Высшие слои древнерусской дружины создают по существу собственную раннефеодальную культуру, во многом противостоящую культуре земледельческого населения древней Руси (Рыбаков Б.А., 1970б, с. 23–33). Дружинная культура впитала в себя не только славянское наследие, но и византийские, восточные и нордические элементы. Она выделялась пышностью и репрезентативностью, что сближало ранних русских феодалов с западноевропейскими и византийскими. Оружие, конская сбруя и украшения дружины носили не этнографический, а межэтнический характер.

Древнерусские курганы XI–XIII вв. принадлежат в основной массе сельскому населению, хоронившему умерших по старому языческому обычаю. Городское население, как и дружинно-феодальное сословие, к тому времени под воздействием новой религии погребало умерших уже в основном на христианских кладбищах.

М.Х. Алешковский обратил внимание на то, что отдельные княжеские и боярские погребения XI–XII вв. и после принятия христианства сопровождались оружием. Он попытался выделить курганы русских дружинников XI–XII вв. (Алешковский М.X., 1960, с. 70–90). Исследователем были правильно подмечены важнейшие признаки для вычленения дружинных курганов среди основной их массы — более крупные размеры насыпей, наличие оружия, браслетов, и шейных гривн в захоронениях мужчин.

Однако при конкретном определении дружинных курганов М.Х. Алешковский часто ограничивался одним из этих признаков. В отдельных случаях рабочие топоры были отнесены к боевым и не учтено этнографическое своеобразие окраин древнерусской территории, где топоры и копья в могилах обусловлены не тем, что хоронили воинов, а ритуалом, восходящим к финно-угорской или балтской погребальной обрядности. Можно заметить также, что материалы, использованные М.Х. Алешковским, весьма неполны.

Тем не менее, выводы и наблюдения М.Х. Алешковского интересны в научном отношении. Действительно, в отличие от более раннего времени, в XI–XII вв. дружинные курганы рассредоточены по всей древнерусской территории. Большое количество курганов в северных частях Руси обусловлено лишь тем, что курганный погребальный обряд оказался здесь более устойчивым и продержался дольше.

В XI–XII вв. дружинные курганы не составляют значительных могильников, а расположены на деревенских кладбищах. Очевидно, это говорит о размещении «молодшей» дружины в этот период по селам. Однако вряд ли это были расселившиеся по селам княжеские дружинники. Скорее всего, основная масса дружинных курганов XI–XII вв. оставлена местными жителями и является свидетельством социального расслоения. Об этом говорит одинаковый погребальный обряд дружинных курганов и рядовых захоронений деревенских кладбищ, а также скромность их инвентаря. В основном в таких курганах встречаются или топоры, или копья. Курганы с находками мечей единичны. Погребений дружинников с шейными гривнами известно менее десятка. Представителей господствующего класса — бояр, военачальников и княжеских дружинников, по-видимому, уже хоронили по христианскому обычаю при церквях.

Одежда восточных славян рассматриваемого периода до настоящего времени не получила освещения в научной литературе. Специальных исследований по этой теме нет. В энциклопедическом труде Л. Нидерле «Славянские древности» одежда характеризуется весьма обстоятельно, но суммарно, без разграничения на хронологические отрезки славянской истории и без учета региональной специфики (Niederle L., 1913, s. 419–528). Лишь в очень немногих археологических работах последних десятилетий затронуты отдельные вопросы, связанные с изучением одежды славян Восточной Европы в VI–IX вв. (Рыбаков Б.А., 1953а, с. 81–84).

Основным источником для изучения рассматриваемой темы должны служить материалы археологии. Однако в VI–IX вв. у славян Восточной Европы безраздельно господствовал обряд трупосожжения. Умершие в одеждах сгорали на погребальных кострах, и в могилы попадали лишь кальцинированные кости, изредка — с остатками обычно оплавленных украшений или металлических деталей одежды. На восточнославянской территории сейчас раскопано более тысячи захоронений исследуемого периода и ни в одном из них не обнаружены остатки одежды в виде кусков ткани, кожи или меха. Погребальные памятники содержат существенные материалы для характеристики и реконструкции одежды древнерусского населения X–XIV вв., но не для исследуемого здесь периода. Поэтому в историко-археологической литературе, посвященной конкретной истории восточнославянской одежды или ее деталей, обзор начинается только с X в.

Для истории одежды славян VI–IX вв. более чем скромные данные получены и при раскопках поселений того времени. Органические материалы в культурных слоях поселений, как правило, не сохраняются. Исключением являются напластования Старой Ладоги, при раскопках которых обнаружены куски тканей и кожи. Исследование остатков кожи предоставило возможность для изучения обуви (Оятева Е.И., 1965, с. 42–52). При раскопках славянских поселений VI–IX вв. встречены в небольшом количестве предметы металлического гарнитура одежды — пряжки, поясные бляшки и кольца, а также единичные украшения. Более или менее компактные комплексы металлических деталей одежды и украшений обнаружены в составе кладов, неоднократно находимых в южнорусских землях.

При отсутствии иконографического материала для характеристики славянской одежды VI–IX вв. весьма ценными представляются единичные находки металлических фигурок людей в составе кладов или на поселениях, а также человеческие изображения на Збручском идоле.

Письменные свидетельства об одежде славян Восточной Европы рассматриваемого времени почти отсутствуют. Имеется лишь сообщение Прокопия Кесарийского (VI в.) о балканских славянах: некоторые из них идут в бой против врагов в одних коротких штанах, не надевая ни хитона, ни плащей. Нет никаких известий о славянской одежде VI–IX вв. и в восточных источниках. Арабские авторы начинают уделять внимание одежде восточных славян лишь в X–XI вв.

Таким образом, более или менее обстоятельного и полного очерка славянского одеяния VI–IX вв. сделать пока невозможно. Конечно, могут быть ретроспективно использованы восточнославянские материалы последующего периода. Однако для этого необходимо детальное научное исследование одежды X–XIII вв. Данные, находящиеся в распоряжении исследователя восточнославянской одежды VI–IX вв., явно не достаточны для подобной ретроспекции.

Как свидетельствуют лингвистические материалы, славяне с древнейших времен одевались в платья из льняного и конопляного полотна и шерсти. Лен — древнее индоевропейское культурное растение, а конопля (этот термин является праславянским и заимствован, по-видимому, из латинского) распространилась в славянской среде не позднее римской эпохи, т. е. первой половины I тысячелетия н. э. Использование льна и конопли как важнейших материалов для изготовления одежды предполагает, что основным цветом ее был белый или серый (при недостаточной отбелке). Было ли и в какой степени распространено крашение тканей у славян VI–IX вв., сказать невозможно. Первое упоминание об этом в письменных источниках датируется XI в. (Устав князя Ярослава).

С древнейших времен использовали славяне для одежды и шерстяные ткани. Их остатки довольно часты в восточнославянских курганах XI–XIII вв., а праславянский характер терминологии шерстяных тканей (сукно, серемяга, опона, власяница) свидетельствует о широком бытовании их в более ранние периоды истории славян.