Клады, состоящие из украшений тех же типов, что и в Мартыновском, найдены у сел Малый Ржавец, Хацки (Бобринский А.А., 1901, с. 147, 148, табл. LXI; Рыбаков Б.А., 1953а, с. 78–76), Харивка (Березовець Д.Т., 1952б, с. 109 118), на Пастырском городище и в других местах.

Головные венчики из этих кладов сделаны из серебряных пластин, завернутых на концах. Серьги пастырского типа образованы проволочными кольцевыми дужками, к которым снизу прикреплялись разнотипные привески, главным образом дисковидные с пятью-семью лопастями и дисковидные ажурные с дополнениями из зерни. Височные кольца — проволочные со спиральным завитком. Шейные гривны делались из массивного дрота, иногда перекрученного, с петлеобразно загнутыми концами. Встречены и ожерелья из стеклянных и пастовых бус разного цвета. Форма их цилиндрическая, кольцевая, бочонкообразная, иногда они украшались волнистым узором или глазками. В состав ожерелий входили также металлические привески и трубочки-пронизки. Браслеты были массивными или полыми, концы их обычно утолщены.

Богато представлен поясной убор. Пояса снабжались многочисленными накладками — круглыми, прямоугольными, зооморфными, крестовидными, а также фигурками, орнаментированными бляшками, обоймами, украшенными стилизованным растительным узором, кольцами и наконечниками разных форм.

Наиболее интересную и многочисленную категорию находок в кладах и на пеньковских поселениях составляют фибулы. Они принадлежат к нескольким типам. Щитковые фибулы образованы из двух щитков, соединенных загнутой полукруглой дужкой. Лицевые стороны их орнаментированы обычно концентрическими кругами и спиралями. Пальчатые фибулы имели полукруглый щиток с пятью-семью выступами. Лицевые стороны их часто орнаментированы. Щитки антропоморфных и зооморфных фибул прорезные. Многочисленны широкопластничтые фибулы. Они бронзовые, шарнирные с прогнутой пластинчатой спинкой и ромбической ножкой, чуть выступающей вперед. Орнамент — из точечных и прочерченных линий. Эти фибулы сложились в Среднем Поднепровье под сильным культурным влиянием Византии и Дунайского региона, датируются они VII–VIII вв. (Горюнов Е.А., Казанский М.М., 1978б, с. 25–31).

Пальчатые и антропозооморфные фибулы, поясные принадлежности и браслеты из кладов имеют аналогии в крымских и северокавказских материалах, где они иногда встречаются с византийскими монетами. На этом основании клады в целом датируются VI–VIII вв. (Амброз А.К., 1971а, с. 96–123). Некоторые из них, в том числе Мартыновский, Хацковский, Малоржавский, относятся к VI–VII вв., другие, как Пастырские, Харивский, — более поздние (вторая половина VII–VIII в.).

В конце XIX и начале XX в. исследователи полагали, что комплексы украшений с пальчатыми и антропозооморфными фибулами оставлены готами. Однако в 20-х годах А.А. Спицын высказал мысль о принадлежности рассматриваемых кладов и случайных находок славянам-антам (Спицын А.А., 1928, с. 492–495). Серьезная аргументация этого предположения приведена Б.А. Рыбаковым (Рыбаков Б.А., 1948, с. 57–71; 1953а, с. 23–104). Позднее И. Вернер еще раз убедительно показал, что одиночные пальчатые фибулы были частью славянской женской одежды, и составил карту распространения этих украшений (Werner J., 1950, s. 150–170; 1960, s. 114–120).

В последние годы пальчатые фибулы были найдены на достоверно славянских памятниках, в том числе в жилищах и захоронениях, что не оставляет никаких сомнений в этнической атрибуции этих украшений. Их картография (карта 5) свидетельствует, что пальчатые фибулы были характерны не для всех славян, а в основном для их племенной группировки, которой принадлежат памятники пражско-пеньковского типа.

