Лорен сразу заметил её реакцию, понял если не всё, то многое, и ущипнул её за руку. Нужно было срочно увести от любопытных глаз сестру, которая не справлялась с собой. Акме не слышала, что брат объяснял принцу. Она лишь сделала реверанс и крайне спокойно направилась к своей спальне.

— Во Имя Господа скажи мне: что с тобой? — гневно прошипел Лорен, захлопнув за собой дверь её комнаты и толкнув на стул странно обмякшую сестру.

— Я не понимаю… — в ужасе шептала она; глаза её метались из стороны в сторону, не видя ничего вокруг, кроме одного лица, покрытого сеткой тьмы, которое она в своих мечтах видела сотни раз этой ночью, — два месяца… это же…

— Что у вас с ним было?! — выдохнул Лорен, впившись в её бледное лицо своим яростным взглядом.

Слёзы застряли в её горле. Страшными волнами накатывающее отчаяние сковало грудь. «Он не пойдёт со мной в Кунабулу. Он не будет моим Хранителем. Я больше его не увижу. Он солгал мне, выставил меня дурой…».

Горе и ярость вырвались из груди её мучительным стоном, напугавшим Лорена.

— Акме!.. — выдохнул он, схватив её руки и сжав. — Что произошло?!

— Он же мой Хранитель! — слабо воскликнула она, прижимая ладони к пылающим щекам. — Провидица сама сказала вчера ночью! Причём отрицает это, но она же связала нас обоих своей Силой!

— Ты ходила ночью к Провидице?! — потрясённо гаркнул молодой целитель. — Вместе с ним?!..

Внезапная мысль осенила девушку. Ещё вчера Гаральд заверял её, трепещущую и охваченную глубоким, ранее неведомым ей чувством, что более не принадлежит ни Кеосу, ни своему отцу, ни карнеоласскому владыке. Он шептал, что околдован.

«Ложь!» — оглушительным громовым раскатом пронеслось в её голове. Он отказался от своих слов через несколько же часов и незамедлительно покинул город, в который вернётся, когда Акме будет уже далеко в землях Кунабулы. Он не оставил о себе никаких сведений; не передал ни записки, ни привета.

Ей всегда казалось, что Гаральд Алистер серьёзно относился к своим словам и к людям, которым он раздаривал в подарок свои громкие заверения. Но что она могла ожидать от шпиона, убийцы и человека, близким другом которого был развратник, часто устраивающий оргии под носом отца? Неужто ему она собиралась вверить свою душу?

— Отвечай мне, Акме! — громыхнул Лорен.

Гаральд смеялся над ней, над Провидицей, над её Силой и наивностью. Он ни во что не ставил ни древние обычаи, ни могущество духа, ни священные клятвы. Во что же он верил? В своего короля и в те убийства, которые совершил во имя благоденствия своего соверена? Он снова обманул её.

Гнев обрушился внезапно и сокрушил волю. Она всегда ненавидела ложь, но тут столь унизительно стала её жертвой. Он должен был жестоко поплатиться за такое оскорбление!

Кулаки сжались, ногти врезались в кожу и воспламенились.

— Предатель! — зарычала она и услышала, как Лорен охнул: её мелодичный, часто спокойный голос был искажён той страшной Силой, которая проснулась от её ярости: он стал низок и походил на рокочущий рык существа из преисподней.

— Акме! — выдохнул он. — Да что с твоими глазами?! Успокойся!

Девушка громко дышала. Всё в ней клокотало раскалённым океаном, будто исполинские пласты дна ходили ходуном, порождая чудовищные катаклизмы, грозящие целиком поглотить весь мир. Голова Акме раскалывалась от невыносимой боли, но она не могла остановить растущее неистовство, ибо каким-то краем своего разума осознавала, что более не принадлежала себе. Огонь рвался наружу и слепил её своим сиянием.

Всё закончилось так же стремительно, как и началось. Огонь более не жёг ни душу, ни её глаза, и девушка смогла оглядеться. Напротив стоял Лорен и прижимал к её лбу свою большую тёплую грубоватую ладонь, усмиряя гнев сестры и не давая ему вновь овладеть ею. Головная боль прошла, оставив лишь тяжесть.

— Ты чуть не спалила дотла свою комнату, — облегчённо вздохнул Лорен. — Уверен, твоей Силы хватило бы на весь этаж.

Акме молча поднялась и хрипло прошептала:

— Прости. Меня ослепило.

