В палате я была одна, что наталкивало меня на мысли, что она была «блатная», для своих. Видимо, доктор оказался близким человеком для Зои Павловны, это я поняла уже тогда, когда она обращалась к нему, называя «Мишей».

Мне поставили капельницу в левую руку. Правда, перед тем как установить её, около минуты искали вену. Еще одно мучение, дополнившее все остальные.

Зоя Павловна к этому времени ушла. И я была рада этому.

После пережитого ужаса, я нуждалась в тишине и уединении.

Лежа в больничной палате, я усталым взглядом смотрела в окно, за которым начинался вечер, и мысленно прощалась с Искандером.

Наверняка он уже садился в самолет…

Без меня.

Он прилетит в Москву, и начнет новую жизнь.

Без меня.

Понимание этого скручивало мою душу. И если обезболивающее подействовало на сломанную руку, то на душу оно было никак не в силах повлиять.

Слезы закапали по моим щекам. Я шмыгнула носом.

Одиночество «милосердно» приняло меня в свои ледяные объятия.

Стало так холодно, несмотря на то, что в палате была оптимальная температура воздуха.

Но разве это имело значение, когда сердце и душа были охвачены стужей?

В коридоре послышались шаги.

Сердце, взволнованное этим звуком, несколько раз ударило в ребра. Неужели?…

Дверь в палату открылась, показался Михаил Потапович.

Его уставшее лицо – как печать истинного врача, беспокоящегося о своих пациентах, осветила улыбка.

– Елизавета, ты как? – доктор прошел в палату.

Остановился рядом со мной.

Внимательно посмотрел на капельницу, а потом – на меня.

– Нормально, спасибо, – стараясь скрыть разочарование, я утомленно улыбнулась, – а вы как?

Густые брови врача поползли наверх.

– Вот сколько живу, впервые слышу, чтобы пациент спрашивал о моем самочувствии, – улыбнулся он, – я хорошо, дочка. А ты чего пригорюнилась? Так и болит рука?

Болит. Но не рука.

– Нет, отпустило, слава Богу, – выдохнула облегченно, – а капельники скоро отключите?

– Еще полчасика надо полежать. Нельзя их быстро пускать, так что придется подождать. Потом велю принести ужин, там сегодня рыбку с пюре приготовили. Самое то для косточек.

– Ладно. Спасибо, Михаил Потапович.

– Выздоравливай, – тепло улыбнулся доктор. – Завтра Зоя за тобой приедет. Завтра будет лучше, чем вчера. Непременно так будет.

Я проснулась от запаха жареных оладий.

Не торопясь открыть глаза, я позволила себе покачаться на волнах детских воспоминаний.

Мне семь. За окном – май, а мама на кухне жарит оладья…

Вся жизнь еще впереди, и я не познала ни горечи, ни боли утраты.

Увы, воспоминания растворялись, как сахар в кипятке.

Уже не видишь, но привкус ощущаешь…

Еще несколько мгновений я просто лежала, отчаянно цепляясь за счастливые мгновения, а потом осознание обдало меня отрезвляющей, ледяной волной.

Мне 18. Я уже не девочка. Я полюбила бандита, а он меня нет. За эту любовь мне придется еще долго расплачиваться, и сломанная рука – красноречивое тому напоминание.

Но даже несмотря на боль, я не жалела о том, что была с Искандером.

Любящее сердце, оно такое.

– Лиза, ты проснулась? – бодрый голос Зои Павловны напомнил, что мне пора вставать.

– Да, я скоро! – ответила и поморщилась.

Голос мой был еще слабый. Даже несмотря на то, что я уже который день гостила у Зои Павловны, я никак не могла прийти в норму.

Зоя Павловна сдержала свое слово. Забрала меня к себе.

Квартира у неё была трехкомнатная, уютная. Чистота, порядок. Плетеные корзинки, многочисленные грамоты Зои Павловны, которых она по праву была достойна, заставляли деревянные полки. А еще – кругом были вязаные игрушки. Оказывается, Зоя Павловна была талантлива и в этом.

Прошлепав босиком по полу, я завернула на кухню.

Зоя Павловна как раз разливала чай по чашкам. Сама она выглядела уже не по-домашнему – на ней была юбка и свитер, что наталкивало меня на мысли, что женщина куда-то собралась.

