На городище Веселое исследовано кухонное помещение с печью-каменкой. На поселениях и городищах бондарихинской культуры встречаются зольники, в которых, кроме обломков керамики, костей животных и другого бытового мусора, найдены культовые предметы — миниатюрные сосуды, глиняные лепешки и хлебцы, зооморфные фигурки. Эти находки позволяют считать зольники не просто мусорными кучами, а сооружениями, связанными с отправлениями культа домашнего очага и огня.

Погребальные памятники позднего этапа бондарихинской культуры пока не обнаружены. Они известны лишь для среднего ее периода — X–IX вв. до н. э. (могильник у с. Тимченки; Буйнов Ю.В., 1977, с. 208–215). Можно лишь предполагать, что погребальные традиции и в поздний период развития культуры остались прежними. Покойников сжигали, а прах хоронили в неглубоких ямах прямо на дне или в урне с несколькими обломками намеренно разбитых горшков. Отдельные могилы имели внешние ориентиры в виде маленьких холмиков и вбитых рядом с ними или вкопанных в центр погребальной ямы деревянных столбиков.

К бондарихинской культуре исследователи относят и впускное погребение по обряду трупоположения в кургане 2 у с. Магдалиновка в бассейне р. Орели, а также погребение, обнаруженное на селище Оскол (Ильинская В.А., 1959, с. 80–84). В одном и другом случаях покойники были положены в скорченной позе на левом и правом боку, ориентировка различна. При первом из них находился типичный бондарихинский горшок, второе — безынвентарное. Керамика является одним из характерных элементов культуры бондарихинских племен. Основные ее формы мало менялись с течением времени. Среди кухонной посуды преобладали горшки с низким и широким слабо профилированным горлом, с более или менее раздутым туловом и небольшим дном (табл. 9, 2, 3, 5-10). Наряду с ними бытовали тюльпановидные сосуды и банки двух типов (табл. 9, 4). Большинство бондарихинских горшков орнаментировано по шейке, плечикам или всему тулову. Чаще всего это тычковые вдавления плоской, круглой или заостренной палочкой (табл. 9, 2–7, 10), составляющие треугольники, обращенные вершинами вниз, горизонтальные, вертикальные, косые линии, зигзаги, елочки и т. д.

Столовая керамика, известная с поселений и городищ позднего периода бондарихинской культуры, представлена формами, заимствованными от соседей — у населения чернолесской культуры: миски, кубки, кружковидные черпаки, корчаги. На многие из них нанесен орнамент, сделанный зубчатыми или другими штампами, резьбой и затертый белой пастой (табл. 9, 1). Обломки таких сосудов позволяют синхронизировать поздние бондарихинские памятники с чернолесскими на втором этапе развития чернолесской культуры. Однако Г.Т. Ковпаненко, исследуя поселения Хухра и Ницаха, выявила, что культурный слой с бондарихинской керамикой стратиграфически предшествовал слоям с чернолесской посудой (1967, с. 15–21). Это послужило основанием для вывода о продвижении правобережного лесостепного населения на Ворсклу на втором этапе развития чернолесской культуры. Б.А. Шрамко (1972, с. 153–155) и вслед за ним Ю.В. Буйнов (1981) на основании материалов из поселений Любавка, Родной Край, Травянское I отрицают указанную Г.Т. Ковпаненко последовательность слоев и отмечают, что на этих памятниках фрагменты сосудов позднечернолесского облика не образовывали стратиграфически обособленные комплексы, а встречались вместе с бондарихинскими. Данное явление они объясняют контактами, существовавшими между племенами бондарихинской и позднечернолесской культуры в бассейне Ворсклы. Переселение же чернолесцев на эту территорию, по их мнению, происходило позднее, на раннежаботинском этапе, в первой половине VII в. до н. э. Вместе с тем, основываясь на материалах поселений бассейна р. Орели, Шрамко и Буйнов считают возможным говорить о переселении в этот район части жителей правобережья среднего Поднепровья уже на первом этапе развития чернолесской культуры, т. е. в IX–VIII вв. до н. э.

