9 марта Саффолк был переведен из Тауэра в более мягкую тюрьму в Вестминстерском дворце, чтобы присутствовать при рассмотрении выдвинутых против него обвинений. Через четыре дня он уже решительно защищал себя, статья за статьей. Многое из его слов в свою защиту не было слышно из-за непрекращающихся криков. Но его основная мысль была достаточно ясна. Решения, которые ему ставятся в вину, были приняты коллективно всем Советом, а не только им. В частности, он упомянул Адама Молейнса, на которого возложил всю вину за сдачу Мэна. Возможно, эти слова убедили не всех, но то, что другие люди должны были давать свое молчаливое согласие, было несомненно. "Столь великие дела не могли быть сделаны или совершены, — говорил Саффолк, — если бы другие люди не внесли свою лепту и не были бы посвящены в них так же, как и я". Как он указывал, истинная причина поражений в Нормандии заключалась в ее слабости. Подтекст, слишком очевидный, чтобы его упоминать, заключался в том, что виноват Парламент, не прислушавшийся к его предупреждениям о необходимости укрепления обороны Нормандии и предоставления королю средств для ее удержания[940].

В обычном порядке статьи импичмента должны были рассматриваться в Палате Лордов, которая была поставлена в неловкое положение. Саффолк поступал глупо, но не преступно. Среди "других", кто соглашался с его решениями, было немало тех, кто сидел на скамьях Палаты Лордов. Все они знали, что король был таким же автором мирной политики и сдачи Мэна, как и Саффолк. Однако для того, чтобы король мог получить налоговую субсидию, необходимо было успокоить парламентариев, а настроение в стране в целом достигло такого накала ярости, что отбрасывать обвинения было опасно. Выход был найден, причем переговоры велись с самим Саффолком. 17 марта король созвал лордов в свои личные покои, выходящие во двор дворца, и приказал привести Саффолка. Новый канцлер, кардинал Кемп, объявил, что король предлагает прекратить разбирательство и разобраться в деле самостоятельно, "не путем суда, ибо здесь не место для суда", а в соответствии со своим "правлением и управлением". Генрих VI отклонил первый билль об импичменте с его экстравагантными обвинениями в государственной измене. Что касается обвинений в коррупции и некомпетентности, содержащихся во втором билле, то он объявил, что Саффолк будет изгнан из Англии на пять лет. Вечером того же дня герцог был освобожден из-под стражи.

Это известие вызвало немедленный бунт в Лондоне. Толпа из 2.000 человек собралась у особняка Саффолка, угрожая его линчевать. Несколько его слуг подверглись нападению. Но толпа не успела добраться до своей жертвы, так как герцог уже сбежал и направлялся в свое поместье Истхорп в Саффолке. Однако для многих лондонцев настоящей целью был король. "В этом городе, в этом городе, за это дело король лишится короны", — скандировал слуга виноторговца, пытавшийся поднять бунт в знак протеста против побега Саффолка. Он был сразу же задержан и осужден специальной комиссией, заседавшей в резиденции мэра в Гилдхолле, и повешен в Тайберне. Но в Лондоне становилось слишком опасно для королевского двора. 30 марта Парламент был прерван на время Пасхи и получил приказ собраться 29 апреля в Лестере, небольшом городе, удаленном от лондонских толп и имевшем тесные связи с домом Ланкастеров[941].