– Хорошо выглядишь, сегодня уже с румянцем, – улыбнулась она мне, кивнула, – садись.

Я медленно опустилась на табурет. Все еще осторожничала. Нет-нет, но голова иногда кружилась, и тело наполнялось слабостью.

– Зоя Павловна, спасибо, – испытывая такую благодарность к этой доброй женщине, от которой щемило сердце, произнесла я, – не знаю, как бы я без вашей помощи.

– А ты не думай – как бы. Считай – Бог послал меня к тебе. Так что Ему – спасибо, а я только рада помочь, – она налила в пиалу яблочное варенье, – попробуем сегодня это варенье. Яблоки кислые были, но сочные! Я сахара побольше бахнула, когда варила варенье. Давай, с оладьями, вкуснее будет!

– Очень вкусно, и даже без варенья, – улыбнулась я, когда откусила кусочек.

Тесто – воздушное, умеренно сладко-соленое, с нотками ванилина…

Но самый главный ингредиент, пожалуй, был любовь.

Всё Зоя Павловна делала с любовью. Мне кажется, свари она просто яйцо, и то бы оно отличалось по вкусу.

– Ты ешь, а я пойду схожу в магазин, надо купить творог тебе. Для косточек, – Зоя Павловна осушила свою чашку чая, поставила в раковину.

– Зоя Павловна, на меня, пожалуйста, не тратьтесь, я и так у вас тут сижу на шее, – краснея от стыда, произнесла я.

Трудно было принимать заботу. Даже несмотря на то, что Зоя Павловна ни разу не упрекнула меня, я чувствовала себя неловко.

Словно была не достойна.

– Лиза, ты мне глупости не говори! Не обеднею я от того, что куплю творог! Зато сколько радости и приятностей! Сготовлю сырники, хочешь? – она с улыбкой посмотрела на меня. – Вижу, что ты бы не отказалась. Вот и хорошо! Я недолго, Лиз. А ты не вздумай посуду мыть! Успеется! Руку береги. На вот, лучше телевизор посмотри. А я пойду, куплю свежий творог, сегодня привоз. Надо торопиться, а то разберут.

Зоя Павловна нажала на кнопку телевизора. Чмокнула меня в щеку и, бросив на ходу: «сама закрою», ушла.

А я продолжила есть и бесцельным взглядом смотрела на экран тв. Тут как раз начались наши местные новости. Скукота.

Можно было переключить на другой канал, но желания встать из-за стола у меня не было.

Откусив очередной кусочек, я зачерпнула ложкой яблочное варенье. Зажмурилась от удовольствия, когда почувствовала сладость с едва уловимой, приятной кислинкой.

А потом обеспокоенный женский голос привлек мое внимание, и я, позабыв обо всем, уставилась в экран тв.

– Сегодня на городском центральном рынке была обнаружена страшная находка, – голосом, как из ужастиков, сообщала темноволосая ведущая. – Рядом с одной из палаток обнаружили молодого мужчину с многочисленными переломами. Позже была установлена личность пострадавшего, это – Васильев Иван, 1978 года рождения. По данным, которые передали нам врачи, у пострадавшего сломаны все пальцы на руках, а так же имеется переломы ног и рук. Вот что рассказывает одна из продавщиц, возле палатки которой обнаружили мужчину.

На экране показалось бледное лицо тети Веры.

Я перестала дышать. Вцепилась пальцами левой руки себе в колено. Стало больно, но я проигнорировала эту боль.

– Я пришла, и увидела его, он лежал без сознания, – дрожащим голосом произнесла она.

– У вас есть предположения, почему пострадавший лежал рядом с вашей палаткой? – поинтересовалась ведущая.

Лицо тети Веры показали крупным планом, и я увидела, как оно помрачнело и стало белее белого.

– Нет, никаких предположений, – бесцветным голосом ответила она.

Далее ведущая еще что-то говорила, а я, оглушенная, не могла нормально вздохнуть.

Иван… Переломы… Палатка тети Веры…

Не думаю, что так много совпадений могли произойти просто так.

Сердце странно забилось в груди, и меня прошиб пот.

С каждым новым вздохом, мою грудь наполняло пониманием, что все случившееся – дело рук Искандера.

Значит, он узнал…

Только каким образом, хотя, впрочем, для такого человека, как Искандер, разве это было проблемой?