Вустер считал, что ситуация резко ухудшилась в период правления герцога Йорка. Его оценка подтверждается растущим в эти годы разбоем в сельской местности, особенно в Нижней Нормандии, где была расквартирована значительная часть английских войск[812].

Герцог Йорк делал все возможное для улучшения дисциплины в гарнизонах. Он поощрял жалобы на бесчинства войск. Он предпринял шаги, чтобы положить конец давней практике, когда капитаны рассматривали свои должности как возможность обогатиться, передавали свои полномочия помощникам а сами жили в Англии на доходы, "не работая и не используя своих людей на службе короля, и ничего не делая для его завоеваний". Йорк объезжал герцогство, лично разбирая жалобы. Наблюдая за ситуацией из Лилля, хронист Жан де Ваврен считал, что Йорк хорошо управляет Нормандией, а критику из Англии приписывал зависти. Однако если правительство Йорка и было более эффективным, чем его предшественники, то его все более чуждый характер нельзя было не заметить. Герцог изменил состав Большого Совета, который до этого состоял в основном из коренных французов, заполнив его английскими капитанами, такими как Олдхолл и Фастольф. К ним были добавлены профессиональными администраторами, привезенными из Англии. К концу 1442 г. в Совете осталось только два француза — Пьер Кошон и Луи де Люксембург, которые к концу следующего года умерли. Место Луи де Люксембурга на посту канцлера оставалось вакантным в течение двух лет, а затем его занял английский рыцарь сэр Томас, барон Ху (Хоо) и Гастингс. Как в Англии уходило поколение Генриха V, так и во Франции исчезало поколение французских слуг ланкастерского режима, сформировавшееся на службе у Иоанна Бесстрашного во время гражданских войн[813].

Гасконь была захолустьем на протяжении большей части правления Генриха VI. Логистические трудности, связанные с ведением боевых действий к югу от Луары, и концентрация ресурсов Англии на севере сделали ее второстепенным фактором в расчетах политиков в Вестминстере. Цифры, подготовленные для Парламента казначеем Кромвелем в 1433 г., показывали, что английская казна тратила на оборону герцогства всего 3.400 фунтов стерлингов в год, которые уходили на содержание личной свиты сенешаля и гарнизона Фронсака. Это составляло лишь треть от расходов на Кале, не говоря уже о всей Нормандии. Местные доходы герцогства страдали от военного ущерба, превратностей винной торговли и уступок в пользу дворян, поддержку которых приходилось покупать. В 1430-х годах доходы колебались в районе 750 фунтов стерлингов в год. Эти средства шли на оплату обычной гражданской администрации и важного гарнизона Лангона, защищавшего подступы к Бордо со стороны Гаронны. На полевые операции и оборону границ практически ничего не оставалось. В этих вопросах Совет в Бордо полагался на добрую волю гасконской знати и городов, которым оставалось самостоятельно финансировать оборону своих населенных пунктов. Гасконь не была похожа на Нормандию. Это была не завоеванная земля, а наследство английских королей, которые владели ею почти три столетия. Сила традиций и страх перед Францией династии Валуа с ее централизаторскими тенденциями и высоким уровнем налогов породили в значительной степени ничем не обусловленную лояльность англичанам. Но для поддержания этой лояльности требовались постоянная внутренняя дипломатия и умелое политическое управление. Но политическое управление имело свои пределы и могло работать только до тех пор, пока люди верили, что герцогство выживет[814].

В 1430-х годах земли, находившиеся под властью Англии, состояли из двух блоков территорий (Карта VI). Северный блок вокруг Бордо включал полуостров Медок к северу от города, территорию к востоку и югу от него, а также тонкую полоску вдоль правого берега Жиронды и нижней Дордони, включая города Блай, Бург, Либурн, Сент-Эмильон и крепость Фронсак. Далее на юг, в сторону Пиренеев, второй центр английского владычества включал город Байонну, территорию, известную как Терр-де-Лабер, расположенную к югу от нее, и долину реки Адур на востоке, включая важные города Сен-Север и Дакс. Узкая полоса мрачного, продуваемого всеми ветрами побережья соединяла эти два региона. Герцогство всегда было уязвимо для вторжения, поскольку не имело естественной защиты с востока. По долинам рек проходили широкие магистрали из Лангедока и Центрального массива в сердце английской территории. В начале 1420-х гг. предприимчивый сенешаль сэр Джон Рэдклифф завоевал территорию вокруг Базаса и расширил границы английского владычества по долине Гаронны до Марманда и Дордони за Бержераком. Он "своим рыцарским трудом привел к повиновению своему суверену в герцогстве Гиень множество различных городов, поселков и крепостей", — писал герцог Бедфорд, рекомендуя его к избранию в члены Ордена Подвязки. Однако достижения Рэдклиффа мало чем были обязаны правительству в Вестминстере, которое в течение многих лет не давало Гаскони ни денег, ни людей. Весной 1425 г. Рэдклифф заявил, что не может больше отвечать за оборону герцогства в таких условиях, и тщетно просил освободить его от должности[815].

Английская Гасконь была обязана своим существованием заботам министров Карла VII на севере и двусмысленному положению трех крупных территориальных магнатов, чьи владения граничили с герцогством, — графов де Фуа и д'Арманьяка и сеньоров д'Альбре. Все они находились в подданстве короля Франции и в предыдущем поколении были вдохновителями французских войн на гасконской границе. Но у них были свои региональные интересы и обширные сети союзников и клиентов по обе стороны границы. Они поддерживали тесные контакты с администрацией в Бордо, некоторые члены которой получали от них жалованье. Не имея активной военной поддержки со стороны французского короля, эти люди мало что выигрывали и многое теряли от борьбы с англичанами. Она истощала их доходы и отвлекала от других политических задач, не принося существенных территориальных выгод. Графы де Фуа на протяжении многих лет хеджировали свои ставки. Младший брат нынешнего графа, Гастон, капталь де Бюш, был крупнейшим землевладельцем в Борделе и до конца оставался твердым сторонником англичан. Беарн, самое западное из владений графа де Фуа, имел тесные торговые связи с английской Гасконью и продолжал поставлять наемников английским сенешалям, как это было на протяжении двух столетий. В течение 1424 и 1425 гг. Рэдклифф заключил локальные перемирия со всеми тремя французскими магнатами. Они были непрочными, как и положено перемириям в регионе, где частные войны были эндемическим явлением. Однако, несмотря на спорадические вспышки насилия на местах, перемирия Рэдклиффа в значительной степени изолировали Гиень от событий в остальной Франции[816].

Эти договоренности были нарушены в конце 1430-х гг. в связи с действиями живодеров и возрождением монархии Валуа. После Аррасского договора Карл VII переключил свое внимание на операции на гасконской границе, чтобы очистить от живодеров такие политически важные регионы, как долина Луары и границу с Бургундией. В 1437 г. кастильский вольный капитан Родриго де Вильяндрандо появился со своими отрядами на юго-западе. Совет английского короля в Бордо хоть и заключил с ним перемирие, но был достаточно обеспокоен, чтобы послать в Англию канцлера Гиени Бернара Анжевина, для обсуждения с министрами Генриха VI вопросов безопасности герцогства. Весной 1438 г., когда Анжевин находился в Англии, произошло гораздо более разрушительное вторжение. Отряды Потона де Сентрая, действовавшие в Турени, последовали за Вильяндрандо на юг. Французский король предложил обоим капитанам регулярное жалованье и передал их под общее командование Шарля II, сеньора д'Альбре, пожалуй, самого близкого к французскому двору из южных феодалов.