Лорен яростно фыркнул, больно схватил её за локоть, встряхнул и приглушённо рявкнул:

— Хватит! Хватит напоминать мне об этом! Оказывается, ты ведёшь себя не лучше! Откуда мне знать, где вы были с этим герцогским сыном и чем занимались?! Вас не было несколько часов!

— Не смей так оскорблять меня! — Акме выдернула свой локоть из его хватки, поморщившись от боли. — Мы просто гуляли по городу, и я не сделала ничего дурного!

Лорен закатил глаза и прорычал:

— Акме, пойми ты, наконец! Он — сын герцога. Вы не сможете быть вместе. Его отец никогда не позволит ему связать с тобой судьбу. И Гаральд прекрасно знает это! Он, как и Арнил, просто надеется развлечься с тобой. Но, в отличие от Арнила, он вскружил тебе голову. Сестра, я всегда считал тебя разумной девушкой. И не хочу, чтобы ты и дальше поддерживала с ним подобную связь. Мы доберёмся до Иркаллы, сделаем всё необходимое, вернёмся в Кибельмиду и навсегда забудем обо всём этом кошмаре.

— А что, Лорен, если мы не доберёмся ни до Иркаллы, ни до Кибельмиды? — выдохнула Акме. — И нас ждёт поражение? Если мне суждено погибнуть, последние дни я хочу провести с человеком, которого люблю. Я не желаю и не буду слушать твои предостережения. Более того, советую тебе последовать моему примеру и наконец признаться Плио в своей любви. Она поплелась в этот ад за тобой, и поэтому имеет право знать правду.

— Тебя это не касается! — прорычал Лорен.

— Ты — трус, брат! — Акме оглядела его с отвращением. — Так теперь смотри, как твою возлюбленную уводит человек, который не боится признаться ей в своих чувствах. Смотри и упивайся своей трусостью.

Девушке показалось, что брат ударит её — так сузились его глаза и столь бледен он стал. Но тот лишь процедил сквозь плотно сжатые зубы:

— Пошла отсюда…

Акме смерила его презрительным взглядом и гордо прошла мимо него в свою комнату. Затем она прижалась спиной к двери, закрыла глаза и вспомнила все поцелуи, которыми её одарил сегодня Гаральд. И надо же было Лорену испортить такой замечательный вечер!..

Отряд вышел из города после полудня следующего дня. Все отдохнули в тёплых постелях, помылись в горячей воде, запаслись провизией и с новыми силами продолжили путь.

За целый день Лорен не сказал Акме ни слова и держался подальше от неё, накрыв своё лицо такой тучей, что девушке не хотелось подъезжать к нему и мириться. Место Лорена рядом с ней занял Гаральд Алистер, который словно не хотел более скрываться от отряда. Он открыто глядел и беседовал с ней, улыбался и лишь изредка отъезжал вперёд к Авдию Верресу.

Арнил делал вид, что его безоблачное настроение ничем не омрачено, но он хмуро и удивлённо переводил взгляд с Акме на Гаральда, которые ехали впереди, то и дело переглядываясь.

Вечер выдался прохладным. Несмотря на это, Авдий Веррес не разрешил путникам развести костёр: они с Гаральдом обнаружили свежие следы коцитцев. Перед сном Акме подошла к Гаральду и шёпотом осведомилась у него:

— Нам стоит тревожиться?

— Нет, Акме, ложись спать. Помнишь, я обещал защитить тебя?

Девушка подарила ему ласковую улыбку и грустно вздохнула: ей очень хотелось скрыться с ним во тьме, чувствовать его объятия и наслаждаться его поцелуями. Но Авдий и Гаральд были немного встревожены, и Акме просто пожелала ему спокойной ночи, красноречиво нежно улыбнулась ему и легла спать.

На следующий день они, покрыв приличное расстояние, остановились недалеко от лесной опушки. Где-то бурлила затерянная в зарослях река. Затрещал костёр, быстро разгораясь от весёлого настроя путешественников. Смехом и шутками подкрепляли они свои силы и сытный обед.

Кони были напоены в реке и теперь, стреноженные, мирно бродили рядом с лагерем, беспокойно дёргая ушами.

— Будет лучше, если мы поскорее уберёмся отсюда, — пробормотал Гаральд, напряжённо оглядываясь.

— Ещё немного, и мы уедем, — успокаивающе пробормотала Акме, зачарованно разглядывая мужчину.

— Вы же не видели сегодня никаких подозрительных следов, — сказал Арнил.

— Следов тех тварей два дня назад мы тоже не видели…

Девушка встала и предупредила, что отправится на реку, а вернётся через несколько минут.

