Работы Е.А. Васильева не подтвердили вывод В.Н. Чернецова о принадлежности Честый-ягского поселения к гребенчатой стадии восточноуральского неолита. Известная к настоящему времени керамика честый-ягского типа показывает доминирование в нижнеобском неолите прочерченной техники орнаментации. По мнению Е.А. Васильева, материалы Честый-яга обнаруживают отдаленные, но типологически близкие параллели в приаральском неолите. «Ни честый-ягская керамика (круглодонные полуяйцевидные и ладьевидные сосуды, украшенные в верхней части тулова прочерченными линиями), ни честый-ягские жилища (большие, площадью до 200 кв. м, глубокие землянки с засыпанными красной охрой нарами) не имеют аналогий в Западной Сибири. В то же время эти элементы культуры вполне сопоставимы с приаральскими традициями в домостроительстве и гончарстве. Керамика насчитывает около десяти общих признаков, большая часть которых имеет явно южное происхождение (наличие ладьевидных сосудов со сливами, окрашивание стенок охрой и др.). Очевидно, культура честый-ягского облика могла сформироваться только под непосредственным воздействием кельтеминарской традиции» (Васильев, 1991, с. 32).

Сартыньинский тип керамики лучше всего представлен на поселении Сартынья I (р. Сев. Сосьва). Для сартыньинской посуды характерны округлое, реже плоское дно, наплыв на внутренней стороне венчика. Орнамент выполнялся с помощью палочки или лопаточки. Господствует отступающая техника, прочерченность и наколы менее популярны. Каменный инвентарь показывает преобладание пластинчатой индустрии.

Жилища — прямоугольные полуземлянки. Неолитические погребения в Нижнем Приобье пока не найдены.

Е.А. Васильев считает, что «поселение Сартынья I по всем значимым признакам входит в круг памятников кошкинского типа, существенно расширяя их ареал на север. В отличие от притобольских поселений культурные слои кошкинских памятников Сев. Сосьвы не перекрываются боборыкинскими и доживают здесь до эпохи металла» (Васильев, 1987, с. 60). Е.А. Гаджиева выразила сомнение в кошкинской принадлежности посуды Сартыньинского I поселения, полагая, что керамика, обозначенная здесь как кошкинская, морфологически ближе позднебронзовому сатыженскому типу (Гаджиева, 1993, с. 10). Нам, однако, представляется, что точка зрения Е.А. Васильева о генетической близости керамики Сартынья I кошкинской посуде достаточно убедительна.

Хозяйство неолитического населения Нижнего Приобья было комплексным, динамично сочетающим охотничьи и рыболовческие занятия. Для коллектива, оставившего поселение Честый-яг с огромными по площади жилищами-землянками, следует предполагать большую роль рыболовства в сравнении с охотой. Стационарное существование столь многолюдного поселка вряд ли могло обеспечиваться за счет ненадежного охотничьего счастья. Скорее всего существовали какие-то весьма эффективные виды рыболовного промысла, позволявшие добывать много рыбы и запасать ее впрок.

По Е.А. Васильеву, честый-ягская группа памятников в Нижнем Приобье древнее, чем сартыньинская. Поселение Честый-яг он датирует IV тыс. до н. э., исходя главным образом из того, что кельтеминарские воздействия на нижнюю Обь начинаются уже на поздней стадии неолитической эпохи, когда культурные стереотипы кельтеминара окончательно определились. Это произошло не раньше IV тыс. до н. э., на джанбасском этапе развития (Васильев, 1991, с. 32–33).

Памятники с керамикой сартыньинского типа Е.А. Васильев относит к первой половине и середине III тыс. до н. э., что подтверждается двумя радиоуглеродными датами, которые он, к сожалению, не приводит (Васильев, 1987, с. 59). Исходя из общей историко-культурной стратиграфии неолита северотаежного Приобья, честый-ягским древностям должны хронологически соответствовать на Конде сумпаньинские, а сартыньинским — кошкинско-немнелские. Но между датами, предложенными Е.А. Васильевым для бассейна Сев. Сосьвы, и датами, которыми руководствуется Е.А. Гаджиева для бассейна Конды, существует разрыв примерно в тысячу лет.

