Неужели я так сильно переменилась?

Наблюдая за благородным профилем Искандера, я испытывала смесь из восхищения и сладкого страха.

Я еще только начинала догадываться, какая сила имелась в этом черноволосом красавце, и на что он способен, но сам факт, что Искандер пообещал быть верным мне, перекрывала все неприятные мысли и опасения.

Я верила ему и не сомневалась, что он – человек слова.

– Тебе с сахаром? – открыв шкафчик, висевший над столом, поинтересовался Искандер.

– А? – я вздрогнула. – Нет, спасибо, и так сладко будет.

Я заставила себя встать. Ноги мои чуть дрожали от волнения. Интересно, заметил ли это Искандер?

Себе он сахар положил. Тщательно размешивая ложкой чай, Искандер сосредоточенным взглядом глядел куда-то на стол.

Я подошла, и, наконец, он посмотрел на меня.

Прямо. Открыто.

– Ну, что, красота, – Искандер зачерпнул ложкой кремовую розочку и поднес её к моим губам, – с днем рождения, милая.

С последним словом ложка скользнула в мой рот. Нежный крем – сладкий, сливочный, оказался у меня на языке.

Я довольно улыбнулась, и Искандер, отломив кусочек торта, отправил его себе в рот. Он тоже улыбнулся.

– Слушай, вкусно, – протянул Искандер и, притянув меня к себе, скользнул губами по моим, – но ты вкуснее.

– Как черешня? – млея от его ласки, промурлыкала я.

– Слаще, – он легонько куснул меня за нижнюю губу, – так бы и съел.

Жар опалил меня с головы до ног, щеки зажгло, и мне захотелось снять с себя куртку. Словно читая мои мысли, Искандер прошелся по моим плечам руками и стянул её с меня.

Аккуратно положив её на край стола, Искандер снова обнял меня. Его ладони – властные и горячие – прожигали мой свитер.

– Жарко, – выдохнула я в свое оправдание.

– И не говори, – Искандер сверкнул глазами и потянул за горловину своей темно-синей кофты. – Иди-ка сюда.

Он подвинул стул к столу, сел на него и усадил меня к себе на колени.

О, Господи!…

Я, конечно, когда-то сидела вот так, на коленях, у мальчишки из параллельного класса, но то был мальчишка, а здесь был мужчина… И это всё меняло.

Совсем другие чувства я испытывала сейчас. Волнение, от которого меня трясло, смятение и… Желание, чтобы Искандер обнял меня.

Но как хорошо, что он не сделал этого прямо сейчас, потому что я, наверное, просто лопнула бы от переполнявших меня чувств!

– Кушай, – Искандер поднес ко мне кусочек торта, и я послушно проглотила его.

Глянула на свой стакан с чаем, и всхлипнула…

Как я могла забыть?! Мамин бокал, тот самый, с ягодками, остался на квартире…

– Это что было? – Искандер повернул меня к себе.

– Я кое-что забыла там, у отца и бабушки, – силясь не расплакаться, сдавленно ответила я.

– Что именно? – он непонимающе смотрел на меня.

– Мамин бокал, – обреченно выдохнула я и опустила голову.

Чувствовала себя чуть ли не предательницей. Понимала головой, что не стоит так переживать, но вот сердце считало иначе.

– А мама – умерла? – тихо уточнил Искандер.

Я кивнула, а потом, запрокинув голову, прошептала:

– Умерла. А этот бокал напоминал мне о ней. Она всегда из него пила, понимаешь?

– Понимаю.

Его ответ заставил меня посмотреть ему прямо в глаза.

В темной глубине я отчетливо увидела боль и тоску.

– У тебя тоже умерла мама? – прошептала я.

– Не мама, отец, – Искандер вздохнул. – Поехали, заберем твой бокал.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас.

– Подожди меня, пожалуйста, в машине, – попросила я, как только Искандер заглушил двигатель во дворе дома.

Я сидела рядом с ним, впервые на соседнем сиденье.

Взволнованная и полная противоречивых чувств, я даже не заметила, как мы приехали.

– А что так? – тигриные глаза чуть сощурились.

– Просто, – я, понимая, что лучше сказать, как есть, тяжело вздохнула. – Я стесняюсь. Не хочу чтобы ты видел моего отца… Таким. Обещаю, я недолго.

