Перерыв на обед скоро закончится, а я так и не поела. Спускаюсь в ресторан, успеваю перехватить салат. Впереди одна интересная лекция. А в 6 пойду ужинать с Сашей. Может написать об этом Нику? Хотя, пожалуй, будет странно вот так огорошить «пока-еще-не-парня» новостью о том, что я иду ужинать с загадочным коллегой, который хочет узнать меня как женщину. Но в разговоре обязательно упомяну об этом. Потому что не чувствую вину, потому что мы еще не пара, потому что не делаю ничего нелегального, потому что мне приятно внимание и компания Саши. А еще, потому что уверена в чувствах к Нику.
На лекции «Пролактин как биомаркер состояния дофаминергической системы у больных с первым психотическим эпизодом» Саши в зале нет. Я погружена в тему и благодаря внутреннему Профессору забываю о влюбленности, предстоящем общении и вообще обо всем. Учеба всегда спасала меня от реальности. Жадно поглощая информацию, я перегружаю все системы и пребываю в трансе. Но второй день конференции подходит к концу, думаю, нужно ли переодеваться. Богиня говорит, что и так все нормально. Поэтому не спеша выхожу в холл. Проверяю телефон, одно сообщение от мамы: «дома». Выдыхаю с облегчением и пишу ей почти письмо о том, что приеду к ней, что жду новостей ежедневно и чтобы берегла себя. Замечаю, что испытываю нежность, когда проявляю заботу. Нездоровье часто становится основанием для отношений, но это нехорошо. Появляется скрытая выгода не выздоравливать — чистая психосоматика. Особенно у детей и пожилых людей, как способ привлечь внимание. Пока позволю этому быть и постепенно трансформирую. Отношения не должны улучшаться, когда одному партнеру плохо и больно. Отношения должны всегда быть близкими, доверительными и безусловными.
Я так много знаю о теории отношений. Как у физика-теоретика, у меня есть идеальные формулы. Которые не всегда работают в условиях агрессивной среды. Как психиатр, понимаю процессы и причины, но моя внутренняя восьмиклассница смущается и краснеет от элементарного поцелуя. В этом тоже нужно признаться Нику, у нас не было времени все это обсудить. А как он к этому отнесется?
— Амалия — Саша снова подкрадывается незаметно и снова выглядит как герой книги для взрослых, где есть профессор и студентка, не сдавшая вовремя зачет. Жириновский объявляет тревогу и всеобщий сбор, нам предстоит ужин с мужчиной, который вызывает у меня такие неоднозначные ассоциации. Нужна полная готовность и защита по всем фронтам. «Однозначно бабник!» — подначивает Владимир Вольфович остальных.
— Готова? — надевая пальто, спрашивает брюнет. Киваю и следую за ним. По дороге обсуждаем сегодняшние доклады и темы, которые могут быть интересны в оставшиеся дни.
Идем налево по переходу, часы на Площади Республики показывают начало седьмого. Поющие фонтаны закрыты, декабрь, по словам Александра, самое неподходящее время для Еревана. Потому что не получится полностью прочувствовать характер города. Зимой все засыпает, а летом Ереван, с его уютными улочками и двориками, пропитывается смехом и музыкой. Справа остается здание музея истории Армении, где на третьем этаже находится главная галерея. Проходим дальше по улице Абовяна до небольшой сувенирной лавки. Я удивленно вхожу вслед за моим гидом. Он загадочно улыбается, обернувшись. И выводит меня в небольшой дворик, откуда мы попадаем в двухэтажный ресторан. Все здесь дышит историей, деревянные полы, отреставрированная мебель. Мы словно перенеслись в прошлое. Внутренний эстет выбирается из своей мастерской и довольно поглаживает бородку. Саша обращается к официанту и нас ведут по коридорам в зал, похожий на погреб. Сводчатые кирпичные стены, бутылки вина, приглушенный свет. На длинном столе из слэба расставлены бокалы и тарелки с закусками. Там сидит один парень с яркой внешностью и легким акцентом. Он представляется сомелье и предлагает начать. Почти два часа мы пробуем разные армянские вина, сыры, долму и блюда, названий которых я не Мону запомнить. Мне так легко и вкусно, ловлю себя на мысли, что не хочется заканчивать вечер. Это говорит вино — подсказывает Душнила. За неимением отдельной субличности, отвечающей за тусовки, у руля снова Жириновский и Богиня. Первый помогает не очаровываться харизмой кавалера, а вторая — наслаждаться не смотря ни на что. Дегустация заканчивается и напоследок Саша предлагает посмотреть остальные комнаты. Мы поднимаемся на второй этаж и выходим на балкон. Воздух свежий, но не обжигающий. Я закрываю глаза и стараюсь уловить особые нотки ароматов. Александр задумчиво вглядывается в темное полотно неба. Не поворачиваясь ко мне, негромко, как будто боясь спугнуть момент, он спрашивает:
— Ты веришь в прошлые жизни?
