Эти меры были эффективны лишь отчасти, так как из-за растущих долгов по жалованью дисциплина падала даже среди гарнизонного состава. Гарнизоны Франсуа де Сурьена в Лоньи и Вернёе, а также важный гарнизон в Манте на Сене, с масками на лицах, совершали набеги по дорогам, ведущим в Париж и Орлеан, грабили дома и путников, перерезая им горло. Гарнизоны северной границы последовали их примеру и занялись разбоем на дорогах от Парижа до Соммы, захватывая для получения выкупа даже английских солдат. Крупные гарнизоны из Донфрона и Авранша наводили ужас на большую часть Нижней Нормандии, а гарнизон Ле-Мана совершал набеги на Бретань и Турень, захватывая людей и скот вопреки перемирию. Некоторые английские капитаны, например сэр Роджер Камойс, вообще отказались от гарнизонной службы и превратили свои отряды в вольные компании, действовавшие на свой страх и риск. Эти проблемы так и не были решены. Весной 1446 г. в Эврё и Лувье в течение почти двух месяцев заседали комиссары по перемирию от каждой стороны составившие длинные списки нарушений. Но конференция ни к чему не привела. Карл VII намекнул, что английские комиссары умышленно тянут время, и, вероятно, он был прав. У англичан была проблема с тем, что нормандская администрация не могла позволить себе платить гарнизонам. Поэтому она была вынуждена закрывать глаза на их разбойные действия на территориях Валуа. Альтернативой могло стать массовое дезертирство с последующим разграблением Нормандии. Еще одна конференция, состоявшаяся в декабре того же года под Мантом, достигла не большего[858].

Французские министры столкнулись с более трудноразрешимой проблемой: их солдат было гораздо больше, а отправлять их было некуда, но у них было и более радикальное и, в конечном счете, более успешное решение. В период с февраля по апрель 1445 г. они представили новую схему, которая готовилась уже некоторое время. В окончательном виде она была утверждена на Большом Совете в замке Сарри близ Шалона в Шампани. Текст ордонанса утрачен, но его содержание известно из других источников. Он предусматривал объединение отборных живодеров в тактические подразделения из шести конных бойцов, которые стали называться копьями. Копье представляло собой объединенное подразделение людей имевших различные виды оружия, хорошо известное в английских армиях с XIV века. Однако его состав отражал растущее значение кавалерии во французской тактической доктрине. Каждое копье состояло из шести человек: тяжеловооруженного жандарма, который не обязательно был рыцарем, оруженосца-кутилье, трех стрелков (лучников или арбалетчиков) и пажа. По другим данным, стрелков было двое, а шестым членом копья был слуга. Эти отряды, которые стали называться Ордонансными ротами (Сompagnies d'ordonnance), должны были состоять из 100 копий, или 400 бойцов, под командованием капитана, назначаемого коннетаблем. Король предложил содержать и оплачивать двадцать таких рот, или 2.000 копий, из них 1.500 в Лангедойле и 500 в Лангедоке, в дополнение к войскам королевского двора и гарнизонам, размещенным на границах Нормандии и Гиени.

Подробные меры по реализации этого плана были изложены в очередном ордонансе, изданном 26 мая 1445 г. в Луппи-ле-Шато в Лотарингии. Ордонансные роты не должны были размещаться в местах, где они могли бы угрожать правительству или окружающим их людям. Вместо этого они должны были быть рассредоточены по всему королевству, по одной роте в каждом подходящем городе, и собираться вместе только в случае необходимости. Такие меры были сопряжены с большими расходами, что и послужило основной причиной опасений, высказанных некоторыми советниками Карла VII. В результате было принято решение возложить расходы на провинции, в которых размещались ордонансные роты. Был установлен четкий тариф: за каждое копье — один ливр в месяц плюс определенное количество вина, пшеницы, мяса, масла, соли, яиц, сыра и сала; за каждые двенадцать лошадей — определенное количество фуража и соломы. Комиссары были уполномочены определять места расквартирования рот и оценивать денежные и натуральные обязательства провинции. На практике натуральные взносы вскоре были сведены на нет, их заменили денежные выплаты по стандартной ставке 30 франков за копье в месяц и дополнительный франк для капитана. Со временем связь между требованиями правительства и численностью ордонансных рот стала в значительной степени фиктивной. Провинциальные сборы превратились в постоянный налог, и по сути, в поборы на содержание постоянной армии[859].

