Фактически же английскому правительству ничего не оставалось, как согласиться на перемирие. Оно давало временную передышку после катастрофического поражения в Нормандии. Главная проблема заключалась в том, что оно было слишком коротким. Всякий раз, когда в ходе переговоров о заключении постоянного мира возникали трудности, приходилось договариваться о продлении перемирия. Это означало, что англичанам приходилось решать сложные и трудноразрешимые вопросы под давлением череды сроков, а угроза Нормандии все так и висела над ними. Генрих VI был достаточно наивен, чтобы полагать, что его брак поможет избежать этой проблемы. Возможно, Саффолк тоже так считал. Но они неправильно оценили своих противников. Атмосфера переговоров, конечно, стала более учтивой. Но Карл VII и его советники не собирались идти на ненужные уступки. Их отношение к браку было более расчетливым, чем у Генриха VI. Они полагали, что, заняв центральное место при английском дворе, Маргарита, волевой характер которой, возможно, уже был замечен в ее семье, станет эффективным сторонником мира на французских условиях[862].
Чтобы вести переговоры с позиции силы, англичане должны были укрепить Нормандию, отремонтировать и пополнить запасы продовольствия в ее замках. Саффолк сам решительно заявил об этом герцогу Йорку, когда проезжал с королевой через Руан в марте 1445 г., и еще раз, когда два месяца спустя отчитывался о своей миссии перед Парламентом. Его предупреждение осталось без внимания. В отличие от Франции, которая воспользовалась перемирием для создания новой армии, англичане ничего не предприняли для восстановления своих сил. В момент заключения перемирия Толбот должен был отправиться во Францию с 400 человек, но экспедиция была немедленно отменена. В течение последующих четырех лет в Нормандию больше не направлялись войска. Номинальная численность нормандских гарнизонов сократилась до 2.500 человек — примерно вдвое меньше, чем считалось необходимым в 1430-х годах. Полевых войск не было вовсе. Замки и городские стены годами не поддерживались в надлежащем состоянии. Города, которые отвечали за содержание своих стен и дозорных, не хотели тратить деньги на это во время перемирия. У военных казначеев в Руане не было денег на расходы. Правда заключалась в том, что совет Саффолка, хотя и был здравым, но не был реалистичным. Перемирие было необходимо, поскольку Англия не могла позволить себе защищать Нормандию. Ланкастерское правительство в Руане уже более десяти лет зависело от английских доходов. До 1442 г. английская казна ежегодно выплачивала на оборону герцогства более 30.000 фунтов стерлингов. Но в этом году денежный поток через Ла-Манш стал иссякать, а во время перемирия прекратился совсем. Администрация в Руане была вынуждена обходиться местными доходами. Нормандские Штаты продолжали выделять субсидии, но собирать их становилось все труднее. Значительная часть того, что сборщики могли перечислить в Руан, уходила на уменьшение накопившегося бремени долгов и избавление от вольных солдат. Кроме того, нормандская казна должна была покрывать значительные расходы на выплату компенсации французским пограничным гарнизонам за потерянные pâtis, что было одним из условий перемирия. Карл VII и его министры были прекрасно осведомлены обо всем этом. Как отмечал впоследствии Саффолк, "французы отлично знают нашу бедность, нашу слабость, импровизацию, непротивление, отсутствие силы и все беды, которые происходят с нами"[863].
