В XIII в. количество водских курганных захоронений здесь еще более увеличивается, ибо все больше водского населения включается в исторический процесс славянизации. Еще в XII в. появляются поселения смешанного характера, о чем говорят курганные группы со славянскими и водскими захоронениями. В XIII–XV вв. смешение населения увеличивается. Краниологические материалы обнаруживают целые серии метисного населения.

К концу XIV в. славянские курганные погребения на Ижорском плато исчезают. Но жальники здесь не получают широкого распространения, хотя некоторые жальничные могилы, судя по инвентарям, могут относиться и к води. Среди водского населения курганный погребальный обряд сохранялся еще в XV в., а в периферийных уголках — и в XVI в.

Водский этнический компонент оказал существенное воздействие на курганный обряд захоронения. На Ижорском плато во многих насыпях оказались внутри каменные кладки. Их сооружали на материке из булыжников, положенных в два-три или четыре яруса, и иногда прикрывали плитами. В курганах Ижорского плато встречены также бесформенные груды камней, сложенные без какой-либо системы. Промежутки между камнями заполнены золой с мелкими угольками, среди которых попадаются сожженные кости домашних животных (коров, овец и свиней). Исследователь этих курганов Л.К. Ивановский называл эти кучи камней жертвенниками. А.А. Спицын предполагал, что груды из камней устраивались для удержания погребенного в сидячем положении. Однако каменные кучи имеются и в курганах с захоронениями в вытянутой позе.

Дневниковое описание курганов с каменными кладками в материалах Л.К. Ивановского не сохранилось. Поэтому невозможно сказать, в каких курганных группах — водских или славянских — каменные кладки преобладали, и с какими вещами они коррелируются. Однако полное отсутствие каменных кладок в древнерусских курганах основной восточнославянской территории позволяет связывать их с погребальной обрядностью води.

Славянские захоронения северо-западных земель Великого Новгорода по инвентарю идентичны курганным трупоположениям других районов Новгородчины. В них обычны ромбощитковые височные кольца и другие украшения славянских типов. Водские курганные древности XI в. имеют много аналогий с предметами других западнофинских племен (булавки с крестообразной головкой, подковообразные застежки с «маковыми» головками, спиральные браслеты). Начиная с XII в. среди водского населения распространяются многобусинные височные кольца, ставшие этноопределяющими украшениями. Кроме них, к типично водским принадлежат ожерелья из раковин каури или с включением этих раковин, полые подвески-уточки, нагрудные цепочки ливского типа. Среди води широко распространяются и украшения славянских типов.

В результате смешения славян с водским населением в северо-западных районах Новгородской земли формируется своеобразная культура — симбиоз прибалтийско-финской и славянской. К элементам, характеризующим эту культуру, принадлежат разнотипные подковообразные застежки (табл. LV, 1–8, 10), встреченные в сотнях курганных трупоположений. В захоронениях мужчин их обычно находят на левом или правом плече, т. е. они служили для укрепления верхней одежды. В погребениях женщин, а иногда и мужчин, такие застежки обнаруживают у ворота одежды.

Выделяются захоронения этого региона и широким распространением поясов с пряжками и поясными бляшками (табл. LV, 12–16). К поясам прикреплялись ножи, ножны, оселки, огнива, гребни, ключи. Здесь получают распространение пластинчатые, довольно широкие браслеты. Особенностью северо-западной культуры можно считать необычную для древнерусских земель распространенность погребений с орудиями труда (Рябинин Е.А., 1974, с. 23–26).

Словенами новгородскими были освоены также области, заселенные весью. В юго-восточном Приладожье, по рекам Сясе, Паше и Ояти, курганный обряд захоронения распространяется в IX в. Однако наиболее ранние курганы здесь не содержат славянских элементов. Наоборот, ряд курганов с трупосожжениями отмечен скандинавскими параллелями: это — захоронения с ладьей; железные гривны, связанные с языческим культом бога Тора; наборы украшений, типичных для женской одежды средневековой Швеции; погребения с воткнутым в грунт копьем (Кочкуркина С.И., 1973). Число курганов с достоверно скандинавскими захоронениями невелико, тем не менее, нужно полагать, что распространение курганного обряда захоронения среди приладожской веси обусловлено влиянием похоронного обряда пришлого населения.