— Кто-то должен идти с тобой, тебя нельзя оставлять одну… — с готовностью поднялись и Гаральд, и Арнил.

Молодые мужчины зло переглянулись. Тихо засмеявшись, Акме воскликнула:

— До реки идти меньше двух минут. Если что, я позову на помощь.

Улыбнувшись покрасневшему Гаральду, заговорщически и нежно пытаясь одним взглядом передать ему всю свою любовь, она обменялась с ним тайным рукопожатием, которое будто скрепило их взаимность. Они долго глядели друг другу в глаза, пока Акме не отвернулась и не скрылась за деревьями, потонув в колдовской тьме лесного небытия. Она знала, что оборачиваться было плохой приметой, поэтому не обернулась, но очень хотела.

Широкая река, ударяясь о подводные камни, ускоряла свой неутомимый бег. Лихие утёсы горделиво поднимались вверх, прячась вершинами в облаках и пронзая царственное солнце. Приглушённым эхом разливались голоса путников да еле слышный треск костра.

С сожалением подумав о том, что ей не удастся поплавать в реке, Акме начала обтираться полотенцем, мысленно, с улыбкой повторяя заветное «Гаральд!», пока не услышала шорох.

Ещё не очнувшаяся от своих нежных мыслей, она повернула голову влево, уверенная в том, что ослышалась, и увидела странное существо, похожее на человека, — низкого роста, коренастое, с грубой кожей бронзово-золотистого цвета, чёрными безжизненными волосами со вплетёнными в них веточками да листками, с длинным копьём и босыми ногами. Лицо его было словно высечено из камня неумелым скульптором, только-только начавшим свою работу. Крупные глаза сияли нечеловеческой свирепостью.

Следом за ним из леса вышло ещё двое подобных же людей, и Акме осознала, что противостоять им не сможет. Она поняла, кто был перед ней. Гаральд Алистер посвятил им не одну лекцию.

Акме собралась отчаянно и во всю силу лёгких выкрикнуть имя любимого, чтобы предупредить отряд об опасности, но едва успел зычный голос её ужасом и слабым прощанием вырваться из груди, как на голову обрушилась тяжёлая дубинка, и всё потонуло в мерцающей топи беспокойного сна.

Слабый горный ветерок едва касался высоких деревьев. Где-то гремел быстроногий Арних, будто в раздражении отшвыривая берега. Редкие солнечные лучи, натянутыми лентами проникающие сквозь кроны, наполняли землю тусклым сиянием. Звенящая тишина заглушала звуки негромких бесед, доносившихся из лагеря.

Лорен Рин медленно шёл по лесу, сложив руки на груди, носками сапог тревожа прошлогоднюю листву. Он был хмур, раздражён и никого не желал видеть, особенно сестру, с которой он накануне поссорился. Агатовые глаза целителя тревожно сверкали: огонь заставлял кровь бежать быстрее, и он осознавал, что всё это — сигнал тревоги. Прикасаясь к стволам деревьев, он будто ощущал дробный гул их голоса, столь громкий, что презрительно усмехнулся от мысли: «Неужто я, как и Провидица, могу понять, что говорят мне деревья и земля?..». Тени тревог шептались за его спиной.

Вдруг лицо его напустило на себя выражение исключительной строгости и холодности, едва он услышал шуршащие за спиной шаги и узнал их.

— Возвращайтесь в лагерь, Ваше Высочество, — спокойно проговорил он, не оборачиваясь и не убирая руки своей от дерева; музыка его нравилась целителю. — Там вам будет спокойнее.

— Не смей прогонять меня, — приглушённо и низко произнесла Плио. — Я поехала в Кунабулу не для того.

Лорен подавил глубокий вздох и, взяв себя в руки и сжимая в тисках волнение, разыгрывающееся каждый раз, когда она была рядом, обернулся к принцессе.

Длинные её волосы, забранные в пучок, мелкими кудрями выбивались из причёски, золотом обрамляя розовеющие щёки и тонким кружевом лаская тонкую шею. Нежная и хрупкая фигурка, созданная, казалось, лишь для роскошных шёлковых да бархатных платьев, была облачена в простую светлую льняную рубашку и мягкие тёмные штаны, схваченные широким ремнём на узкой талии, заправленные в голенища высоких сапог. Небесно-голубые глаза её, сияющие чистым светом, в немой мольбе, со страстным упрямством взирали на него, словно утренние звёзды. «Она не должна здесь быть, — пронеслась в голове его безутешная мысль. — Её место в Нодриме». Чудесная бабочка, угодившая в ревущее пламя его обреченности. Он мог погибнуть и всех потянуть за своим поражением.