В конце февраля 1427 г. к стенам Понторсона прибыл граф Уорик. Защитники вели доблестную, но безнадежную оборону. 17 апреля 1427 г., когда осада продолжалась уже около семи недель, большой отряд под командованием Жана де ла Э устроил засаду на английский обоз с продовольствием на прибрежной дороге к востоку от Мон-Сен-Мишель. Хотя численность английского конвоя была больше, чем у отряда де ла Э, англичане были разбиты понеся значительные потери. Когда известие об этой катастрофе достигло Понторсона, гарнизон затребовал условий для капитуляции. Ему было предоставлено три недели для ожидания помощи. Вероятно, операция по оказанию осажденным помощи была бы вполне осуществима, поскольку на небольшом расстоянии от Понторсона находились две значительные армии. Ришмон со своей армией находился на реке Сарта, примерно в пяти днях пути. Герцог Бретонский объявил в своем герцогстве арьер-бан и находился в 30-и милях от Понторсона в Динане, где его офицеры собирали свою армию. Ришмон отправился в Динан, чтобы посоветоваться с братом. Он взял с собой своих главных капитанов, включая Джона Стюарта-Дарнли и недавно получившего назначение маршала Жана де Бросс, сеньора де Буссак. Все они хотели освободить город от осады. Но Иоанн V и слышать об этом не хотел. Он никогда не хотел серьезной конфронтации с англичанами на своей границе и не любил рисковать вступая в полевое сражение. Кроме того, к этому времени он, вероятно, получил доклад Жана де Малеструа о провале его миссии к герцогу Бургундскому и решил покориться англичанам[269].

Герцог Бедфорд покинул Англию в конце марта 1427 года. Он остановился в Кале, чтобы стать свидетелем вручения папским легатом кардинальской шапки Генри Бофорту в городской церкви, и в Амьене, чтобы посоветоваться с Жаном де Люксембургом и другими французскими капитанами на его службе. 5 апреля он въехал в Париж. Первой его задачей по прибытии в столицу было завершение подчинения герцога Бретонского. 28 апреля 1427 г. регент еще раз надавил на Иоанна V и передал графу Солсбери все ценные владения герцога за пределами Бретани, большинство из которых находилось на оккупированных Англией территориях. Когда через несколько дней, 8 мая, Понторсон открыл ворота графу Уорику, Иоанн V отказался от неравной борьбы. Его послы явились к герцогу Бедфорду, чтобы узнать, на каких условиях англичане готовы прекратить военные действия. Бедфорд ответил им, что Иоанн V должен будет восстановить договоренности, достигнутые в Амьене в 1423 году. Клятву о соблюдении договора в Труа должен был принести не только сам герцог, но и его брат Ришар, граф Этампский, оба его сына, а также все главные бароны и города Бретани, представленные в Штатах герцогства. Иоанн V должен был лично принести оммаж Генриху VI в течение трех месяцев после первого приезда короля в его французское королевство. 3 июля 1427 г. эти условия были приняты послами Иоанна V. В тот же день договор был скреплен печатью регента в Париже. Уполномоченные Бедфорда привезли его в Бретань, чтобы представить герцогу и Штатам герцогства для ратификации[270].

Жалкая покорность герцога Бретонского не сразу дошла до ушей министров Дофина. В конце июля 1427 г. делегация из Шинона предстала перед Иоанном V в Редоне. Ее возглавлял архиепископ Турский Жак Желю. Желю был человеком, к которому Дофин иногда обращался за советом, хотя тот и не входил в его Совет. Это был выдающийся канонический юрист и международный церковный политик, человек твердых моральных убеждений, который однажды в лицо сказал Папе, что ему пора отречься от престола. Не стал он скромничать и в этот раз. По его словам, ходили слухи, что герцог в трудную минуту отказался от своего законного короля и согласился принести оммаж его сопернику. Иоанн V не стал отрицать этого. По его словам, он заключил мир с англичанами по двум причинам. Во-первых, обещания, данные ему Дофином, не были выполнены. Предположительно, речь идет о договоренности в Сомюре о предоставлении герцогу решающего голоса в делах Дофина. Во-вторых, он был "недостаточно силен, чтобы нести бремя стольких войн, когда англичане сидят у самых ворот его владений". Желю считал, что это ничтожные причины по сравнению с требованиями справедливости и разума. Что касается Иоанна V, то Желю полагал, что изменить уже ничего нельзя, но, возможно, еще есть шанс переубедить бретонские Штаты. Желю предложил отправиться в Ренн, где они должны были собраться, и выслушать их мнение. В итоге в Ренн он так и не поехал, возможно, потому, что Иоанн V не позволил ему этого сделать. Но он написал гневный протест, который был зачитан перед собравшимися бретонскими Штатами. Это было одно из самых красноречивых и эмоциональных заявлений, когда-либо сделанных в поддержку дела Валуа. Ваш герцог, писал Желю, взял курс, который был "непродуманным, подлым, несправедливым и не отличался ни честностью, ни благородством". Неужели он пренебрег историей Бретани? Он забыл о родственных узах, связывавших его с французской короной? Неужели он забыл о той благосклонности, которую проявляли к его дому предыдущие французские монархи? Неужели сердца бретонцев настолько тверды, как мрамор, что они могут легкомысленно пройти мимо этих вещей? Неужели их не беспокоит, что они передают будущим поколениям несмываемое пятно предательства? "Строить свое состояние на гибели грядущего поколения может принести вам некоторые кратковременные выгоды, — писал Желю, — но ясно, как яркость полуденного солнца и темнота безлунной ночи, что это не почетный поступок, а позорный обман". Но слова архиепископа остались без внимания. Герцог, докладывал он Дофину, был "жестким и непреклонным перед лицом всех моих протестов"[271].