Основная масса приладожских курганов оставлена местной весью. Весский ритуал в этих курганах проявляется и в положении умерших, и в обычае устраивать очаги с предметами кухонного инвентаря, и в наборе женских украшений, и в инвентаре, сопровождающем мужские захоронения (табл. LVII; LVIII).

Очевидно, скандинавские фибулы носили в Приладожье весские женщины, поскольку эти застежки встречаются в курганах с местным погребальным ритуалом (Тухтина Н.В., 1978а, с. 192–498).

По-видимому, только с XI в. в юго-восточные районы Приладожья проникают значительные группы славянского населения. Здесь появляются подкурганные трупоположения с западной ориентировкой, обычай обкладывать курганы камнями, славянские височные кольца и другие украшения.

В области белозерской веси славяне проникли несколько раньше. К VIII–IX вв. здесь относятся единичные сопки, а к X–XIII вв. — курганы славян, однотипные по устройству и содержанию с приильменскими, и курганы веси, перенявшей славянский обряд захоронения. Принадлежность их местной веси устанавливается по ориентировке покойников головами на север или на юг, а также по распространению специфически финно-угорских украшений (Голубева Л.А., 1973, с. 21–66). Весское население, не затронутое славянским культурным и языковым воздействием, хоронило умерших в грунтовых могильниках.

Поскольку курганные древности Белозерского края и юго-восточного Приладожья значительно отличаются друг от друга, В.А. Назаренко высказал предположение, что они оставлены различными племенными группами прибалтийско-финского населения. Он считает, что весь обитала только в Белозерье. О ее локализации здесь говорит Повесть временных лет. В Приладожье же жила не весь, а чудь приладожская (Назаренко В.А., 1979б, с. 152–157). С этим трудно согласиться хотя бы потому, что потомки средневековой веси — вепсы — до сих пор проживают в Приладожском регионе. Однако подчеркиваемое В.А. Назаренко заметное культурное отличие приладожской курганной культуры от древностей белозерской веси заслуживает внимания. Может быть, оно обусловлено тем, что Приладожье и Белозерский край были заселены разными племенными группировками веси.

Вопрос о славянском расселении в междуречье Волги и Клязьмы неоднократно привлекал внимание исследователей. До накопления археологических материалов его пытались решить с помощью исторических свидетельств и данных лингвистики. Так, историк Д.А. Корсаков в монографии, посвященной древнейшей истории Ростовской земли, пришел к выводу, что раннее славянское заселение этого края шло от новгородских словен. Оно было весьма значительным, и только в XI–XII вв. началось более слабое колонизационное движение из Поднепровья, через земли кривичей и вятичей (Корсаков Д.А., 1872). К аналогичному выводу склонялся и И.А. Тихомиров, рассмотревший археологические и лингвистические материалы главным образом по Ярославской губернии (Тихомиров И.А., 1914, с. 73–185).

А.А. Шахматов считал кривичей в диалектном отношении северноруссами, поэтому полагал, что заселение Ростово-Суздальской земли было осуществлено кривичами с верховьев Волги (Шахматов А.А., 1899, с. 336, 337). Это положение исследователь подкреплял ссылкой на Уставную грамоту Смоленской епископии XII в., согласно которой Суздаль и его владения платили дань Смоленску. Но поскольку современные говоры в пределах Смоленской и Владимирской земель далеки друг от друга, А.А. Шахматов высказал догадку о переселении на Смоленщину дреговичей, которые и вытеснили кривичский диалект. «Залесскую дань» Смоленску объясняли миграционным движением смоленских кривичей и раньше (Барсов Н.П., 1885, с. 188). Однако А.Н. Насонов показал, что «залесская дань» шла не Смоленску, а через Смоленск в Киевскую Русь (Насонов А.Н., 1951а, с. 167–171).