— Я никогда не видел тебя такой, — голос Лорена бы уверен и тих, в нём не было слышно страха. — У вас что-то было?

Акме вспомнила красивое лицо Гаральда, приближающееся к ней во тьме, аромат его кожи, его мягкие губы, объятия и нежные прикосновения. Образ этого мужчины всю ночь появлялся в её мыслях, а надежда на новую встречу грела сердце и разжигала страсть. Будто пережив заново все ощущения, которые она испытывала несколько часов назад, она впредь запретила себе когда-либо вспоминать об этом снова.

— Нет, — измученно отрезала она, повернувшись к брату и решительно взглянув ему в глаза. — Ничего, что могло бы ставить под сомнение мою честь. Просто поцелуй.

— Он обманул тебя? — в глазах Лорена появилось соучастие такой глубины, что гордая Акме не могла злиться на него за это, ей хотелось кинуться брату на шею и рыдать, рыдать, рыдать…

— Да, — глухо отозвалась она, хмурясь от обиды, ярости и боли. — Но теперь это не имеет значения. Как только мы закончим дела в Кунабуле, то навсегда будем оторваны от Карнеоласа.

— Здесь всё иное. Даже любовь, — повторил он когда-то произнесённую им фразу, а мелодичный низкий голос, похожий на принадлежащий Провидице, эхом разлился в её душе.

Акме уклонилась от слов брата так, будто они причинили ей физическую боль. Она злилась на себя за то, что, даже сопоставив все факты, которые громогласно вопили против Гаральда Алистера, не была уверена в его совершеннейшей грешности.

Мысль о том, что она более никогда не увидит Гаральда, поднимала в ней такую разрушительную волну отчаяния, что на поверхность к солнцу пробивалось лишь одно чувство — непобедимая тоска, причинявшая нечеловеческие страдания.

Едва она подумала об этом, Лорен заключил её в свои родные объятия и прижал к себе. Акме так сильно влюбилась в человека, который то и дело обманывал её. Она глубоко вздохнула, не в силах проронить ни слезинки.

Нергал стоял на огромной выжженной пустоши, окидывая обездвиженным взором мёртвые окрестности и чёрные камни, сплошь покрывшие эти в древности плодородные поля. На севере клубились сапфировые просторы дремучих лесов с затерянным в их недрах одичавшим народом, забытым и гонимым отовсюду, и которому не нашлось места в этом надломленном и погибающем мире. Неприступные стены скал будто сморщились от облаков гнили, поднимавшейся над болотами, которым когда-нибудь суждено было воцариться во всей Кунабуле до самого устья широкогрудой и среброногой реки Аштери. Пустошь обсидиановым ковром стелилась пред владениями Иркаллы, подходя к вратам Апепа, накрывая ущелье Эрры матовым полотном и кланяясь входу в его тёмную и самую древнюю, Перворождённую обитель.

Нергал протянул к великим древним горам свою призрачную руку и почувствовал, как песнь несчастного божества несётся к нему, приветствуя и будто моля об освобождении из многовекового плена. Божество звали Эрешкигаль. Когда-то она была столь могущественна, что могла тягаться с самим Шамашем, и столь коварна, что солнцеликий бог опасался её. Теперь же в её священной каменной плоти были заключены самые недостойные и нижайшие из людей, заточенные своими деяниями и на основании отвратительнейших из законов. Если бы Шамаш не предал богов, они бы не позволили людям вознестись столь высоко.

Нергал рассчитывал ворваться в мир людей неожиданным и всепоглощающим бедствием, но, едва очнувшись от многовекового сна, сразу же ощутил Её Силу и увидел Её серебристые глаза. Она долго смотрела на него из его сознания, и он понял, что к тому времени, как он наберётся сил, о его ненависти будет знать каждый человек Архея. Она приобрела бессмертие и неуязвимость. Она — могущественная царица Авалара, владычица фавнов, по мудрости своей сбежавших из Архея, ибо чувствовали они и знали, что противоестественно было воевать с теми, в ком текла та же священная кровь и сила.

Нергал взглянул на берилловые потоки могучей Аштери, несущей свои неукротимые воды к краю мира или неведомым далям, куда не заглядывали даже они, древние божества. Прямо у реки раскинула свои владения Керберра, от могучих владений которой остался лишь город, закованный в грозные бастионы и высокие башни из непробиваемого камня и железного панциря. Рабам его понадобится немного времени, чтобы пробить все эти сооружения. Они оголодали, и новая кровь пойдёт им на пользу, а Нергал развлечётся, отведав мести.