– За что убили старого гринго? Давай говори, черт бы тебя побрал!

Он слегка вывернул запястье мексиканца вправо.

– А! Ой! Мне больно! Ой. Не надо больше. Он выбрал не ту женщину.

Тревитт сильнее стиснул пальцы на запястье.

– Настоящую причину, черт тебя дери!

– Вы делаете мне больно!

– Естественно, я делаю тебе больно. Давай, черт тебя дери, колись.

Он стиснул пальцы.

– А-ааааа!

Закричал петух, Тревитт опасливо оглянулся по сторонам, но никакого движения не заметил, хотя ему показалось, что коза в загоне дальше по улице пошевельнулась. Он понял, что надо поторапливаться. Через несколько минут тут закипит жизнь.

– За что, за что? – проревел он яростно.

– А-а! Пустите меня, пожалуйста. Не делайте мне больно.

Тревитт немного ослабил хватку.

– В следующий раз я сломаю тебе руку. За что они убили старика? За что?

– Он интересовался Рамиресом.

– Ясно. И что?

– Говорят, Оскар Меса подставил Рамиреса, чтобы занять его место. И тут появляется этот старый гринго и начинает задавать вопросы. А Оскар не любит гринго и не любит вопросов.

– Оскар? – переспросил Тревитт.

– Да. Пустите. Ох, пожалуйста, мистер, мне так больно.

Тревитт почти отпустил его. Он устал, силы и решимость почти покинули его. Но тут в нем вдруг вновь всколыхнулась темная ярость.

– Нет, черт тебя дери, тут что-то еще.

Тут должно быть что-то еще. Не может не быть. Он тряхнул мексиканца еще раз.

– Ой-ой-ой. Нет, клянусь. Господи Иисусе, Пресвятая Дева Мария. Он убьет меня, если узнает.

Если это было все, Тревитт влип по-крупному. Следующий шаг? А нет у него никаких следующих шагов. Это была не разведоперация, а мафиозная стычка. Он ввязался в нее, и теперь за ним охотится весь преступный мир Мексики. Или молокосос врет?

Он попытался сообразить, как на его месте поступил бы кто-нибудь из старых ковбоев. Чарди, герой, профи, всем оперативникам оперативник. Как бы он поступил? Может, мексиканец врет, а может, и нет. Существовал всего один способ удостовериться – уделать его по полной программе. Подвести его к черной границе смерти и посмотреть, как он запоет.

Тревитт мгновенно понял, что Чарди на его месте был бы способен на большую жестокость: разве оборотная сторона отваги – не бесчувственная способность делать больно и не ощущать за собой вины? Так что небось кто-нибудь вроде Чарди переломал бы этому сопляку пальцы на обеих руках, потом коленные чашечки, потом нос, высадил бы все зубы, сломал запястья, и этот малыш заговорил бы как миленький. А потом этот воображаемый Чарди воспользовался бы информацией, которую выудил из него, и раскрутил бы ее на всю катушку. Стал бы героем. Зародилась бы легенда, пошла слава, может быть, его карьера рванула бы в гору. Но никто – и меньше всех Чарди – не вспоминал бы об искалеченном молокососе, униженном, растоптанном, над которым почти надругались в вонючей канаве в какой-то захолустной мексиканской трущобе; о мальчишке, которого использовали и выбросили за ненадобностью.

Тревитта затопила усталость. Вся его решимость растаяла как дым.

– Ох господи, – пробормотал он, понимая, что больше не сможет причинить боль своей жертве.

И почувствовал, как молокосос отполз от него.

– Давай. Пшел. Вали отсюда, – сказал он.

Юный бармен шарахнулся, потер губы, потом ноющее запястье и поспешно перекрестился в благодарность за избавление.

– Ты неправильно сделал, – заявил Мигель, сидевший на краю канавы. – Надо было заставить его говорить.

– Заткнись. Я перережу тебе глотку, щенок, – пригрозил Роберто, сделав вялое движение, от которого мальчишка бросился наутек.

– Давайте проваливайте. Оба.

Теперь Тревитт не мог видеть ни одного ни другого.

Он уселся на землю, чувствуя отвращение и усталость. Следующий шаг? Departamento de Policia. И поживее, пока кто-нибудь из местной мафии не расправился с ним из-за права собственности на "Оскарз". И все же этот шаг пугал его, он означал окончание целого этапа его жизни. Потому что в управлении теперь ему не работать – это уж как пить дать. После того как он так напортачил, ему ничего не светит.

Да у него и не вызывало сомнения, что он заслужил все это. Он просто не годится для подобной работы – у него нет для нее ни твердости, ни хитрости, ни злости. Зря его вообще послали на это задание, надо было поручить его тому, кто знает, что делает. Он ведь даже не стал проходить курс методов секретной работы на "Ферме" в Виргинии, введение в мрачные тайны управления.

Интересно, где здесь ближайший полицейский участок? На сегодня приключений с него достаточно, а ведь еще даже не шесть утра. Он улыбнулся, отдавая последнюю дань своей безрассудной идее, – это было бы даже забавно, если бы не бедняга Билл – и отправился на поиски более разумных возможностей.

– Эй, мистер, – окликнул его кто-то.

Роберто?

– Я сказал вам неправду.

Тревитт обернулся. Юнец стоял с вызывающим выражением на лице. Он что, теперь решил подразнить Тревитта или в нем взыграл мексиканский мачо и он надумал напоследок подраться?

Мальчишка Мигель ошивался поблизости, разглядывая этих странных противников в надежде, что, может быть, еще будет мордобой.

– Эй, мистер, – сказал бармен. – У вас есть чем заплатить Роберто?

– Малыш, мне нужно...

– Потому что, мистер, Роберто кажется, что Рейнолдо Рамирес все еще жив. И кажется, Роберто знает, где он.