Крымские дольмены в отличие от кавказских опущены в землю и лишены отверстий в боковой стенке. Они состоят из четырех массивных вертикальных плит. В продольных плитах иногда имеются пазы для установки поперечных плит, концы продольных плит всегда выступают. Плиты покрытия особенно массивны, но толщине иногда превышают 0,5 м. Внутренние размеры каменных ящиков свидетельствуют о скорченном положении погребенных. Неоднократное использование гробниц и грабительские раскопки нарушили первоначальное положение погребенных. Но на основании остатков костяков устанавливается состав погребенных: каменные ящики представляли собой семейные гробницы, содержавшие по нескольку захоронений. Антропологический материал указывает на принадлежность погребенных к европеоидной расе с южносредиземноморским уклоном (Крис Х.И., 1981, с. 55).
Конструктивные особенности, ориентировка гробниц и некоторые детали погребального обряда позволяют в горной части юго-западного Крыма выделить три территориальные группы могильников: южнобережную, южнобайдарскую и северобайдарскую (Крис Х.И., 1981, с. 34–43). В южнобережную группу входит более 20 могильников (между Судаком и Балаклавой). Гробницы расположены рядами, без оград, ориентированы в направлении запад-восток (табл. 25, 63). Наряду с трупоположением в некоторых гробницах этой группы наблюдаются следы трупосожжения и обряда очищения огнем и белым веществом.
В южнобайдарскую группу входит четыре могильника. Все они сильно разрушены; у большинства гробниц отсутствуют ограды. Аналогично южнобережной группе они расположены рядами. Исключение составляют четыре каменных ящика у деревни Скеля, особенностью которых являются примыкающие ограды (табл. 25, 62). В отличие от южнобережной, ящики южнобайдарской группы ориентированы север-юг. В них отсутствуют следы трупосожжения.
Среди могильников южнобайдарской группы наибольший интерес представляет комплекс из семи каменных ящиков в урочище Мал-Муз (из них только один ограблен; табл. 25, 64). Несмотря на их многократное использование, они оказались не потревоженными грабителями и поэтому важны для выяснения особенностей обряда и вопроса о дате каменных ящиков горного Крыма; из них происходит самое значительное количество могильного инвентаря: предметы вооружения и конской узды, украшения. Керамика, как и в южнобережной группе, отсутствует, исключение составляет каменный ящик 6 из Мал-Муза, в котором найдены три сосуда (табл. 25, 18–20).
В северобайдарскую группу входят тоже четыре могильника. Каменные ящики расположены рядами или грядами; каждый ящик заключен в квадратную или прямоугольную оградку из необработанных камней, что составляет специфику этой группы могильников. Гряды ориентированы в направлении северо-запад — юго-восток, ящики — северо-восток — юго-запад (табл. 25, 65), в некоторых случаях устанавливалось положение погребенных головой на северо-восток. В отличие от южнобайдарских и аналогично южнобережным в северобайдарских могильниках встречены следы трупосожжения.
Различия в конструктивных особенностях гробниц и деталях обряда трех указанных групп могильников горного и прибрежного Крыма проявились значительно четче, чем различия в погребальном инвентаре, вероятнее всего, из-за разграбления гробниц кладоискателями. Категории находок одинаковы для всех трех групп: они представлены предметами вооружения, конского снаряжения, украшениями (Крис Х.И., 1981, с. 44–51). Довольно редки находки кинжалов. Кинжалы скифского типа с антенным навершием и почковидным перекрестьем относятся к VI — первой половине V в. до н. э. (табл. 25, 1, 2). К этому же времени принадлежит большинство наконечников стрел (табл. 25, 7-17). Исключение составляют лишь два железных листовидных наконечника, найденные в южнобережной группе могильников, которые относятся к VII в. до н. э. (табл. 25, 6). Отсутствие столь ранних находок в южнобайдарской и северобайдарской группах, возможно, позволяет говорить о постепенном освоении этих районов прибрежными племенами.
Предметы конского снаряжения — железные удила и псалии — являются довольно редкой находкой; они известны во всех группах могильников и синхронны основной массе предметов вооружения (табл. 25, 3–5).
