А Тревитт сидел себе, закинув ногу на ногу, и не спускал глаз с маленькой фигурки за железнодорожными путями, всего в квартале от ночного клуба. Мигель. Где-то еще ближе притаился второй парнишка, Роберто. Вся троица торчала тут уже довольно долго – с десяти, – а теперь был уже час. Тревитта начинала одолевать жара и скука. Не так давно он купил у разносчика тортилью с курицей и ром, быстро расправился с ними и теперь ощущал приятную истому. Он не успел еще привыкнуть к мексиканскому времени, где ничто и никогда не делалось быстро, и пытался сдержать зевок, когда мальчишка вскочил.
Сначала мальчишка, за ним и Тревитт. Он сорвался со скамейки, холодея в приступе паники.
Машина, черт побери, есть же машина!
Он бросился бежать по улице, где среди "де сото" пятьдесят третьего года выпуска, "эдселей" пятьдесят девятого и "фалконов" шестьдесят третьего притулился мексиканский "шевроле" восьмидесятого, который он не далее как сегодня утром взял напрокат в конторе при отеле под своим настоящим именем – вот он, его шанс! Тревитт добежал до автомобиля, отпер дверь, запрыгнул внутрь.
Внутри была настоящая душегубка – машина часа три простояла на солнцепеке. Но Тревитт сунул ключ в замок зажигания, завел двигатель, выкрутил руль и вдавил педаль. Он быстро набрал десять миль в час, однако с переключением на вторую скорость, похоже, что-то не заладилось, и тут мальчишка, безрассудно перемахнув через пути и преодолев поток машин, добежал до него и забрался в автомобиль.
– Поехали, поехали.
– Куда? Куда?
– Прямо, прямо! – закричал мальчишка.
Тревитт протиснулся сквозь два переулка, круто свернул налево за "Каза де Джейсон" и на грязном перекрестке перелетел через рельсы. Куда запропастился его второй помощник? А, вот он – волосы развеваются, лицо смуглое и злое. Он вырос словно из-под земли – мексиканские ребятишки в совершенстве владели этим трюком – и плюхнулся на заднее сиденье.
– Давай езжай направо, – скомандовал он.
Тревитт свернул и помчался к центру Ногалеса – несколько секунд мимо облепленных лачугами скал, потом по более плоской части города.
– Она на зеленом "шевроле". Прямо перед нами. Гони.
Но Тревитт не мог гнать; внезапно он увяз в гуще дорожного движения.
– Скоростное шоссе по-мексикански! – со смехом прокричал Мигель.
– Черт подери! – крикнул в ответ Тревитт.
– Гони! Гони!
– Каким образом я должен гнать? – осведомился Тревитт.
Можно подумать, вся Мексика разом выехала на дорогу. Светофоры работали как бог на душу положит, странные дорожные указатели подавали ему приказания, которых он не мог разобрать. Кто-то сигналил и ругался. Тротуары заполоняли толпы людей, бродивших из лавчонки в лавчонку и праздно толкавшихся по улицам. Прямо по центру перекрестка расположился мороженщик со своей тележкой. К нему то и дело подбегали ребятишки.
– Ого! Ты чуть не сбил того придурка! – восхитился Мигель.
Они поехали в более размеренном темпе. Тревитт вглядывался в море машин и пешеходов. Но не мог разглядеть ни черта...
– Вон она! Вон там, я ее вижу! – завопил Роберто, который высовывался из окна чуть не по пояс.
– Эй, парень, ты там поосторожней, – предостерег помощника Тревитт, но его самого уже переполняло ликование.
* * *
"У Ле Карре все было бы совсем иначе, – думал Тревитт, отчаянно бросаясь в возникающие просветы между машинами, ныряя в этот поток видавших виды колымаг пятидесятых годов и выныривая из него на своем неторопливом желтом "шевроле". – Черт бы побрал эту бабу – она захапала себе единственную быструю машину во всей стране!"
У Ле Карре на его месте были бы суровые бесстрастные профессионалы, мрачные типы с синуситом и нелегкой судьбой, и они гонялись бы друг за другом под непогожим небом Восточной Европы. Там каждый кирпичик, каждый оттенок мысли, каждый поступок был бы полон значения, каждый закоулок был бы отмечен на плане, каждая горькая шутка судьбы была бы выпячена. Здесь же вместо всего этого – пыльные людные улицы, тележки с мороженым, лотки с фруктами, ребятишки в дерматиновой обувке, холмы, обросшие сизыми лачугами, палящее солнце, пыльный суховей, улочки, названий которых он никогда не узнает, и двое мексиканских мальчишек, кричащих ему на ухо.
– Она свернула.
– Да никуда она не сворачивала.
– Так свернула или нет?
– Свернула.
– Не сворачивала.
– Я ее не вижу.
У Ле Карре слежку вели специальные группы, разбитые на четверки, и силуэты "хвостов" сменяли друг друга. Непременно где-нибудь стоял контрольный фургон с детскими каракулями, нацарапанными на пыльном боку так высоко, что никакой ребенок не дотянулся бы. Ле Карре досконально разбирался во всех тонкостях, во всех хитростях этого ремесла, знал их назубок.
– Свернула.
– Не сворачивала.
– А, черт! – рявкнул он с раздражением и затормозил у обочины, подняв тучу пыли.
Тощая курица выпорхнула перед ним из дырки в чьем-то курятнике и бестолково ринулась на проезжую часть, где ее немедленно сбил огромный грузовой "мерседес" с эмблемой "Пепси-колы" на боку. Она совсем по-мультяшному подлетела в воздух, потом спланировала вниз, теряя перья и кости, и глухо шлепнулась в пыль.
– Господи Иисусе, вы это видели? – ахнул Мигель.
Тревитт видел и уже начал задумываться, случалось ли в произведениях Джона Ле Карре такое, чтобы грузовики с эмблемой "Пепси" в лепешку давили цыплят. И если случалось, то какой знак Джордж Смайли – сдержанный, усталый, блестящий старый профессионал, странник в мрачных лабиринтах шпионажа – усмотрел бы в этом? Но тут в нескольких кварталах впереди мелькнул зеленый "шевроле".
С улицы они въехали еще на один холм, потом спустились вниз, потом снова поднялись вверх. Повсюду вокруг ютились натыканные без всякого порядка толевые лачуги, крыши из гофрированной жести, проволочные изгороди, розовые или голубые домишки в одну комнату; Тревитту уже начинало казаться, что вся Мексика состоит из одной улицы, на которой он успел побывать тысячу раз.
Впрочем, пыль, висящая в воздухе, говорила ему, что машина Мадонны пронеслась здесь всего несколько секунд назад, и время от времени он видел автомобиль, исчезающий за гребнем холма наверху или бешено вихляющий внизу впереди него.