В войнах Генриха VI эта сессия Парламента занимала место, очень похожее на место Доброго Парламента 1376 г. в последние годы правления Эдуарда III. И в том, и в другом случае это были всплески гнева, упреков и сомнений в собственных силах, прелюдией к гражданской войне. В обоих случаях парламентарии горько возмущались унижением от потери территории, хотя и не были готовы пойти на жертвы, необходимые для ее защиты. Главным последствием борьбы за импичмент герцога Саффолка стала задержка отплытия армии сэра Томаса Кириэлла из Портсмута. Пока солдатам не выплатили вторую часть аванса, они не могли отправиться в путь. Советники Генриха VI с нарастающим отчаянием требовали от Палаты Общин субсидии, под которую можно было бы взять заем. Некоторые из молодых придворных грозились заставить парламентариев заседать до тех пор, пока они не предоставят субсидию, но те были непоколебимы. Они считали, что бедность короля объясняется жадностью его слуг и постоянным оттоков его доходов в их карманы. "Такого бедного короля еще не видели, — говорилось в листовках, — и таких богатых лордов". Палата Общин заявила, что субсидии не будут выплачиваться до тех пор, пока король не согласится на акт об отмене пожалований за прошлые годы. В результате Кириэлл смог отправиться на континент только после того, как поступили две половинные субсидии, утвержденные предыдущим Парламентом. Их сбор начался только в ноябре 1449 года. В течение следующих трех месяцев деньги поступали медленно. Наконец, 9 марта войска получили аванс. К этому времени их численность уменьшилась из-за дезертирства. Из 3.500 человек, заключивших контракт на службу, на корабли в итоге село около 3.000. Флот Кириэлла отплыл из Солента в Нормандию на пять месяцев позже запланированного срока[942].

За эти пять месяцев многое изменилось. Руан, долина Сены и вся Верхняя Нормандия теперь находились в руках французов. В Нижней Нормандии было потеряно все, что находилось к востоку от долины реки Див, за исключением Онфлёра. Когда герцог Сомерсет в начале января 1450 г. отошел к Кану, территория, находившаяся под его эффективным контролем, ограничивалась узкой полосой между долинами рек Див и Вир в юго-западной Нормандии, примерно соответствующей западной части современного департамента Кальвадос. Основные опорные пункты англичан в этом регионе находились в густонаселенных городах Кане и Байе, а также в Фалезе и Вире. Кроме того, английские гарнизоны держались в изолированных крепостях, которые теперь были окружены территорией, контролируемой французами. На полуострове Котантен англичане удерживали только три пункта после вторжения в этот регион герцога Бретонского осенью предыдущего года: Шербур, Сен-Совер-ле-Виконт и Брикебек. На границах Бретани и Мэна англичане еще держались в  трех пограничных крепостях — Авранш, Донфрон и Френе-ле-Виконт.

В Кане герцог Сомерсет руководил остатками английского правительства в Нормандии. Финансовая администрация, испытывавшая серьезные трудности еще до вторжения французов, прекратила свое существование после падения Руана. В конце октября 1449 г., вероятно, в Кане, в последний раз под английской властью собрались Штаты Нижней Нормандии. Собрание приняло решение о предоставлении субсидии в размере 110.000 ливров, но собрать удалось очень мало. По мере того как французы захватывали каждый регион, они брали на себя управление местной администрацией, взыскивая недоимки по налогам, установленным англичанами, и вводили новые. Помимо собственной свиты и оставшихся гарнизонов, в распоряжении Сомерсета был отряд сэра Роберта Вира из 400 человек, прибывший в октябре предыдущего года и с тех пор бездействовавший в Кане. Кроме того, было около 2.000 солдат из гарнизонов, захваченных французами, среди которых было много англичан, которые, подобно полевым мышам, спасающимся от жнеца, бежали в угасающие остатки ланкастерской Франции. Среди них были люди, служившие в частных гарнизонах, бывшие солдаты жившие за счет земли, и трудоспособные поселенцы. По оценкам французов, основанным на подсчетах численности сдавшихся английских крепостей, в распоряжении герцога Сомерсета в последние месяцы его лейтенантства могло находиться около 4.000 солдат. Опираясь на эти войска, можно было на короткое время вывести в поле армию численностью до 2.000 человек. Но от единственной попытки освободить осажденный город, предпринятой в декабре при Беллеме, пришлось отказаться, когда стало ясно, что отряд помощи будет сильно уступать по численности осаждающим. Когда в январе 1450 г. граф Дюнуа осадил Онфлёр, англичане были вынуждены бессильно взирать на это со стороны, не имея возможности вмешаться. Гарнизон заключил договор об условной капитуляции в надежде, что задержка даст время Кириэллу прийти на помощь. Но армия помощи так и не пришла. 18 февраля 1450 г. Онфлёр открыл ворота, и гарнизон с охранными грамотами ушел на соединение с герцогом Сомерсетом в Кан. Таким образом, Шербур остался единственным морским портом в руках англичан[943].