пивных банок и кучу контейнеров для еды навынос. Я взял пивные банки и отдал их другу из судебно-медицинской лаборатории.

Реган достал вторую папку. Он просматривал бумаги одну за другой, пока не нашел ту, которая была ему нужна. Это был отчет по отпечаткам пальцев. Он поднял его в воздух, чтобы оба детектива могли его видеть.

– Его зовут Джо Чалмерс. Много судимостей. Взлом с проникновением. Угон автомобиля. Одно нападение много лет назад. В момент убийства он обналичивал социальные чеки. Так как же он мог позволить себе арендовать квартиру напротив дома Лив Риз?

– Кто-то заплатил за это, – предположила Хэллидей.

– Тоже так думаю.

– Вы отследили Джо Чалмерса?

– Он скрылся из города. Никто не знает, куда он уехал.

– Может, нам стоит еще раз его поискать, – предложила Хэллидей Лавелю.

– На самом деле, когда я услышал, что вы интересуетесь записями по делу Декер и Реджио, я поискал его, – сказал Реган. – Он снова в городе. Живет в социальном жилье. Я подумал, что как-нибудь наведу о нем справки.

– Зачем ждать? – произнес Лавель, вставая и хватая куртку со спинки стула.

Среда, 17:34

Секретарь доктора Бреннера уходит из-за стойки, чтобы распечатать бланк страховки для только что пришедшего пациента. Я пользуюсь ее отсутствием, чтобы выскользнуть из клиники и направиться к ближайшей станции метро, где вбегаю в вагон за секунду до того, как закрываются двери.

Когда я выхожу из метро и иду по озаренному приглушенным вечерним светом скользкому тротуару в свой офис, пахнет свежестью после дождя.

Этот таинственный Тед был обозначен в моей медицинской книжке в офисе доктора Бреннера как экстренный контакт. Невероятно, но указанный им адрес – это адрес офиса «Культуры».

Когда я вхожу, Натали нет за стойкой администратора. Вместо нее сидит временная сотрудница с короткой стрижкой и пепельной челкой. Ее тушь потекла, и черные пятна образовали темные лужицы под глазами. Следы слез бегут по ее щекам.

– Вы в порядке? – спрашиваю я.

Она кивает и одновременно качает головой. Затем она заливается слезами.

– Вам лучше войти.

Офис перекрашен из сдержанных классических нейтральных тонов в броскую цветовую гамму с оттенками серого, электрического синего и лаймово-зеленого. Место больше похоже на вестибюль отеля, чем на офис.

Несмотря на жизнерадостный декор, над редакцией витает чувство безысходности. Посреди офиса женщина со закрученными локонами обнимает женщину с длинными рыжими волосами. Их глаза опухли. Они обе плакали.

– Я не могу в это поверить, – говорит женщина с рыжими волосами.

– Я тоже не могу, – отвечает ее подруга, обнимая ее.

– Что случилось? – спрашиваю я.

У обеих женщин ком в горле, который они с трудом проглатывают, как будто собираются сообщить плохие новости.

– Лив, вы должны сесть, – говорит кудрявая женщина.

– Почему? Что случилось?

Мой разум молниеносно перебирает варианты, когда я пытаюсь сообразить, что могло вызвать такое отчаяние. Я бросаю взгляд сквозь офис на просторную комнату для совещаний со стеклянными стенами, где за столом сидят ошеломленные сотрудники. Некоторые держат руки у рта. Другие открыто рыдают.

– Что случилось? – в моем голосе читается паника.

– Я не могу выразить это словами, потому что если я это сделаю, тогда это станет реальностью… а я не хочу, чтобы это было реальностью, – всхлипывает женщина с закрученными локонами.

Ее рыжая подруга берет меня за руку и опускает на круглый диван без спинки, словно я инвалид.

– Так тяжело, Лив, – говорит она, садясь рядом со мной и кладя наши сцепленные руки на свою клетчатую юбку. Я растерянно смотрю в ее глаза, полные отчаяния, и пытаюсь понять, откуда она знает мое имя.