Что касается вещей, то в бондарихинской культуре нет никаких предметов, свойственных только ей, хотя носители этой культуры раньше, чем многие другие народы Восточной Европы, научились самостоятельно добывать и обрабатывать железо. Железные шлаки, куски криц и болотная руда найдены на нескольких бондарихинских поселениях, относящихся еще к эпохе поздней бронзы, а на селище Лиманское озеро С.И. Татариновым раскопан горн с кусками криц и каплями железа. О существовании местного бронзолитейного производства свидетельствуют находки на ряде поселений глиняных льячек (табл. 9, 13, 16).

Из вещевого комплекса бондарихинской культуры к позднему периоду относятся лишь немногие предметы: цилиндрический костяной молот с овальным отверстием для рукояти, бронзовая посоховидная булавка, роговой и костяной стержневидные псалии с тремя отверстиями в одной плоскости (найдены на поселениях Родной Край, Шилово) — вещи, имеющие широкие аналогии среди материалов поздней чернолесской и стенной киммерийской культур. Своеобразны костяные наконечники стрел (табл. 9, 18).

Относительно дальнейших судеб бондарихинской культуры и ее носителей существуют разные точки зрения. В.А. Ильинская считала, что бондарихинские племена с южных окраин левобережной лесостепи были вытеснены в VII в. до н. э. на Десну и Сейм пришлыми скифами. Именно они были создателями там юхновской культуры середины и второй половины I тысячелетия до н. э. (Ильинская В.А., 1961а, с. 26 сл.) Однако Б.А. Шрамко, который в своих ранних работах поддерживал гипотезу В.А. Ильинской, позднее изменил свое отношение к ней. Выявив на городищах Бельское, Люботинское, Басовское, археологические материалы, которые можно датировать еще позднейшим предскифским периодом, т. е. VIII — первой половиной VII в. до н. э., он таким образом удревнил время возникновения городищ Левобережья, что позволило ему «сомкнуть» бондарихинскую культуру с раннескифской. Основываясь на этом и принимая во внимание распространение той и другой на одной территории и одинаковые формы хозяйства, Б.А. Шрамко приходит к выводу о существовании генетической связи бондарихинского населения и основной массы левобережного населения скифской поры (1972, с. 159–161). К нему присоединяется Ю.В. Буйнов, отрицающий предположение о запустении всей территории левобережной лесостепи в VII в. до н. э. (1981, с. 17). Нет единого мнения и относительно этнической принадлежности бондарихинских племен. Одни исследователи считают их финно-уграми (В.А. Ильинская, С.С. Березанская), другие — балтами (М.И. Артамонов). Б.А. Рыбаков видит в них прабудинов — предков финно-угров (1971, с. 163).

На рубеже двух эпох — поздней поры бронзового века и начальной поры железного века — в предгорных районах Крыма появляются поселения с лощеной орнаментированной керамикой, которые получили название кизил-кобинских по месту первой находки у пещеры Кизил-Коба на отрогах Долгоруковской яйлы. Исследования их, начатые Г.А. Бонч-Осмоловским и С.И. Забниным (Бонч-Осмоловский Г.А., 1926), были продолжены и значительно расширены в послевоенные годы Тавро-скифской экспедицией и музеями Крыма. Вблизи некоторых поселений открыты могильники и пещерные святилища, раскопанные полностью или частично. Они позволяют составить представление об образе жизни основателей поселений кизил-кобинской культуры, их хозяйственном укладе, взаимоотношениях с соседними племенами. Результаты исследований нашли отражение в отдельных публикациях памятников (Дашевская О.Д., 1951; 1958б; Тахтай А.К., 1947; Шульц П.Н., 1957; Щепинский А.А., 1957а, б; 1963) и двух монографиях (Лесков А.М., 1965; Крис Х.И., 1981), из которых следует, что некоторые вопросы, касающиеся датировки и периодизации, а также этнической принадлежности племен кизил-кобинской культуры, остаются дискуссионными. Несмотря на существующие разногласия, мнение исследователей едино в том, что кизил-кобинская культура формируется на заключительном этапе бронзового века и продолжает существовать в начальную пору железного века. Это определило два качественно разных этапа в развитии кизил-кобинской культуры.