После отъезда Желю из Бретани Штаты ратифицировала договоренности Иоанна V под наблюдением уполномоченных герцога Бедфорда. Брат и два сына герцога принесли присягу, которую требовал от них Бедфорд, а также пять епископов, семь кафедральных капитулов, три города и тридцать четыре барона. Однако было очевидно, что, несмотря на демонстрацию согласия, бретонское общество было расколото, особенно в восточных франкоязычных районах, которые традиционно поддерживали монархию Валуа. Некоторые значимые фигуры, такие как сеньор де Ре, остались в стороне. Другие, как, например, сеньор де Бомануар, принесли присягу, но вскоре оказались на стороне Дофина. Наследник великого виконтства Роан, чья семья была опорой роялистов во время бретонских гражданских войн прошлого века, официально зафиксировал у нотариуса, что присягал под принуждением. По его словам, он не будет считать себя связанным обязательствами после того, как нынешний кризис минует. Его отец, старый виконт, не стал присягать даже на таких условиях. Он выразил официальный протест против того, что его сын не смог противостоять "страшной настойчивости" герцога. Через год Дофин считал, что в Бретани еще осталось несколько знатных семей, на которые он мог рассчитывать, в том числе Ре и Роан. Но, оглядываясь на "дезертирство" герцога Бретани, он расценивал его не иначе как катастрофу. Без этого, заявлял Карл, ему удалось бы отвоевать большую часть территории, удерживаемой англичанами во Франции. Но это были лишь мечты, в которых предполагалось, что если бы Иоанн V остался в подданстве Дофина, то он поставил бы в армию тысячи опытных бретонских солдат, которых у него не было и которым Дофин все равно не смог бы заплатить[272].

17 апреля 1427 г. произошло одно из тех переломных событий, которые так часто нарушали ожидания всех участников спора о наследстве Жаклин Баварской. Иоанн IV, герцог Брабантский, умер в Брюсселе в возрасте 23-х лет от загадочной болезни, поразившей его за неделю до этого, когда он выезжал из города. Его смерть значительно усилила юридические позиции Жаклин и ослабила позиции Филиппа. Герцогство Брабант автоматически перешло к брату покойного Филиппу, графу де Сен-Поль. Но права Иоанна IV на Эно, Голландию и Зеландию были полностью получен от Жаклин, а полномочия Филиппа Доброго в Голландии и Зеландии — от Иоанна IV. После смерти Иоанна IV управление всеми тремя графствами переходило к Жаклин. Юристы Филиппа направили всю свою изобретательность на то, чтобы обосновать сохранение контроля Филиппа над ее наследством. Они указывали на то, что брак Жаклин с Хамфри все еще недействителен, даже если ее брак с Иоанном Брабантским закончился с его смертью. Они утверждали, что если Жаклин публично не признает этот факт, то лишится права управлять своими владениями, которые должны в таком случае считаться вакантными. В этом случае, по мнению Филиппа, он сам, как ближайший родственник Жаклин, имел право на все три графства. Пока же он возьмет на себя управление этими территориями в качестве "заинтересованной стороны" для того, кто в конце концов окажется прав. С точки зрения закона все это было весьма сомнительно. Но это вряд ли имело значение перед лицом главенствующего политического положения Филиппа в регионе. В июне в Валансьене было созвано совместное заседание Штатов Фландрии, Пикардии и Эно. Как всем было известно, они собрались для того, чтобы официально оформить то, что к тому времени уже считалось свершившимся фактом. Поскольку сама Жаклин была привязана к Голландии, единственное сопротивление исходило от ее матери, Маргариты Бургундской, и от города Монс. Маргарита созвала собрание своих сторонников в надежде упредить герцога. Монс направил в Голландию агентов, чтобы выяснить мнение самой Жаклин. Обе инициативы были быстро пресечены. В начале июня Филипп прибыл в Валансьен в сопровождении большого числа бургундских баронов для наблюдения за ходом заседаний Штатов. Они прошли вполне удовлетворительно. Все представители Эно признали Филиппа своим правителем, в том числе, в конце концов, и представители Монса[273].