– Тед мертв, – наконец произносит она. Ее веснушчатое лицо от скорби покрывается морщинами. Свежие слезы стоят в ее глазах.

– Мертв? – еле слышно выдыхаю я. Они обе рыдают.

Их печаль заразительна. Слезы бегут по щекам, а грудь словно налилась свинцом от горя.

Я не знаю, почему я так эмоционально отреагировала. В конце концов, я даже не знаю, кто такой Тед, кроме того, что доктор Бреннер, по всей видимости, считает его моим другом. Я пришла в офис, чтобы найти его.

– Все, должно быть, шокированы, – мой голос дрожит.

– Мы раздавлены. Мы даже представить не можем, через что вы проходите. Вы и так через многое прошли, Лив. И теперь это… – ее голос осекается.

Ее слова эхом отдаются в моей голове, которая внезапно начинает кружиться. Доктор Бреннер тоже упомянул травму в моем прошлом. Я покачнулась. Обе женщины хватают меня, словно боятся, что я упаду.

– Мы должны принести ей чего-нибудь попить.

Они провожают меня в офисную столовую, где кто-то выдвигает для меня белый стул за столом такого же цвета, а кто-то приносит кока-колу.

– Чтобы поднять сахар, – говорит женщина, отдергивая алюминиевый язычок и протягивая мне шипящую холодную банку.

Я делаю несколько глотков и отставляю банку в сторону, наблюдая, как коллеги успокаивают друг друга долгими утешающими объятиями. Кто-то включает огромный телевизор, висящий на стене в столовой. Электронная музыкальная тема послеобеденной программы новостей звучит по всему офису.

– Полиция раскрыла имя человека, убитого прошлой ночью во сне в квартире в центре города, – сообщает диктор. – Это Эдвард «Тед» Коул, руководитель журнала «Культура». Полиция сообщает, что начато расследование в отношении его…

Имя эхом отдается в моей голове, а на фоне ревет телевизор. Тед мертв. Вот почему он не пошел со мной на прием к доктору Бреннеру.

Кадры мелькают на экране, показывая написанное кровью на окне слово «ПРОСНИСЬ!»

У меня на запястье такая же надпись, в точности так, как сказал человек, который позвонил мне в ту мрачную квартиру в подвале и выдвигал эти гнусные обвинения. Он предположил, что я убила кого-то этим утром. Я задыхаюсь, когда понимаю, что Тед, должно быть, и есть этот «кто-то». Возможно ли, что я убила того самого человека, которого оплакивают все в этом офисе?

Я никак не могла его убить. Я не агрессивна. Я теряю сознание при виде крови. Смешно даже думать, что я могу нести за это ответственность. Но Тед мертв, в памяти образовалась большая черная дыра, а на коже написано то же слово, что было намалевано на месте преступления.

Глядя в окно, я пытаюсь осмыслить все, что произошло с тех пор, как я пришла в свой офис. Внизу на улице пешеходы, направляясь домой с работы, толпятся на тротуарах, словно суетящиеся муравьи. Этот вид открывался передо мной уже тысячи раз. Теперь мне кажется, что я смотрю на него из другого измерения.

В окне появляется отражение рыжеволосой женщины в клетчатой юбке.

– Я так сожалею о вашей утрате, Лив, – произносит она, стоя позади меня.

– Спасибо, – отвечаю я, не оборачиваясь.

– Несмотря на то, что вы с Тедом разорвали помолвку, это должно быть невероятно больно. Он всегда восхищался вашим талантом и тем, как вы поднимались по карьерной лестнице в журнале, – запинается она. – Наверное, я просто хочу, чтобы вы знали, что я здесь на вашей стороне. Мы все.

Я потрясена, узнав, что мы с Тедом были помолвлены. Как я могла не вспомнить мужчину, за которого собиралась выйти замуж?