План был выполнен в меньшем объеме, чем заявлено, но даже в этом случае результаты оказались впечатляющими. В 1445 г. можно выделить по меньшей мере 24 ордонансные роты, хотя большинство из них не достигали штатной численности. В общей сложности министры Карла VII смогли набрать около 1.800 копий, или 7.200 бойцов. Большинство капитанов, командовавших ордонансными ротами, сами не были живодерами. Это были люди, на которых правительство привыкло полагаться: видные дворяне, королевские советники или капитаны уже состоявшиеся на королевской службе. Некоторые, например Потон де Сентрай и Роберт де Флок, занимали промежуточное положение между вольными разбойниками и королевскими слугами. Четверо были иностранцами: итальянец, кастилец и два шотландца, чьи компании, вероятно, были сформированы из их соотечественников. Многие из этих людей сделали хорошую карьеру на королевской службе, продолжавшуюся до следующего царствования, а в некоторых случаях и до 1470-х годов. В ордонансные роты были включены далеко не все живодеры, вернувшиеся из Швейцарии и Лотарингии. Около половины из них и подавляющее большинство их капитанов не были приняты на службу. Среди них были и известные имена. Так, например, были отвергнуты Жан де Салазар и бастард д'Арманьяк. Оба они ранее действовали в основном в Лангедоке и поэтому туда и вернулись. Антуан де Шабанн, также получивший отказ, пожаловался королю, что его лишили средств к существованию, и стал демонстративно одеваться в черное, чтобы показать свою досаду. С отвергнутыми капитанами и их людьми расплатились. Они получили грамоты о помиловании, прощающие их прошлые проступки, и угрозы наказания в случае возобновления прежней деятельности. Возможно, удивительно, что мало кто из них так поступил. Французская схема по использованию безработных солдат была лучше задумана и лучше реализована, чем усилия англичан в Нормандии, главным образом потому, что она лучше финансировалась более богатым государством. Современники соглашались с тем, что уровень внутренних беспорядков резко снизился и что Франция эпохи Валуа начала медленно восстанавливаться после нескольких лет отсутствия безопасности и разрушений[860].

В Англии Турское перемирие было воспринято сдержанно. Граф Саффолк заявил в Парламенте, что это "величайшее всеобщее благо, которое когда-либо выпадало на долю короля или его подданных". Генрих VI был в восторге и даровал ему титул маркиза. Обе Палаты Парламента выразили Саффолку благодарность за его рыцарское мужество, мудрость, предусмотрительность и благоразумие. Однако за пределами политических кругов перемирие и королевский брак не пользовались популярностью. Широко распространилось мнение, что Генрих VI продал себя слишком дешево. Позднее лондонский хронист вынес вердикт, что брак с Маргаритой Анжуйской "дорого обошелся для Англии", и в то время это мнение было широко распространено.

Записи суда Королевской скамьи, рассматривавшего дела о подстрекательстве к мятежу, не всегда являются репрезентативной выборкой мнений, но сомнения в способности короля управлять страной становятся все более актуальной темой, начиная с 1444 года. Генриха VI считали пустым местом, королем только по имени. Многие наверняка были согласны с человеком из Рединга, которого в том же году приговорили к смертной казни за то, что он нелицеприятно сравнил Генриха VI с Карлом VII и сказал, что Англия сохранила бы 100.000 фунтов стерлингов, если бы этот король никогда не родился. Лондонский портной, заметивший, что у Генриха VI лицо ребенка и он не "тверд умом", вероятно, вторил уличной молве Лондона, где герцог Глостер все еще считался истинным наследником Генриха V. Такого же мнения придерживался и привратник замка Глостер, считавший, что его герцог должен был стать королем. С момента прибытия Маргариты Анжуйской в Англию не произошло ничего хорошего, считал этот человек. Он желал, чтобы короля повесили, а королеву утопили. "Если бы члены Палаты Общин были благоразумны, — заявил другой, — им следовало бы восстать и уничтожить его и весь его Совет, который никчемен". Через пять лет перемирие стало считаться по всей стране источником всех бед Англии, а его авторы — предателями[861].