— Да, к Коциту нам соваться нечего, — кивнул Руфин Кицвилан, с большим аппетитом поглощая сушёное мясо и запивая его сильно разбавленным водой вином; пронзительные глаза глядели свысока, но простота и размашистость движений располагали.

— А что там, в Коците? — спросил Лорен, не притрагиваясь к еде и с большим интересом разглядывая своих спутников.

Руфин внимательно поглядел на целителя, нисколько не смягчился и коротко произнёс, будто негодующе опуская глаза:

— Ничего такого, что могло бы нам пригодиться.

— Ты что, целитель, не слыхал о тех дикарях, что живут в пещерах Коцита? — пробасил Хельс с набитым ртом.

— Да, я знаю, что…

— Это племена, — вкрадчиво и вежливо произнёс Буливид Торкьель, мягко откладывая ровный кусок хлеба и мяса и приветливо поглядывая на Лорена. — Строй их изучен мало, ибо они диковаты и жестоки, да и говорят на ином языке. Чужаков не величают и предпочитают приносить их в жертвы тем богам, в которых веруют. И никого не оставляют в живых. Те немногочисленные, кому удалось вырваться из заточения, рассказывают, что в ходу у них каннибализм. И не по причине голода, а из религиозных соображений.

Волна дрожи прошлась по стану Акме, и она опустила голову, а Арнил ободряюще улыбнулся ей и проговорил:

— Да не бойся ты. Если они нападут на нас, мы сможем дать отпор.

— Смотря сколько человек нападёт, — столь же спокойно и вкрадчиво заметил Буливид, странно поблёскивая глазами, что заставило девушку вспомнить о его ужасающе разрушительной булаве.

— А как влияет Сила твоя на людей, Акме? — спросил Хельс с набитым ртом и до чрезвычайности довольным видом.

— Прожуй сначала и не торопись. Они — целители, но кому в радость будет нянчиться в пути с расстройством твоего желудка? — с улыбкой прошелестел тенью, изумительной и накрывающей, подошедший к костру Гаральд Алистер, сев рядом с ним.

— Я не пробовала свою Силу на людях, — тихо отозвалась Акме, думая, не слишком ли заметно меняется интонация её голоса при появлении Гаральда.

Сын герцога ухмыльнулся, не глядя на неё. Должно быть, он хорошо запомнил, как она угрожала ему выжечь его и развеять его прах над Кунабулой.

— А Гаральд Алистер, стало быть, не голоден… — пробормотал Арнил, протягивая другу буханку хлеба, миску с мясом, жареными помидорами и нарезанным сыром.

— Гаральд Алистер сам не свой нынче, — усмехнулся Хельс и хлопнул его по плечу мощной ладонью. — Если бы я его не знал, то подумал бы, что он скучает по какой-нибудь девице, оставленной в Карнеоласе.

Акме потеряла аппетит от невыносимой картины, возникшей перед глазами. Не по графине ли он скучает?..

— Хельс, смолкни, если не желаешь, чтобы я попросил сударыню Рин испробовать на тебе её Силу.

Взяв крупное яблоко, Гаральд отошёл к своему коню, не приближаясь к лагерю.

— Ишь, гонору-то понабрался! — фыркнул Хельс. — Разобиделся…

Акме отложила недоеденный кусок мяса. Сына герцога расстроила либо клевета, либо бережно оберегаемая и правдивая тайна. Девушка более не притронулась к обеду. Лорен, внимательно и искоса за ней наблюдавший, лишь со вздохом мягко пробормотал:

— Ох, да чего же ты дурёха безмозглая…

— Была бы здесь Плио — я бы посмотрела на тебя, — тихо огрызнулась девушка, и брат с ней не заговаривал до следующего привала.

К вечеру, измотанные первой половиной дня и не осознавшие этого на первом привале, путники теперь же начали устало хмуриться. Но, выносливые и упрямые, не смели упомянуть о привале. Безмолвный и загадочный Авдий Веррес, однако, как и было обговорено ранее, распорядился устраиваться на ночлег, когда они доехали до Поющего Родника, — или реки Авалара, как называли его в простонародье.

Окружённые со всех сторон неплотным хороводом высоких деревьев, путники наспех перекусили холодным ужином, ибо никто из проводников костра в столь непроглядной тьме не приветствовал.

Луна, большая и яркая, серебрила воды широкого и чистого, словно звёзды, Поющего Родника. Его мягкое переливчатое шуршание и окутывающая усталость погружали в дремоту, но от ночной прохлады не спасали даже плотные одеяла, отчего путники долго ёжились и дрожали. Хельс спокойно курил свою трубку и склонял Лорена попробовать, но тот отказывался. Буливид Торкьель, обладавший, к удивлению многих, музыкальным слухом и приятным тенором, себе под нос напевал походную песнь, от которого у Акме приятно расслабляло мышцы, а голова все ниже клонилась к тёплому плечу брата.