— Я знаю прошлые жизни — впервые признаюсь кому-то. Он поворачивается и снова внимательно изучает мой профиль. Молчу, пытаясь решить, как много могу ему рассказать, а он ждет пояснения.
— Гипноз. Регрессия — решаю начать с максимально безопасного. Саша одобрительно кивает.
— Даже если это просто метафора, она реорганизует мышление — рассуждает он — знаешь, мне это дает ценность. Ощущение, что я — не просто ошибка эволюции или песчинка в бесконечности, а нечто большее, часть чего-то. Тогда все это — он указывает на небо — имеет смысл и становится увлекательным путешествием. — Такого рода мысли — признак «старой» души. Молча улыбаюсь, все еще опасаясь рассказывать ему что-то, выходящее за рамки привычных концепций.
— В одной из жизней я мог жить в Армении. Горы много лет зовут меня, как будто что-то между нами не завершено. С детства мне снятся снежные вершины, а я из Ростова вообще-то. Может однажды найду ответ — слышу грусть в последней фразе и чувствую, что хотела бы помочь.
— Почему именно Армения?
— Здесь все знакомое и родное, даже в первый раз приехал как домой — он пожимает плечами — есть одно место, куда хочу съездить, но пока не получалось.
— Что за место?
— Гегард. Монастырь в горах. В моих снах есть пещеры, кресты и свечи. Но пространство как будто не пускает съездить туда, все срывается в последний момент — он взъерошивает темные кудри и улыбается мне.
— Давай съездим вместе — предлагаю я. Никто из субличностей не берет на себя ответственность за это. Потому что это не они. А Высшее Я. Улыбка с ямочками пропадает, серьезный профессор изучает мое лицо.
— Я согласен. Не передумаешь?
— Завтра лекции скучные, никто и не заметит нашего отсутствия — мой внутренний Душнила протестует, Жириновский собирает петиции за запрет поездки, но против решений Высшего Я идти бесполезно. Это что-то важное, куда мне необходимо. Почему и зачем — узнаю позже. Кому доверять, если не самой мудрой части себя, напрямую соединенной с Полем полей.
Мы еще гуляем и обсуждаем предстоящую поездку, Саша берет на себя организацию. Самая большая сложность в том, что сейчас зима. Надо тепло одеться, а у нас с собой только костюмы. «Я все решу, просто поставь будильник на 9 утра и спустись в лобби» — уверенно обещает он. И я верю.
20 декабря
Мы встречаемся внизу, он протягивает мне пакет с курткой, спортивным костюмом и дутыми сапогами. Ах вот зачем вечером был вопрос про размер ноги. Жириновский предположил, что Саша фетишист.
Быстро переодеваюсь в уборной и выхожу на улицу.
— Как ты смог все организовать? — у него в руках два картонных стакана и крафтовый пакет.
— Когда готов, вся Вселенная помогает — хитро улыбается он и я не понимаю, в шутку или серьезно. Растягиваю губы в ответ — Двойной эспрессо и молоко, правильно?
— Ты запомнил? — делаю большой глоток и чуть расслаблюсь от тепла и какого-то приятного ощущения заботы. Александр оборачивается и указывает на черный джип в двадцати метрах от входа. За рулем мужчина лет 40 с добрыми глазами и внешностью актера Фрунзе Мкртчяна, который сыграл дядю Джабраила в «Кавказской пленнице».
Мы устраиваемся на заднем сидении, снимаем объемные куртки, достаем из пакета сэндвичи и смотрим на дорогу. Что готовит нам эта поездка? Предвкушение как в детстве. Как будто мы сбежали с уроков. Я ведь давно хотела увидеть горы, водитель говорит, что сегодня нет тумана и небо ясное, значит будет красиво. Он предлагает заехать на Арку Чаренца, откуда открывается лучшая панорама на Арарат. Переглядываемся и соглашаемся.