Помимо общей усталости от войны, причины этого упадка кроются в условиях, сложившихся в самой Англии: экономический спад, затяжной кризис Казначейства и разложение общества. В 1440-х годах в экономике начался спад, который продлится до конца века. Снизились цены и производство сельскохозяйственной продукции. Как в городе, так и в деревне арендная плата упала до уровня, не наблюдавшегося в течение многих лет. Резко сократился экспорт английской шерсти и сукна. Палата Общин отреагировали на перемирие снижением бремени прямых налогов. За шесть лет, с 1443 по 1448 г., парламентарии выделили только две полные субсидии, причем обе были направлены не на оборону Нормандии, а на другие цели. Доходы от таможни, королевских владений и герцогств Ланкастер и Корнуолл сокращались, и значительная их часть направлялась на погашение старых долгов. В то же время неумолимо росли и другие требования к ресурсам короны. Новая королева должна была обзавестись собственным двором, и значительная часть доходов герцогств Ланкастер и Корнуолл была направлена на его финансирование. Другая часть оставшихся средств была направлена на создание новых фондов короля в Итонском колледже и Королевском колледже Кембриджа, которые были ему ближе по духу, чем любое другое предприятие. Расходы на двор Генриха VI и его непомерные пожалования высокопоставленным придворным росли год от года. Летом 1446 г. государственные долги были списаны в крупных размерах. Осторожный Мармадьюк Ламли, епископ Карлайла, сменил Ральфа Ботелера (ныне лорда Садли) на посту казначея в декабре того же года. В течение следующих трех лет он пытался контролировать растущий государственный долг и навести порядок в его управлении. Тем не менее, финансовый отчет, который он представил Палате Общин в 1449 г., показал, что накопленный долг составлял 372.000 фунтов стерлингов, что более чем в пять раз превышало общий объем доходов[864].
Упадок правопорядка на большей части территории Англии имел более глубокие корни. Споры между магнатами и джентри по поводу земельных владений были обычным явлением в позднесредневековой Англии. В прошлом их сдерживала неплохо функционирующая судебная система, которая в конечном итоге зависела от уверенности в том, что за ней стоит власть и могущество короны. Давление на эту систему, как правило, возрастало в военное время, когда правительство короля было занято другими делами, но она редко давала сбои полностью или надолго. Однако два десятилетия, последовавшие за совершеннолетием Генриха VI, ознаменовались крахом судебной системы в графствах. Генрих VI не вызывал уважения. Он редко выезжал за пределы родного графства и долгое время потворствовал беззаконию, расточительно раздавая помилования. В отсутствие беспристрастных и эффективных судов землевладельцы искали то, что во всем мире называлось "покровительство". Они предлагали свою поддержку знатному магнату и носили его ливрею, чтобы заявить о своей верности. Взамен они получали от него защиту и покровительство, что позволяло им силой захватывать спорные земли и препятствовать восстановлению прав соперников в суде. В отсутствие эффективной власти короны, магнаты защищали свои интересы, собирая небольшие армии, подбирая покладистых шерифов, манипулируя выборами в Парламент, запугивая судей и организуя пристрастные суды присяжных для защиты интересов своих друзей.
Ситуация в Восточной Англии проясняется благодаря случайно сохранившимся "Письмам Пастона" — тайнику, содержащему более тысячи писем между членами семьи Пастон и их агентами, союзниками, покровителями и друзьями, написанных на протяжении более чем полувека. В письмах рассказывается о разделении Норфолка и Саффолка на враждующие партии, о перерастании их ссор в насилие и о тесной связи между местной и национальной политикой. В 1440-х годах в Восточной Англии господствовали герцог Саффолк и его союзники, которые поддерживали свою власть с помощью крупного рэкета. "Пока мир таков, каков он есть, — писала Маргарита Пастон своему мужу Джону в 1449 г., — вы никогда не сможете жить в мире, если у вас не будет его покровительства". Аналогичные истории можно рассказать о вражде Грея из Рутина и барона Фэнхоупа в Бедфордшире, Толбота и Беркли в Уэст-Кантри, Бонвилла и Куртене в Девоне и Корнуолле, Нортумберленда и архиепископа Кемпа в Йоркшире, Кромвеля и Тэлбойса в Линкольншире. В большинстве случаев одной из сторон удавалось одержать верх благодаря покровителям в столице. Они либо входили в Совет короля, либо пользовались чьим-то влиянием. В отличие от французских королей, английские короли не имели корпуса наемных чиновников для соблюдения законов и поддержания порядка в графствах. Они полагались на дворянство и джентри как на промежуточный слой власти. Поэтому обращение представителей этого класса к силе и преступлениям для защиты своих интересов быстро привело к анархии и социальной дезинтеграции[865].
