Начало функционирования пути «из варяг в греки», связавшего Северную Европу с Причерноморьем и Восточным Средиземноморьем, относится к IX в. Уже в VIII в. в начале пути в низовьях Волхова (Ладога) и у его истоков (Рюриково городище) возникают протогородские поселения. К палачу IX в. относится и возникновение Гнездовского поселения. Интересно, что из десяти древнейших русских городов, названных в летописях в связи с событиями IX в., пять (Ладога, Новгород, Смоленск, Любеч и Киев) находились на Днепровско-Волховском пути. Византиец Константин Багрянородный в трактате об управлении империей называет города Немогардас (Новгород), Милиниска (Смоленск), Телюцы (Любеч), Вышеград (Вышгород), Витачев и Чернигога (Чернигов).
С X в. Днепровско-Волховский путь становится оживленной магистралью внутренней и международной торговли. Византийские товары и монеты этим путем достигают Северной Европы (юго-восточная Прибалтика, земли поморских славян, Фепно-Скандинавия). Наоборот, с севера на юг этим путем в древнерусские земли доставляются скандинавские вещи и продукция западноевропейских ремесленников. Для молодого древнерусского государства это был основной путь сообщения, который связывал северные земли с Киевским Поднепровьем и, таким образом, объединял все области восточнославянских племен. Одновременно этот путь стал торной тропой для славянских дружин и варяжских наемников, рвущихся за богатой добычей в Византию.
Не вызывает сомнения смешанный этнический состав населения Гнездова в IX–X вв. Уже В.И. Сизов утверждал, что население здесь было разноплеменным, но в нем преобладали кривичи. Об этом свидетельствуют и абсолютное тождество многих Гнездовских курганов с синхронными кривичскими погребальными насыпями Смоленского Поднепровья, и распространенность исключительно славянской глиняной посуды в курганах Гнездова. Смоленские кривичи, как отмечалось выше, сформировались в условиях взаимодействия расселившихся здесь славян с местным балтоязычным населением. Поэтому вполне объяснимы в некоторых Гнездовских курганах балтские культурные особенности. Не исключено, что среди курганных захоронений есть и собственно балтские, поскольку в IX–X вв. процесс славянизации местного населения еще не был завершен (Шмидт Е.А., 1970в, с. 102–108).
В составе гнездовского населения имелась еще третья этническая группировка — выходцы из Скандинавии. В конце XIX и в первой половине XX в. в научной литературе по вопросу о роли норманнов в истории древней Руси высказывались две противоположные точки зрения. Одна группа ученых — норманисты, в числе которых были такие крупные ученые, как Т. Арне и А.А. Спицын, утверждали, что Гнездовский могильник, как и подобные ему древнерусские кладбища со скандинавскими элементами, свидетельствуют о размещении на восточнославянской территории варяжских колонии. На этом основании делались выводы о сильном скандинавском воздействии на культуру и ремесленное производство, а также на развитие торговли и экономики древней Руси, и о создании норманнами самой русской государственности. Другая группа исследователей, в числе которых находилось большинство советских археологов, высказывала и пыталась обосновать антинорманистские взгляды.
В последние десятилетия дискуссия вокруг проблемы варягов в истории древней Руси приняла спокойный характер, поскольку археология накопила огромное число фактов для разрешения этой темы. Исследования Б.А. Рыбакова и его последователей в области древнерусского ремесла, научный анализ всех сторон многогранной культуры восточного славянства убедительно показали, что формирование и эволюция культуры, ремесла и экономики древней Руси обусловлены внутренним развитием общества и независимы от инфильтрации скандинавов в Восточную Европу.
Археологические материалы показывают, что на восточнославянской территории не было ни одного крупного поселения, основанного выходцами из Скандинавии. Во всех случаях последние оседали на уже существующих поселениях, принадлежащих местному населению. Постепенно норманны растворялись в его среде. Так было и в Гнездове.