На поселениях пеньковского типа встречены и другие предметы, сопоставимые с находками в кладах. Так, на селище Скибинцы (Остров Мытковский) в Винницком Побужье найдена литая фигурка льва (рис. 6; табл. IV, 7). На поселении Требужены в Молдавии обнаружена подвеска в виде фигуры человека с согнутыми ногами и упирающимися в бедра руками (Рафалович И.А., 1972, рис. 4). Стилистически она близка накладкам из Мартыновского клада. Интересна бронзовая фигурка лошади, найденная на поселении Самчинцы (рис. 7; табл. IV, 9). Из поселения Семенки происходят серьги пастырского типа и фигурка медного конька с причудливо узорчатой головой. В одной из полуземлянок селища Селиште найден фрагмент двупластинчатой фибулы. Наконец, выявлена непосредственная связь поселения пражско-пеньковского типа у с. Вильховчик с кладом мартыновского типа. Бляшки от поясного набора мартыновского облика встречены здесь в округлобоком глиняном сосуде пражско-пеньковских традиций (Приходнюк О.М., 1979а, с. 90, 91).

Впрочем, нельзя, конечно, утверждать, что все клады с находками пастырского и мартыновского типов оставлены славянами. Многие предметы в этих кладах представлены фрагментарно. На этом основании в археологической литературе высказано предположение, что вещи и их обломки в кладах были металлическим сырьем ремесленников-ювелиров. Некоторые из кладов могли быть зарыты и неславянским населением Юго-Восточной Европы.

Некоторые венгерские исследователи связывают поясные наборы мартыновского типа с аварами. Прорезные поясные накладки с антропоморфными чертами действительно известны среди аварских комплексов Среднего Подунавья (Láslo G., 1955). Однако такие пояса распространены довольно широко и безусловно не являются отражением одного определенного этноса. Можно полагать, что в этих поясных наборах проявляется общая евро-азиатская мода. Такие пояса носили дружинники, принадлежавшие к самым различным этноплеменным группировкам.

А.К. Амброз связывает появление этих поясных наборов с полуварварской средой византийских городов и крепостей Нижнего Подунавья. Отсюда они довольно быстро и широко распространились на значительных пространствах Евразии (Амброз А.К., 1971а, с. 118).

Очевидно, к культовым предметам принадлежат небольшие фигурки животных из обожженной глины. Все они вылеплены из одного комка глины, изображение схематичное и стилизованное. Намечен лишь общий контур животного, поэтому определить вид его не представляется возможным. Лишь одна фигурка с поселения Ханска II выполнена в реалистической манере и не оставляет сомнений в том, что изображен конь.

На поселении VI–VII вв. в Старых Малаештах найдена глиняная фигурка человека с широко раздвинутыми ногами и поднятыми до уровня плеч руками. Изображение стилизовано и несколько условно.

Погребальными памятниками славян, оставивших пражско-пеньковскую керамику, были бескурганные могильники с захоронениями по обряду трупосожжения. Обнаружены и исследованы они пока в очень немногих пунктах. Остатки трех таких могильников были раскопаны в районе с. Великая Андрусовка в бассейне Тясмина (Березовець Д.Т., 1969, с. 58–70). Два из них сохранились частично, третий — относительно хорошо. Площадь последнего около 1,5 га. Раскопками охвачено 1000 кв. м и выявлено 29 захоронений. Во всех случаях остатки кремации, совершенной на стороне, были помещены в очень небольшие неглубокие ямки. Погребения — урновые и безурновые, все безынвентарные.

Единичные погребения того же типа известны в Прутско-Днестровском междуречье.

По металлическим находкам памятники типа Пеньковки в целом датируются VI–VII вв. Однако имеются некоторые основания предполагать, что начало Пеньковской культуры восходит к V в. Так, на селище Куня в Побужье обнаружена железная двучленная фибула позднего арбалетного типа, характерная, по мнению исследователя памятника, для IV–V вв. (Хавлюк П.И., 1974, с. 188). С поселения Жовнин происходит костяная ложечка, датируемая по северокавказским аналогиям второй половиной IV–V в. н. э. (Рутковська Л.М., 1972, с. 224). В пользу этого говорят и находки Черняховской керамики на некоторых Пеньковских поселениях.