Материалы по неолиту этой территории были накоплены благодаря полевым работам Ю.П. Чемякина, С.Ф. Кокшарова, Л.Л. Косинской, Н.П. Матвеевой, В.А. Посредникова, Е.А. Васильева и др. Наибольший вклад в разработку общей концепции неолита Сургутского Приобья внесли Ю.П. Чемякин и Е.А. Васильев (последний — для бассейна Ваха). Всего в Сургутском Приобье, по данным на 1994 г., открыто более 30 неолитических памятников, из них около 20 находятся на Барсовой Горе близ г. Сургута. Ю.П. Чемякин выделил в сургутском неолите три этапа — ранний, средний и поздний (Чемякин, 1994, с. 4–9).

Ранний этап представлен тремя памятниками. Керамика имеет форму полуяйцевидной емкости, с прямыми либо чуть загнутыми внутрь стенками, дно округлое или шиловидное, на венчике встречаются «ушки». Узоры покрывают внешнюю, изредка внутреннюю поверхность сосудов, а также венчик. Орнамент прочерченный, иногда встречаются ямочные вдавления, «шагающая гребенка» и узоры в отступающе-накольчатой технике. В композициях преобладают горизонтальные, вертикальные и наклонные волнистые линии, составляющие две трети всех узоров. Вторую группу образуют «паркетные узоры» — зоны взаимопроникающих разнозаштрихованных фигур (треугольников, параллелограммов и т. д.) (Чемякин, 1994, с. 5).

В качестве каменного сырья использовались гальки и небольшие булыжники, чаще всего сланцевые. После оббивки заготовки доделывались шлифовкой. К камню относились очень экономно. Каменные отходы составляют лишь около 18 % от изготовленных предметов. Кроме рубящих орудий встречены ножи, скребки, абразивы.

Жилища — полуземлянки. Пол несколько углублен в землю, площадь от 31 до 132 кв. м, фиксируется по два выхода, направленных в противоположные стороны. Дно жилых помещений посыпано охрой.

Определяя место ранней группы сургутских памятников среди древностей окружающей территории, Ю.П. Чемякин справедливо отмечает ее своеобразие, хотя по некоторым элементам домостроительства, отдельным деталям орнамента и формы сосудов ей можно найти соответствия во многих неолитических памятниках Урала и Западной Сибири. Однако наибольшее сходство сургутские материалы, как полагает Ю.П. Чемякин, обнаруживают с завьяловскими (неолитическими) Верхнего Приобья.

К среднему этапу относятся четыре поселения, на каждом из которых расположено до 20 и более жилищных впадин. Керамика имеет в общем такую же форму, как на раннем этапе, но для нее не характерны шиповидные днища. В большинстве случаев на внутренней стороне венчика имеется треугольный наплыв. Орнамент покрывает всю внешнюю поверхность посуды, выполнен отступающе-накольчатой, прочерченной и шагающей техникой. Применялись также неглубокие вдавления и наколы. Орнаментальные композиции состоят из прямых или волнистых линий, зигзагов, горизонтальных поясков разнонаклонных отрезков, зон, выполненных шагающим штампом. Встречаются геометрические фигуры (ромбы, треугольники) и ромбическая сетка. Преобладает горизонтальная зональность, но иногда с ней сочетается вертикальная (Чемякин, 1994, с. 6).

Каменные изделия редки: два скребка, три наконечника стрел, три топора, различные абразивы, терочники, песты, грузила. Скребки изготовлялись на отщепах, наконечники тоже, за исключением одного — шлифованного. Топоры делались из крупных галек, после предварительной оббивки они подвергались шлифовке.

На поселениях среднего этапа раскопаны остатки десяти жилищ. Это прямоугольные полуземлянки с коридорообразными выходами, площадью от 16 до 33 кв. м. Внутри помещения — 1–2 очага. Пол посыпался охрой. На Барсовой Горе II/16а внутри и вне строений прослежены каменные кладки. Зафиксированы и наземные сооружения, возможно, хозяйственного назначения.

По Ю.П. Чемякину, материалы среднего этапа сургутского неолита ближе всего полуденковским древностям Среднего Зауралья, датируемым IV тыс. до н. э.