Скандинавским ритуалом было погребение в ладье, помещение железной гривны с молоточками Тора на остатки погребального костра или на урну с остатками трупосожжения, обычай втыкать оружие в остатки кремации, а также захоронение в племенном убранстве с парой скорлупообразных фибул. Такие погребения имеются и некоторых Гнездовских курганах.
Д.А. Авдусин полагает, что из 950 курганов, раскопанных в Гнездовском могильнике, около 50 можно считать скандинавскими. Иными словами, варяги составляли около 5 % населения Гнездова.
В.А. Булкин попытался выяснить некоторые закономерности эволюции этнических черт скандинавов в условиях их совместной жизни с восточноевропейскими племенами. Ему удалось показать, что только два из наиболее ранних больших курганов Гнездова характеризуются сожжением в ладье, ориентировкой ее по линии север-юг, железной гривной с молоточками Тора и набором скандинавских фибул, т. е. комплексом норманских особенностей. На следующей стадии от скандинавского обряда в больших курганах остаются сожжение в ладье и набор женских украшений. Ориентированы эти погребения и с севера на юг и с запала на восток. На последней стадии сожжение в ладье становится не обязательным, господствует ориентировка с запада на восток, скандинавские украшения отсутствуют. Таким образом, происходит постепенное стирание норманских этнических признаков, что, безусловно, отражает неуклонную ассимиляцию выходцев из Скандинавии в восточнославянской среде (Булкин В.А., 1975а, с. 134–145).
Этот же исследователь показал, что во второй половине X в. обряд трупосожжения в ладье из этнического (норманского) превращается в социальный — он становится привилегией высшего слоя гнездовского населения и не зависит уже от племенною происхождения погребенного. Параллельно происходит процесс смешения разноэтничных признаков и погребальной обрядности, получают распространение так называемые вещи-гибриды, сочетающие в себе скандинавские и местные элементы. Все это делает неразличимыми индивидуальные племенные черты погребенных в курганах, и характеристика варяжского элемента в Гнездове в числовых выражениях оказывается гипотетичной.
Не исключено, что Гнездовские поселения и могильники при нем возникли как племенной центр смоленских кривичей, а первые воины, погребенные в этих курганах, были представителями племенной дружины. Русские летописи упоминают о таких племенных дружинах, входивших в состав войска Киевской Руси. Известны и случаи, когда племенные дружины противостояли киевскому войску. Так было в период столкновений Игоря и Ольги с древлянами, когда войску киевских князей противостояла организованная сила — племенная дружина во главе с местным князем Малом.
Расположенное на одной из крупнейших водных магистралей, Гнездово очень скоро оказалось втянутым в систему европейских торговых к военных связей. В X в. Гнездово было уже не племенным центром, а одним из древнерусских дружинных пунктов.
Из других дружинных кладбищ древней Руси IX–X вв. наибольший интерес представляют черниговские курганы, и среди них на первом месте стоит Черная Могила. Этот огромный курган находился непосредственно за валами древнейшей части Чернигова. Раскопан он был еще в 1872 и 1873 гг. Д.Я. Самоквасовым. Обстоятельный научный анализ материалов этих раскопок и реконструкция деталей погребальной обрядности мастерски выполнены Б.А. Рыбаковым (Рыбаков Б.А., 1949а, с. 24–51).
Высота кургана Черная Могила около 11 м, диаметр основания около 40 м. Процесс сооружения насыпи и последовательность исполнения похоронного ритуала, по Б.А. Рыбакову, представляются следующим образом. Первоначально была сооружена песчаная подсыпка в виде усеченного конуса высотой 1–1,5 м и диаметром 10–15 м. Сожжение на подсыпке было обычным для Черниговской округи; подсыпка давала свободный доступ воздуху и тем самым способствовала горению погребального костра. На горизонтальной площадке подсыпки был сооружен бревенчатый «дом мертвых», а место, предназначенное для курганной насыпи, возможно, было обнесено легкой оградой (табл. LXXI, 16).