– Ладно, – Искандер кивнул и указал взглядом на дверь, – иди.

– Спасибо, – я выдавила из себя улыбку и поспешила выйти из машины.

Пальцы мои дрожали, когда я открывала дверь, и сердце, забившись в тревоге, заставило меня несколько раз прерывисто вздохнуть, как только я пошла в сторону подъезда.

Дверь за мной закрылась, и меня окружили знакомые запахи.

Сигаретный дым, пыль… Все это было знакомо мне с детства. Тут я жила, а вот теперь – наверное, последний раз поднимаюсь по этой лестнице.

Слезы подступили к моим глазам.

Как бы я не злилась на бабушку и отца, все же, это не убавляло чувства тоски. Эта тоска появилась так внезапно, что застала меня врасплох.

Что за противоречие? Почему я не понимаю себя? Почему, вместо того, чтобы злиться, ощущаю себя так, словно предала родных?

Подойдя к знакомой двери, я не спешила открывать её. По старой привычке, я прислушивалась, пытаясь понять, какая атмосфера сейчас была в квартире.

Но ничего, кроме едва доносившегося звука включённое тв, не услышала.

Дрожащими пальцами я достала ключи и провернула их в замочной скважине. Тихо, стараясь не привлекать внимания, я открыла дверь, шагнула внутрь, но запирать её не стала.

И снова замерла.

Скользнув взглядом по коридору, я не нашла никаких визуальных изменений, но это не избавило меня от чувства того, что все переменилось. Стало каким-то другим. Серым и давящим.

Разувшись, я поспешила на кухню.

В глаза бросились крошки хлеба, размазанные по столу, а нос уловил неприятный запах пригоревшего молока. Видимо, бабушка опять варила папе манку.

Я глянула в раковину – в ней стояла немытая посуда и кастрюлька с потемневшим дном.

Какая гадость!

Распахнув кухонный шкафчик, я прошлась взглядом по полкам в поисках маминого бокала.

Но его не было.

Сердце кольнула неприятная догадка, о которой я не хотела думать прямо сейчас. Присев на корточки перед другим шкафчиком, я распахнула дверцы и, шаря рукам, начала искать пропажу.

Банки, бутылки из-под водки, пакеты, крышки…

Где же он?!

Взор мой зацепился за мусорное ведро, стоящее под раковиной. Подавив брезгливость, я наклонилась к нему и увидела крошечный осколок от любимого бокала. Я узнала его лишь потому, что там был такой же цвет, как ягодки на нем.

Схватив ведро, наполненное картофельной кожурой, кусками старого хлеба и еще чем-то отвратительно пахнущим, я тряхнула его, отчего содержимое сдвинулись, и, наконец, увидела остальные осколки маминого бокала.

Маминого. Бокала.

Словно ужаленная, я подскочила и рванула в зал.

Взор мой впился в бабушку. Она, разместившись в кресле, с интересом смотрела на экран тв и делала вид, что не замечает меня. Судя по доносившимся оттуда звукам, там шла юмористическая передача.

Только вот мне совсем было не до веселья.

– Кто разбил мамин бокал? – гневно вопросила я.

– Лиза, – бабушка нехотя оторвала взор от экрана и посмотрела на меня. – Во-первых, здравствуй. Тебя что, не учили, что сначала надо здороваться?

Её гребаный учительский тон ощутился мной, как высокомерное нравоучение.

– Кто разбил мамин бокал? – проигнорировав слова бабушки, повторила я.

– Это так важно для тебя? – бабушка поднялась. – Если бы было важно, ты бы забрала его еще вчера.

– Я забыла про него, – сдерживаясь от того, чтобы сказать что-то более грубое, ответила я.

– То что важно – не забывают, – бабушка осуждающе улыбнулась. – Не нужно было так спешить.

Словно не из-за неё вчера я убежала. Словно не она била меня, бросая грязные слова.

– Значит, это сделала ты, – я смерила её взглядом, в который вложила все то, что думала о случившемся.

– Я! – бабушка поджала губы, и они превратились в тонкую линию. – Нечего хранить вещи этой шлюхи. Не хочу, чтобы что-то напоминало о ней!

У меня сдавило в груди от той злости, что хлынула из бабушки. А она, меж тем, продолжала: