Я лишаюсь дара речи. Если бы я приготовила обед, то я бы знала об этом. Правда же? Я чувствую себя не в своей тарелке. Тут я понимаю, что не видела кошку с тех пор, как проснулась.

– Где Шона?

– Наверное, бродит где-то по окрестностям, – говорит Эми.

– Она обычно возвращается к этому времени.

Я постукиваю ложкой по банке кошачьего корма у кухонного окна. Этот звук всегда возвращает ее домой. Мы обе слышим слабый звук в шкафу прихожей. Эми открывает дверь шкафа, и Шона выбегает, напуганная и явно расстроенная.

– Как ты, черт возьми, оказалась запертой в шкафу, глупышка? – спрашивает у кошки Эми, поднимая ее.

В шкафу висят мои вещи из химчистки. Квитанция, прикрепленная к лицевой стороне прозрачного полиэтиленового чехла для одежды, указывает на то, что они были получены сегодня. Оплата произведена наличными.

– Ты забрала мои вещи из химчистки? Я переведу тебе на счет деньги за них.

Эми меня не слышит. Она глубоко сосредоточена, печатая текст на своем телефоне.

– Что ты только что сказала? – отзывается она, отправив сообщение и поднимая на меня взгляд.

– Я поблагодарила тебя за то, что ты забрала мои вещи из химчистки.

– Какие вещи? – Эми странно на меня смотрит. – Я сегодня ничего не забирала.

Ее отрицание заставляет меня пошатнуться. Я упираюсь рукой в дверной косяк, чтобы удержаться. Если я не забирала вещи из химчистки и Эми не забирала, тогда кто? Сначала молоко появляется в холодильнике, а потом запеканка в духовке. Теперь моя одежда из химчистки чудесным образом оказалась в шкафу. Кто-то был здесь, пока я спала. Это единственное объяснение. Вопрос, кто и зачем.

– Ты в порядке, Лив? Без обид, но ты ведешь себя очень странно.

– У меня немного кружится голова, – говорю я, чтобы объяснить свое необычное состояние.

Эми подумает, что я сошла с ума, если я скажу ей, что, по-моему, кто-то вошел в квартиру, пока я спала, чтобы разогреть запеканку и принести мои вещи. Это нелепо. Я даже сама думаю, что рехнулась. И все же я не могу придумать никакого другого объяснения.

Я нахожу еще один букет цветов в вазе рядом с моей кроватью, когда захожу в свою спальню. Этот букет состоит из сочетания белых и бледно-розовых гардений. Они наполняют мою комнату опьяняющим цветочным ароматом.

Мой мобильный телефон издает звуковой сигнал о сообщении в снэпчате. Я открываю его и вижу фотографию гардений рядом с моей кроватью вместе с сообщением:

«Вот как парень должен относиться к девушке, с которой встречается, Лив».

«Кто это?» – пишу я в ответ.

Как только я нажимаю «Отправить», исходное сообщение исчезает, как будто его никогда и не было. Корю себя за то, что не сделала скриншот.

Я звоню в полицию. На этот раз два детектива прибывают через полчаса. Первый – угрюмый детектив, с которым я разговаривала несколько дней назад, когда писала заявление о пакете молока. Его напарник – моего возраста, детектив Ларри Реган. У него волосы насыщенного шоколадного цвета и такие же бархатистые глаза.

– Я вас помню, – говорит угрюмый детектив Краузе. – На этот раз кто-то оставил вам яйца? Или, может быть, буханку хлеба? – он смеется над собственной шуткой. Это заставляет меня немедленно пожалеть о том, что я позвонила в полицию, и напоминает мне, почему я никогда не доверяла копам.

– Букет цветов был оставлен рядом с моей кроватью. Ни я, ни моя соседка не ставили его туда.

Я рассказываю им об остальных странных вещах, которые произошли сегодня.

– И что вы думаете? Что незнакомец принес ваши вещи из химчистки в вашу квартиру и приготовил вам ужин? – усмехнулся детектив Краузе. – Я бы не возражал против такого преследователя. Как вы думаете, он гладит рубашки и воротнички тоже крахмалит? Он был бы на вес золота.

