Новая делегация получила наглядное представление о политике Собора. 5 августа 1434 г. она с большой помпой въехала в швейцарский город. Встреченная кардиналами у ворот, кавалькада во главе с Эдмундом Бофортом, графом де Мортен, проехала по улицам города в сопровождении 150 конных лучников одетых в ливреи. Но когда через двенадцать дней после прибытия делегаты явились в Собор для вручения верительных грамот, французы вновь возразили против формы писем Генриха VI, в которых он был назван королем Англии и Франции. Их гнев возрос, когда епископ Лондонский в своей вступительной проповеди неоднократно назвал Генриха VI этим титулом. Главным представителем Франции на Соборе был Амадей де Таларю, архиепископ Лионский. Он заявил, что послы Генриха VI могут говорить от имени Англии, но не от имени какой-либо части Франции. В итоге англичане были включены в состав Собора в октябре, но вопрос вновь встал в декабре, когда епископы Лизье и Байе прибыли к английским делегатам в качестве представителей ланкастерской Франции. Эти люди, заявил архиепископ Лионский, не могут быть приняты в качестве эмиссаров Французского королевства в силу неправомерных притязаний Генриха VI на роль его короля. Это вызвало громкий гвалт "оскорблений и шума" со скамей где сидели англичане, который заглушил все остальные слова архиепископа. Однако французов поддержали делегации политических союзников королевства Валуа: Кастилии, Неаполитанского королевства, Кипра и Шотландии. Два нормандских епископа были исключены, а вопрос был передан на рассмотрение специальной комиссии. Там он и был похоронен, и когда летом следующего года англичане окончательно вышли из состава Собора, этот вопрос так и остался нерешенным[608].

Правда заключалась в том, что подданные Карла VII стали главенствовать на Соборе. Представители французских епархий католической Церкви составляли более трети из 3.500 отцов-делегатов Собора, и почти все они были выходцами из королевства Валуа. Они присутствовали на Соборе практически с самого начала, были хорошо организованы, умело руководимы и всецело посвятили себя интересам своего короля. Кроме того, они пользовались поддержкой традиционных союзников из франкоязычных территорий империи, на которых, как показало дело нормандских епископов, политически доминировала Франция. Но не только численность и тактическое мастерство обусловили французское влияние в Базеле. На протяжении столетий, предшествовавших войнам с англичанами, Франция была главенствующей континентальной державой, а французская культура — главенствующей европейской культурой. Взгляд Собора на Францию был окрашен долгим историческим опытом, что нашло отражение в инструкциях, которые он позже даст своей делегации на конгрессе в Аррасе. Отцы Собора заявили, что могущество Франции, мастерство и ум ее дворянства, авторитет ее церковных деятелей, ее огромное богатство и многочисленное население на протяжении веков делали ее главной опорой Церкви, пока нынешний кризис не привел все к упадку. Вспомните великих королей Франции от Карла Мартела до Карла Великого и Людовика Благочестивого, которые были выдающимися европейскими деятелями своего времени. Вспомните ключевую роль Франции в крестовых походах. В 1430-х годах христианская Церковь столкнулась с серьезными внутренними и внешними проблемами. История, по их мнению, показывала, что, когда Франция не способна играть свою традиционную роль среди народов, ослабевает все христианство[609].

Все это отражало растущий международный престиж монархии Валуа после отвоевания большей части севера страны, подобно тому, как двумя десятилетиями ранее англичане смогли главенствовать на Констанцском соборе после битвы при Азенкуре. Министры Карла VII стремясь закрепили свое преимущество начали длительное дипломатическое наступление по всей Европе. Они обхаживали тех, кто в Германии возмущался агрессивными вторжениями Бургундского дома на западные территории империи. Карл VII возобновил союз с австрийскими Габсбургами, которые рассорились с Филиппом Добрым из-за наследования Брабанта и бургундской экспансии в Рейнскую область. Император Сигизмунд, заклятый враг Бургундского дома, все еще страдавший от своих дипломатических неудач в Голландии, Зеландии и Брабанте, уже не был тем надежным союзником Англии, каким он был в Констанце. В июне 1434 г. он тоже заключил союз с Францией, направленный против Филиппа Доброго ("непокорного мятежника и так называемого герцога Бургундского"). После долгого перерыва, в течение которого отношения с Кастилией были прохладными, Карл VII в начале 1435 г. отправил туда посольство, первое за шесть лет, которое возобновило старые договоры. Другой забытый союзник, Шотландия, принял два французских посольства. Брачный союз 1428 г., ставший мертвой буквой с момента его подписания, был восстановлен в феврале 1435 г. Но ни один из этих союзов не принес военной поддержки, хотя французы возлагали большие надежды на австрийцев и шотландцев. Однако они во многом способствовали укреплению международного влияния Франции династии Валуа. К 1435 г. Карл VII был на пути к восстановлению той огромной сети союзов, которая сделала Францию столь грозной дипломатической державой во времена его деда, в то время как англичане позволили своим собственным международным связям ослабнуть. Потеря англичанами доверия к населению завоеванных территорий сопровождалась падением их международного авторитета. Ни одна европейская держава, кроме Бургундии, не рассматривала притязания Ланкастеров на Францию иначе как напоминание о непродолжительном периоде с 1415 по 1425 г., когда английские армии сметали все на своем пути в разгар гражданской войны во Франции. К 1434 г. даже бургундцам в Базеле было предписано не враждовать с французами, поскольку Филипп Добрый был намерен найти с ними общий язык. За год до этого они горячо поддерживали английские претензии на французский трон, но во время гневной перепалки августа и декабря 1434 г. хранили каменное молчание[610].

В конце июля 1434 г. Филипп Добрый окончательно потерял терпение в отношении своих союзников и решил продолжать мирный процесс с ними или без них. Последней каплей стало отступление армии сэра Джона Толбота, когда Ришмон вошел в Компьень. Герцог находился на пути в Бургундию, когда узнал об этом поражении. Вскоре последовало известие о продвижении коннетабля к Сомме и падении Ама. Силы Иоанна Неверского, двоюродного брата Филиппа и его лейтенанта в этом регионе, уступали по численности, и северные владения герцога оказались во власти Ришмона. Филипп послал одного из своих камергеров, Пьера де Водри, с герольдом, для переговоров с французским коннетаблем в Аме. В начале сентября начались переговоры между французскими лидерами и Иоанном Неверским. Канцлер Рено де Шартр поспешил к ним на север, имея самые большие полномочия. 17 сентября они заключили 6-месячное перемирие, во время которого предполагалось подготовить почву для заключения постоянного мира. Перемирие охватывало весь сектор к северу от Нормандии и реки Эна, то есть Пикардию, Артуа, Бовези и Лаонне. Ам должен был быть возвращен Жану де Люксембургу. Штаб Ла Ира в замке Бретей, расположенном на полпути между Бове и Амьеном, который в течение многих лет был занозой в боку бургундцев, должен была быть сдан и разрушен. Ришмон потребовал большую сумму денег для оплаты армии, прежде чем согласиться поставить свою печать на документе. Но капитаны Филиппа не имели полномочий, чтобы решить этот вопрос. Иоанн Неверский провел ряд встреч с представителями окрестных городов, требуя от них займов и субсидий. И если они хотели избавиться от армии Ришмона и компаний Ла Ира, им оставалось только согласиться. В итоге бургундцы выплатили французам компенсацию в размере 50.000 золотых салюдоров[611].