Мы меньше всего говорили о социальном строе и хозяйстве местных народов в изучаемый период. Они не были стабильны, ибо зависели от близости к городам и торговым путям, к местам наиболее интенсивной жизни (История Дагестана, 1967, I, с. 94–104).
Заключение
В данном томе сведены воедино известные сейчас археологические материалы, служащие одним из источников для изучения истории, материальной и духовной культуры кочевых и оседлых племен, живших на протяжении более тысячелетия (с VIII в. до н. э. по III в. н. э.) на степных просторах юга Европы и в прилегающих к ним районах. Источник имеет очень большое значение. Дошедшие до нас письменные свидетельства об этих народах весьма отрывочны, нередко противоречивы. Археологический материал позволяет существенно дополнить письменные данные и проверить если не все, то многие из них. Однако накопленная археологами в течение длительного времени источниковедческая база, как мы видели, все еще недостаточна для решения ряда встающих перед исследователями проблем. Остаются дискуссионными такие важные вопросы, как происхождение скифов, расселение и границы племен, составлявших Скифию в эпоху Геродота, этническая принадлежность земледельческого оседлого населения лесостепи Восточной Европы, тесно связанного со скифами. Не решены проблемы происхождения савроматов и формирования сарматских племен, а также границ племенных территорий савромато-сарматов и ряд других. И все же за советский период и особенно за последние 30 лет советскими исследователями сделан громадный шаг вперед в изучении истории населения юга Европы в киммерийскую и скифо-сарматскую эпохи. Пожалуй, наиболее важным результатом работ советских археологов является то, что выяснены динамика и периоды исторического развития, а также характерные особенности кочевых и связанных с ними оседлых народов в каждом из выделенных периодов. Именно археологические источники позволяют утверждать, что в степной зоне Северного Причерноморья, как и в других степных областях Евразии, в IX — начале VIII в. до н. э. происходит окончательный переход населения к кочевому хозяйству и образу жизни. До конца VIII или начала VII в. до н. э. здесь господствовали кочевые племена, известные в письменных источниках под именем «киммерийцы». В волго-донских степях и в Заволжье в то же время, что и в Северном Причерноморье, возможно, даже несколько раньше, появляются первые кочевники — потомки племен срубной и андроновской культур эпохи бронзы. Их имя осталось неизвестным, но они и кочевники Северного Причерноморья имеют много общего в погребальном обряде и вещевом комплексе.
Уже в предскифский период кочевники проникают в среду соседних оседлых племен, оказывая влияние на их культуру и используя существовавшие у них производственные центры. Это особенно наглядно прослеживается по материалам богатой металлом кобанской культуры на Северном Кавказе, где в настоящее время найдено значительное количество кинжалов, конских удил, псалиев и других металлических вещей, характерных для ранних кочевников Северного Причерноморья и Волго-Донского междуречья. От оседлого населения в лесостепи Восточной Европы и на Северном Кавказе жители степей восприняли некоторые формы лепной лощеной посуды, часто богато орнаментированной резным, штампованным или рельефным узором. Однако, несмотря на фиксируемые археологией взаимодействия между кочевыми и земледельческими племенами в киммерийскую эпоху, еще не было сколько-нибудь тесного объединения между ними, подчинения земледельцев кочевникам, как это наблюдается в следующем — скифском периоде.
Скифская эпоха, которую принято начинать с появления скифов на исторической арене в 70-х годах VII в. до н. э., оказалась новым этапом в развитии ранних кочевых племен. Археологический материал, позволяющий сделать такой вывод, со всей очевидностью показывает, как совершенствуются в связи с окончательным внедрением железа все виды вооружения и конского снаряжения, имевшие первостепенное значение в быту кочевого населения.
Важным в изучении археологических источников раннескифского времени является заключение, что ряд вещей раннескифской культуры — наконечники копий, мечи и кинжалы, удила, трехпетельчатые и трехдырчатые псалии, бляхи-столбики для перекрещивающихся ремней узды и бляхи-пуговицы — непосредственно восходят к изделиям предшествующей эпохи. Впервые они появились на Северном Кавказе, как и наиболее ранние для скифов изделия, выполненные в зверином стиле. В первой половине VII в. до н. э. или несколько позднее эти новые формы используются вместе с бытовавшими в киммерийский период и лишь к концу VII — началу VI в. до н. э., т. е. после возвращения скифов из Азии, они становятся господствующими у скифов и соседних с ними оседлых племен, с которыми кочевники вступали в более или менее тесные контакты. К этому следует добавить преемственность, наблюдаемую археологами в ряде черт скифского погребального обряда и в местной лепной керамике. Эти наблюдения, безусловно, должны учитываться при решении вопроса о происхождении скифов и их первоначальном расселении.
Находки предметов вооружения, главным образом наконечников стрел, подтверждают свидетельства клинописных и античных источников о военных действиях киммерийцев и скифов в странах Древнего Востока и определяют пути следования скифов в Переднюю Азию. Реальность скифских военных походов в страны Передней Азии подтверждают и находки вещей переднеазиатского, урартского производства в Келермесском и Мельгуновском курганах и в кургане на р. Калитве. Среди них известны изделия, специально сделанные по скифским заказам.
До сих пор остается загадкой малое число памятников раннескифского времени (VII–VI вв. до н. э.) и большая разбросанность их на всей степной территории Северного Причерноморья. Скифские материалы этой эпохи в гораздо большем количестве представлены в курганах местного оседлого населения днепровской лесостепи. Однако археологам удалось доказать, что по крайней мере большая часть оседлых земледельцев лесостепи по своему происхождению и этнической принадлежности отличалась от кочевых скифов — иранцев по языку. Вместе с тем совершенно очевидно, что их культура второй половины VII — начала VI в. до н. э. формировалась под сильным воздействием кочевников, хотя и сохраняла свои особенности. Это позволяет отрицать предположения некоторых исследователей о малочисленности и слабости скифских кочевников в степях Северного Причерноморья после возвращения из Азии и искать объяснение приведенному факту в этнографии. По-видимому, та часть скифов, которая вернулась из далеких переднеазиатских походов и заново осваивала степи Северного Причерноморья, занималась круглогодичным кочеванием, не имея постоянных зимников и летников и, соответственно, постоянных кладбищ, как и в период первого появления скифов в этих местах и их борьбы с киммерийцами. Более стабильными в VII–VI вв. до н. э. были перекочевки в степном Предкавказье, где обнаружены группы скифских курганов времени походов в страны Передней Азии и после возвращения из них.
Археологические источники позволяют проследить, что вскоре после возникновения на северном берегу Понта греческих городов-колоний устанавливаются постоянные торговые контакты греческих купцов со скифскими племенами, а мастерские этих городов начинают работать по скифским заказам. Археологические находки античной керамики и вещей в курганах и на поселениях земледельцев помогают определить время и преобладающие направления связей в разные периоды скифской истории. Так, совершенно очевидно, что вплоть до конца V в. до н. э. основной импорт шел к земледельческим племенам среднего Приднепровья, а позднее — в степь, где находились транзитные пункты под контролем скифской кочевой аристократии.
Очень много дала археология для восстановления хозяйственной деятельности скифов — как кочевников, так и земледельцев. На основании археологических материалов хорошо прослеживается непрерывный прогресс всех отраслей местного производства.
