Курганы с каменными ящиками не имеют аналогий среди восточнославянских погребальных памятников. Трупоположения в сложенных из плитняка ящиках встречаются в могильниках Эстонии, относящихся к концу I и началу II тысячелетия н. э. (Selirand J., 1974, l. 76). Мальские ящичные захоронения, по-видимому, генетически связаны с ними. Сложенная из плитняковых камней обкладка этих курганов также восходит к эстским каменным могильникам. Нужно полагать, что Мальские курганы с каменными конструкциями оставлены ассимилированным славянами местным прибалтийско-финским населением (Sedov V.V., 1980а, р. 81–89).

Курганы с трупоположениями псковских кривичей беднее вещами, чем такие же смоленско-полоцкие. Собственных височных украшений псковские кривичи не имели. Лишь и немногих курганах встречены перстнеобразные височные кольца общевосточнославянских типов. Изредка попадаются трехбусинные или однобусинные кольца и их проволочные стержни (табл. LI, 1–3, 6–8). Шейные ожерелья состояли преимущественно из малого числа мелких стеклянных бусин синего, зеленого, желтого и белого цветов. Каменные бусины очень редки (табл. LI, 19). Привески — лунницы (табл. LI, 4), монетовидные или монетные (табл. LI, 5), бубенчики (табл. LI, 11) и прочие (табл. LI, 12) — единичны. Шейные гривны (табл. LI, 26) попадаются как редкое исключение. Чаще встречаются нагрудные подковообразные застежки (табл. LI, 15, 22), которые носили и женщины, и мужчины.

В целом ряде курганов найдены металлические браслеты и перстни общерусских типов (табл. LI, 9, 10, 13, 14, 16, 18). В захоронениях мужчин изредка встречаются поясные пряжки и кольца (табл. LI, 25, 27). В одном из Мальских курганов в области левого плеча погребенного обнаружены остатки кожаной сумки, в которой находились бронзовые поясные детали и серебряный пластинчатый широкосрединный перстень с завязанными концами. Поясной набор составляли пряжка, кольцо, наконечники, 16 ромбических и три миндалевидные бляшки с рельефным узором (табл. LI, 17, 20, 21, 23).

В очень немногих курганах встречены железные ножи. Иногда они лежали около пояса, иногда — в области ключицы или плечевых костей.

Глиняные сосуды (табл. LI, 24) найдены при единичных трупоположениях.

Особое место в регионе псковских кривичей по-прежнему занимает курганный могильник в Залахтовье (Трофимов К.Д., 1909; Кудряшов К.В., 1913, с. 255–263; Хвощинская Н.В., 1976, с. 18–24; 1977а, с. 62–69; 1977б, с. 118–120). Часть женских трупоположений этого могильника отличается специфическим набором нагрудных украшений. Он состоит из двух треугольных или пятиугольных ажурных блях, соединенных между собой несколькими рядами бронзовых цепочек. Бляхи-цепедержатели прикреплялись к одежде булавками с крестовидными навершиями. Во всех этих захоронениях найдены также остатки шерстяных тканей, расшитых по краям бронзовыми спиральками. Это наплечные покрывала, аналогичные литовско-латгальским. В этом могильнике многие погребенные имели восточную ориентировку. Курганная группа при д. Залахтовье является памятником разноэтничного населения. Это были кривичи псковские, прибалтийские финны (скорее всего западная водь) и, может быть, балты.

Область наиболее плотного распространения курганов с зольно-угольной прослойкой в основании соответствует ареалу псковских говоров, как он обрисован Московской диалектологической комиссией (Дурново Н.Н., Соколов Н.Н., Ушаков Д.Н., 1915; Дурново Н.Н., 1969.) По-видимому, псковские говоры восходят к племенному наречию псковских кривичей. «На основании показаний письменных источников, относящихся к территории Пскова, — пишет Р.И. Аванесов, — древние псковские говоры выделяются весьма ярко, в особенности по ряду характерных черт узкого чисто псковского значения, не соотносительных с чертами диалектных различий в общевосточнославянском масштабе… Характерно, что территория псковских говоров, как она определяется данными современной диалектологии, совершенно не совпадает с территорией Псковской земли XIV–XV вв. Это указывает, вероятно, на то, что образование их особенностей не связано по времени с формированием Псковской земли. Можно полагать, что специфические особенности древнего псковского говора, отразившиеся в псковских памятниках XIV–XV вв., сформировались в более ратною эпоху» (Аванесов Р.И., 1947, с. 131, 132).

