— Куда мы едем? — о, целая фраза от моего молчаливого охранника.

— В Эдо-Токио. — мстительно бросаю коротко, не вдаваясь в подробности.

Кристоф благоразумно промолчал. Не думаю, что он знает это название. Такси останавливается перед входом в исторический музей. Следующие три часа унылый Кристоф ходит за мной по пятам, а я с восхищением рассматриваю древнюю историю Токио. Душу щемит тоска… Я, словно, снова окунаюсь в ту стихию, в которой всегда хотела плавать, и из которой меня так безжалостно выкинули.

Видя мою заинтересованность, к нам подошёл сотрудник музея. Я воспользовалась его учтивым предложением, и задавала кучу вопросов, переходя от экспоната к экспонату. Я вижу, как Кристоф понемногу оттаивает. Он даже смотрит на меня по-другому. Да, я не просто шлюха… Я, чёрт побери, умная шлюха. Элитная…

Я бы ещё побродила, но боюсь опоздать к Моро.

— Слушай, я голодная. Поехали в ресторан? — кладу руку на предплечье моего личного «шкафа», когда, наконец, мы покидаем музей. Он с готовностью сгибает руку, подставляя локоть. При этом Кристоф равнодушно пожимает плечами. Расцениваю, как согласие.

Обедаем в одном из самых обычных ресторанчиков. Мне всё нравится в Токио. Я от всего получаю наслаждение.

Мы возвращаемся в отель задолго до поездки в гости. Я успеваю неспешно привести себя в порядок. На этот раз я собираю волосы в лаконичный пучок, оставив свободной тонкую завитую прядь. Если мы будем сидеть на полу, не хочется постоянно вылавливать волосы из традиционного японского супа.

Ближе к вечеру Моро позвонил и, не заботясь о моей готовности, приказал спускаться. Правильно. Я всегда должна быть готова. Он ждал с японцем внизу. Мы едем в одной машине куда-то на окраину Токио. Дом оказался небольшим, лаконично обставленным. К моему удивлению, ужинали мы за обычным столом. Господин Цутому только сдержанно улыбнулся, поймав мой удивлённый взгляд.

— Мы рады угодить нашим гостям.

Госпожа Цутому оказалась миниатюрной, молчаливой женщиной. Она только улыбалась, но в разговор не вступала. Она сама меняла блюда, тарелки, приборы. После ужина японец улыбнулся и обратился ко мне:

— Госпожа Агата, у меня есть для вас кое-что интересное. fI3roM_Z Возможно, вы захотите ознакомиться с одной из японских инкунабул?

Неожиданно… Кланяюсь в ответ.

— С большим удовольствием.

Мы выбираемся из-за стола и идём в другую крохотную комнатку. Я ощущаю физически, как напрягся Моро. Ещё бы! Отлично его понимаю. Стоит только показать себя дурочкой, и я испорчу Моро переговоры… Мать твою! Дёрнул же меня чёрт за язык! А я всего-то не хотела, чтобы меня принимали за тупую эскортницу…

В комнате, заранее приготовленная, на столе лежит тонкая инкунабула. Подходим ближе. Это, скорее свиток, чем книга.

— Прошу вас. — Японец улыбается и широким жестом указывает на инкунабулу. Я растерянно оглядываюсь.

Японец вопросительно чуть наклоняет голову. Глаза смотрят испытывающе внимательно.

— Перчатки, — улыбаюсь ему. Хватит с меня одного раза…

Тут же мне протягивают тонкие хлопчатобумажные перчатки. Я очень аккуратно раскрываю свиток. Мне хватило минуты две-три, чтобы определить, что передо мной. Этот тест оказался не сложным. Спасибо, папочка, за то, что всегда находил время для дочери.

— Господин Цутому, это не японская инкунабула. Это китайская. Скорее всего, принадлежавшая одному из ранних буддийских храмов, построенных монахами из Китая. Судя по краске и методу набора, эта инкунабула относится к раннему периоду печатного искусства… век восьмой — десятый. Мне трудно вот так, с лёту, определить более точно…

Давно забытое чувство какой-то собственной значимости затапливает меня. Я добавляю ещё несколько сугубо научных моментов о составе краски и методе печатания, объясняю, почему отнесла свиток именно к этому временному периоду…

У японца довольно улыбаются даже узкие глазки. Я бы хотела, чтобы на меня смотрели именно так… оценивали не тело, не лицо… Чтобы ко мне относились с уважением, а не рассматривали, как объект получения лишь сексуального удовольствия.