Его плечи сотрясает сдавленный смех над собственной шуткой. Младший детектив не смеется. Во всяком случае, он выглядит явно смущенным грубостью своего напарника, послушно записывая рассказанные мною детали в своем блокноте. Он говорит мне прийти в полицейский участок завтра утром, чтобы подписать заявление.

Эми провожает детективов и остается на ступеньках, чтобы позвонить. Я отчетливо слышу, как она говорит:

– Это вышло из-под контроля.

Скрипит половица, когда я выхожу на площадку, чтобы лучше слышать. Эми, должно быть, тоже это слышит, потому что выходит из здания и продолжает свою беседу дальше по улице, стоя спиной ко мне на углу и оживленно разговаривая по телефону.

Испытывая отвращение от мысли, что преследователь оставил мне подарки, пока я спала, я хватаю букеты, запеканку и коробку шоколадных трюфелей и выбрасываю все это в мусорный бак на улице, когда сыщики уезжают на своем сером форде. Я поднимаюсь наверх с ужасным чувством, что я все меньше могу контролировать свою жизнь.

Среда, 16:07

Дарси Хэллидей видела, что Джек Лавель стремительно расстраивался, меряя шагами тротуар рядом со своей припаркованной машиной, где она сидела на переднем пассажирском сиденье.

Пока что все, с кем он разговаривал в кредитной компании, требовали ордер, прежде чем раскрыть имя держателя карты, забронировавшего квартиру, в которой произошло убийство. Лавель мог бы оформить ордер, но это заняло бы какое-то время. А пока все его расследование тормозилось из-за педантов, помешанных на расстановке всех точек над «и» ради самой расстановки.

Пока Лавель в четвертый раз ожидал ответа, он наклонился и заговорил с Хэллидей через открытое пассажирское окно.

– Объявите в розыск Риз, пока я разбираюсь с этими идиотами, – сказал он. Его скулы были напряжены. Заявление о подаче в розыск будет разослано по всем отделениям полиции Нью-Йорка.

– Я думаю, надо подождать, – ответила Хэллидей. – Если это просочится в СМИ или Лив Риз узнает о том, что объявлена в розыск, она может сбежать.

– Это была не просьба, детектив, – отрезал он.

– Что будет, если она этого не делала? – настаивала Хэллидей. – Объявление в розыск поставит ее под прицел каждого копа в Нью-Йорке. И если СМИ доберутся до нее, то она будет на первых страницах всех таблоидов. Представьте, проснуться без памяти и увидеть свое лицо на первых полосах всех газет. Это напугает ее до чертиков, – сказала она. – Кто знает, что она сделает?

– Если бы вы делали то, что вас просят, это чертовски упростило бы мне работу, – процедил каждое свое слово Лавель.

На связь вышел старший менеджер, и Лавель отошел от машины, чтобы объяснить ситуацию. Хэллидей продиктовала по телефону описание детективу Трэну.

– В розыск объявлена женщина по имени Лив Риз, – сказала Хэллидей. – Разыскивается в связи с убийством. По описанию она ростом около 170 сантиметров, весом 55–60 килограммов. Длинные темные волосы почти до пояса. У подозреваемой серьезные нарушения памяти, что делает ее рассеянной и дезориентированной. Неизвестно, вооружена ли она. Офицерам следует приближаться к ней с осторожностью.

Чтобы поспособствовать розыску, Хэллидей отправила Трэну фотографию с камеры видеонаблюдения, на которой рано утром в переулке за многоквартирным домом была заснята Лив Риз с распущенной длинной косой. Она попросила его также включить в объявление фотографию из отчета Интерпола о пропаже человека.

– Я не должен был на вас срываться. Я перегнул палку, – извинился Лавель, закончив разговор и забравшись на водительское сиденье. – Держу пари, у этих идиотов была информация перед глазами на экранах компьютеров. Им просто нужны были письменные запросы, чтобы прикрыть свои задницы. Тупые канцелярские крысы. Тело было найдено девять часов назад, и мы до сих пор не знаем имени жертвы.

– В розыск будет объявлено, как только капитан подпишет ориентировку. Ночная смена получит ориентировки на собрании, – ответила Хэллидей, не пытаясь скрыть свое раздражение. Она привыкла выполнять приказы в армии. Но это не значит, что она должна с ними соглашаться.