На территорию псковских кривичей постепенно проникали словене новгородские. Здесь есть единичные сопки и более многочисленные жальники. С момента организации Новгородского государства псковские кривичи вошли в его состав.

На смену сопкам по всему их ареалу приходят круглые курганы, по внешнему виду одинаковые с погребальными насыпями других восточнославянских племен. Только одна весьма примечательная особенность выделяет новгородские курганы среди прочих — основания их обкладывались кольцом из валунов.

Курганы словен новгородских изучены в территориальном отношении очень неравномерно. Наиболее крупные исследования произведены в 70-80-х годах XIX в. на Ижорском плато, очень богатом курганными насыпями. Л.К. Ивановский раскопал здесь более 5500 курганов (Спицын А.А., 1896б). Многочисленный вещевой материал из этих курганов распределен по комплексам и хорошо сохранился, но дневниковые описания погребального ритуала до нас не дошли. Тот же исследователь раскапывал курганы в бассейне Мологи (Ивановский Л.К., 1881б, с. 7–15; 1884, с. 37–41).

В 1898–1901 гг. В.Н. Глазов раскопал около 400 курганов, расположенных в нескольких могильниках на восточном побережье Чудского озера (Спицын А.А., 1903а). В конце XIX и начале XX в. значительные исследования курганов проводил художник Н.К. Рерих. В различных пунктах Новгородской и Петербургской губерний им раскопано несколько сотен насыпей (Рерих Н.К., 1899а, с. 349–377; 1899б, с. 323–330; 1901, с. 60–68). К рубежу XIX и XX вв. относятся также курганные раскопки Л.Н. Целепи, проведенные в нескольких могильниках на территории Лужского уезда. Несколько позднее, в 1912 г., исследованием курганов Лужского уезда занимался Ф. Щитников (Щитников Ф., 1913, с. 35–50). В бассейне Мсты и на Валдае в первые десятилетия XX в. раскопки курганов проводили В.Н. Глазов и А.В. Тищенко (Глазов В.Н., 1904, с. 50–60; 1905, с. 97–106; Тищенко А.В., 1914а, с. 1–22). В бассейне нижней Мологи курганы копал А.А. Виноградов (Виноградов А.А., 1914). В последние десятилетия XIX и в начале XX в. новгородские курганы раскапывали краеведы и любители старины. Об этих раскопках в литературе остались лишь скудные информации. Материалы о курганах на территории Новгородской губернии собраны в сводке И. Романцева (Романцев И., 1911).

Дореволюционные исследователи много внимания уделяли и курганным могильникам, расположенным в юго-восточном Приладожье, в зоне контакта веси, словен новгородских и скандинавов. Еще в конце XIX в. крупные исследования курганов в этом регионе произвел Н.Е. Бранденбург (Бранденбург Н.Е., 1895). В начале XX в. здесь же раскопками курганов успешно занимался А.И. Колмогоров (Колмогоров А.И., 1914, с. 426, 427).

Из раскопок, предпринятых вскоре после Октябрьской революции, можно назвать исследования А.В. Арциховского на верхней Луге (Арциховский А.В., 1930б, с. 20–30; 1936, с. 187–194). В.И. Равдоникас продолжил раскопки курганов южного и юго-восточного Приладожья (Raudonikas W.J., 1930; Равдоникас В.И., 1934).

В 50-70-х годах раскопками курганов в Новгородской земле занимались многие исследователи, но преимущественно на ее окраинах. В восточных районах Новгородчины исследования проводили главным образом Н.В. Тухтина (Тухтина Н.В., 1966, с. 120–140; 1978б, с. 41; 1980, с. 36) и А.В. Никитин (Никитин А.В., 1974, с. 102–105; Сабурова М.А., 1974, с. 85–97). А.Е. Леонтьев и Г.Н. Пронин копали курганы в Бежецкой волости (Леонтьев А.Е., Пронин Г.Н., 1978, с. 272–282). Значительные работы проведены в бассейне верхнего течения р. Луга (Верхорубова Т.Л., 1980, с. 4, 5; Платонова Н.И., 1980, с. 26, 27; Пронин Г.Н., Мильков В.В., 1978, с. 30; Прусакова З.В., 1980, с. 27; Прусакова З.В., Лебедев Г.С., Башенкин А.Н., Колпаков Е.М., 1979, с. 31, 32).