— Господин Буливид… — сонно и с трудом понимая, то говорит, прошептала Акме уже с полузакрытыми глазами. — В голосе вашем магия… как у Провидицы… это колдовская колыбельная…

И, не договорив, девушка погрузилась в сладкую дрёму, сумрачно осознавая, как брат плотнее кутает её в одеяло и прижимает к себе.

— Не разбудите, — проворчал Арнил, беспокойно поглядывая на девушку.

— А ведь девочка права, — глухо бормотал Авдий Веррес. — Рассиживать нам нечего, скоро вставать.

— Если Торкьель и мне споёт колыбельную, я, пожалуй, тоже не прочь буду прикорнуть, — зевнул Хельс, повозился и погрузился в молчание.

— Скорей бы тот лес у Беллона… — говорил Руфин. — Путешествие вдвойне приятно, если у меня будет возможность поохотиться на лесную живность.

— Да, съестные припасы наши скоро кончатся, — бормотал уже обосновавшийся под елью Арнил. — А без мяса и жизнь не мила…

— Мяса не будет, но вино у меня всегда найдётся… — внезапно очнулся Хельс.

— Ты когда-нибудь угомонишься или нет? — осведомился Лорен под общий гром смеха, получил от него хорошего пинка, ткнул его в бок кулаком, и через несколько минут все, кроме дежурившего Гаральда Алистера, безмолвного и мрачного, погрузились в сон.

Не прошло, казалось, и часа, как сын герцога уже вовсю расталкивал Авдия Верреса. Собранный Авдий, долгими годами натренированный, молниеносно стряхнул с себя сон и сразу понял, что королевский разведчик встревоженным шёпотом втолковывал ему: к их лагерю кто-то приближался.

Разбудив всех, Авдий распорядился:

— Оружие — к бою!

— Ах ты ж дьявол! — пыхтел ещё не до конца очнувшийся Хельс, но нутром ощутивший серьёзность обстановки. — Вот те на!..

Путники выстроились кольцом вокруг Рианоров. Акме, то и дело опекаемая братом или принцем, разозлилась и решительным движением выхватила свои кинжалы, готовая защищаться.

Залитые ярким лунным светом луга были словно на ладони, но, прежде чем увидеть опасность, все услышали дробный топот копыт, а вскоре из тьмы выплыли два всадника и застыли, звеня сбруей.

— Может, проедут мимо, — шепнул Авдий Веррес. — Не выдавать себя.

Они услышали разговор неизвестных:

— Ваше Высочество, так мы загоним коней, и тогда мы не сможем продолжать путь. Надо остановиться. Давайте в этих деревьях…

— Хорошо, но ненадолго, Элай. Мы и так изрядно задержались… — услыхав этот высокий, но сильный своим упрямым гневом и решительностью, до боли знакомый женский голос, многие из путников обескураженно опустили оружие.

— Это что же?.. — выдохнул Арнил.

— Этого ещё не хватало! — возмутился Хельс.

И, пустив утомлённых лошадей своей рысью, всадники подъехали к деревьям и не успели слезть, как к их лицам прижались длинные клинки.

— Приветствую тебя, кузина, — безрадостно, изумлённо пробормотал Арнил Вальдеборг. — Какого чёрта ты сюда припёрлась?

— А ты? — парировала Плио Акра, радостно улыбаясь.

— Какого же дьявола Её Высочество принцесса Нодрима делает недалеко от границ Карнеоласа в такой час, когда ей полагается почивать в своей постели в Моринфе[1]? — ледяным тоном процедил Руфин Кицвилан, опуская оружие.

— Я искала вас, — столь же холодно отозвалась принцесса. — Я вернулась в Кеос на рассвете, а вы, оказывается, уже уехали. Мы с Его Милостью виконтом Элеем Андриганом решили поехать за вами.

— Ты была отослана из дворца! — негодующе воскликнул Арнил. — Ты должна ехать сейчас домой. Почему ты здесь?!

— По той же причине, что и ты, Арнил! — разгневалась Плио. — Мы договорились вместе отправиться в этот путь. Мы попросили Трена отпустить нас, он отослал нас из Кеоса, мы разъехались в разные стороны. Но представь моё изумление, когда по возвращении я обнаруживала: отряд уже покинул столицу, а принц Арнил ухитрился покинуть её вместе с ним. Ты обманул меня!..