Наиболее многочисленны украшения, значительное число которых происходит из неразграбленных ящиков Мал-Муза, хотя многократное их использование для повторных захоронений не позволяет определить комплекс находок каждого погребения (в одном из ящиков Мал-Муза найдены останки 68 погребенных). Это бронзовые украшения головного убора и нагрудные, браслеты, височные кольца, перстни, детали пышных фибул гальштатского типа, серьги, пронизи, очковидные спирали, булавки, восьмеркообразные бляшки, бусы (табл. 25, 21–30, 32–49, 50–61). Все они синхронны предметам вооружения. Отсутствие надежных закрытых комплексов погребений не позволяет выявить различия между набором предметов, сопровождавших женские, мужские и детские захоронения, которые находились почти в каждой гробнице. Однако относительно хорошо сохранившиеся, не потревоженные ограблениями каменные ящики Мал-Муза дают возможность говорить о том, что некоторые типы украшений в разной степени характерны для различных групп могильников. Так, например, широко распространенные в южнобережной и северобайдарской группах могильников бронзовые восьмеркообразные бляшки найдены только в одном из ящиков Мал-Муза (южнобайдарской группы).
Относительно хорошая сохранность этого комплекса позволяет рассмотреть принципиально важный вопрос для характеристики могильников горного Крыма: следует ли керамику относить к предметам сопровождающего инвентаря? В разграбленных ящиках в некоторых случаях находили обломки разновременной керамики (эллинистической, средневековой и даже современной), и если поздняя керамика не принималась в расчет при датировке погребений, то керамика эллинистического и римского времени некоторым исследователям служила основанием для нее (Лесков А.М., 1965). Каменные ящики Мал-Муза, кроме одного, не содержали керамики; это позволяет говорить о том, что керамика, как правило, не входила в сопровождающий инвентарь таврских могильников. Три сосудика малых размеров из грубой глины, найденные в одном из ящиков (табл. 25, 18–20), ни по форме, ни по характеру обработки поверхности не похожи на сосуды из могильников предгорного Крыма, в которых они являлись основным сопровождающим инвентарем. Этот факт приобретает особое значение при рассмотрении вопроса о единстве и различиях в погребальном обряде племен, населявших горный и предгорный Крым.
Черкес-Керменский могильник, расположенный на северной границе северобайдарской группы, особенно интересен сочетанием разнородных элементов. Одна из гряд этого могильника — гряда Е резко отличается от основной его части и конструкцией ящиков, и характером сопровождающего инвентаря. Она находят аналогии в могильниках предгорного Крыма, принадлежащих кизил-кобинской культуре.
Сравнение конструкции сооружений и сопровождающего инвентаря позволяет четко определить различия могильников прибрежного и горного районов, с одной стороны, и района предгорий, где расположены поселения кизил-кобинской культуры, — с другой. Хотя антропологический материал недостаточен для категорических заключений, он позволяет отметить значительно большее сходство между могильниками предгорий, чем между последними и могильниками горного Крыма. Таким образом, на основании различий могильников удается выделить две группы населения в юго-западном Крыму во второй четверти I тысячелетия до н. э., одна из которых обитала в предгорьях и основала поселения кизил-кобинской культуры, а другая — на побережье и в горах, которую можно идентифицировать с историческими таврами.
Время их появления в прибрежном Крыму достоверно определяется не позднее VII в. до н. э. не только по инвентарю могильников южнобережной группы. Подтверждение этой дате мы находим и в письменных источниках. Описывая войну скифов с Дарием, Геродот сообщает: в ответ на обращение скифов к таврам, как и к другим соседним народам, оказать сопротивление персидскому царю, тавры отказались выступить в составе скифского войска, аргументируя свой отказ тем, что «ни тогда ничем не обидели этот народ (персов. — Х.К.), ни теперь не станем первые его обижать; если враг ворвется и в нашу землю и первый обидит нас, то и мы не стерпим этого, но пока этого не увидим, мы останемся в нашей земле» (IV, 119). По этому упоминанию, восходящему ко времени скифских походов в Переднюю Азию в VII в. до н. э., можно говорить о существовании этнического термина «Тавры» уже в VII в. до н. э.