— Я восхищён, госпожа Агата. Откуда у столь молодой девушки такие глубокие познания? Особенно по японскому книгопечатанию?

— Благодарю, господин Цутому. — Я снимаю перчатки. — Мой отец был учёным с мировым именем.

Японец перестаёт улыбаться.

— Как зовут вашего почтенного отца?

— Его звали Дмитий Алсуфьев… — Я выдыхаю боль и уточняю. — Дмитрий Борисович Алсуфьев… — Даже звук имени моего отца режет душу болью.

Цутому внимательно разглядывает меня, а потом вдруг говорит:

— Я знал вашего отца, госпожа Агата.

Я поднимаю брови, а потом улыбаюсь и качаю головой.

— Вы ошиблись. Мой отец никогда не бывал в Японии.

— Чтобы дать бесценную консультацию нет необходимости стоять рядом. Ваш почтенный отец давал мне консультации по сети. Как вы понимаете, у меня далеко не одна инкунабула. Вы говорите о вашем отце в прошлом времени. Что случилось с Димой?

Папа позволял своим зарубежным клиентам называть себя «Димой» из-за жуткого произношения ими его полного имени. В горле образуется горький комок, через который продирается мой голос.

— Папа умер…

— Вот как… — японец не расспрашивает меня, и я ему благодарна.

Мы проводим ещё какое-то время в доме Цутому. Когда мы прощаемся, японец просит меня на минуту. Моро недоволен, но кивает. Японец протягивает мне визитку. На чёрном матовом поле выдавлены золотые буквы. Эта визитка отличается от той, что мы с Моро получили в ресторане.

— Прошу вас, возьмите, госпожа Агата. Если дочери Димы понадобится помощь, любая, она всегда может за нею обратиться. В любое время. И поверьте, где бы вы ни находились, что бы с вами ни случилось, вы её получите.

С поклоном принимаю визитку двумя руками.

— Благодарю вас… — глаза наливаются слезами. Я не заслужила… На визитке личные контакты Цутому.

Всю дорогу до отеля мы с Моро молчим. Уже в номере француз взял меня за плечи, заглянул в лицо.

— Ты полна сюрпризов. Почему ты пошла в проститутки? Что с тобой случилось? Чего ещё я не знаю о тебе?

— А что ты вообще обо мне знаешь? — я встретила его взгляд и повела плечами, высвобождаясь. Я не хочу говорить. Клиентам и не надо ничего обо мне знать.

Понимая моё настроение, Моро не трогает меня сегодня. И я ему благодарна. Он укладывается спать один, затребовав только поцелуй на сон грядущий. Завтра ему предстоит второй тур сложных переговоров. С японцами трудно вести дела. Особенности культуры, слишком сильно отличающейся от западной…

Я с шампанским снова на подоконнике. Самый большой город в мире жил своей жизнью, подмигивая мне жёлтыми огоньками… Я играю пальцами полученной от Цутому визиткой. А она играет отблесками на золотых выпуклых буквах. Я проваливаюсь в воспоминания…

Два года назад

После знакомства с Марлен и моим новым жильём я, как и приказала Марго, поехала в клинику. Врач — очень обходительная приятная женщина. Почему-то я думала, что ко мне будут относиться с долей… брезгливости, что ли? Но всё сделали предельно уважительно, аккуратно, с приятной улыбкой. Чувствуешь себя человеком.

Вечером мы гуляли с Мадлен по району. Она знакомила меня с местными «достопримечательностями» — магазинчиками, кафешками, переулками и улочками. Мне удалось уговорить её как-нибудь поехать гулять по Елисейским полям. Мадлен бурчала, что там противно, воняет от дороги и вообще там нечего смотреть. А папа любил там гулять… и я хотела освежить воспоминания. Я старалась не думать о том, что будет потом. Я приняла решение, я была готова… наверное.

Анализы пришли довольно быстро. Я абсолютно чиста. Оставалась только фотосессия. Фотограф оказался молодым мужчиной лет тридцати. Он окинул меня придирчивым взглядом, сделал пару пробных снимков и бросил: