Небольшие села вдоль дороги заканчиваются и перед нами степь, упирающаяся в коричневые складки невысоких гор, словно в долине лежит одеяло. Еще через 10 минут справа от дороги открывается панорама величественной горы, почти прозрачной в свете солнца, в снегу и пелене воздуха. Машина останавливается на парковке, мы накидываем куртки и поднимаемся к каменной арке посреди ничего. Оказавшись в ней, я замираю. Обрамленная рамкой, панорама оживает и по принципу золотого сечения в ней гармонично устраивается вершина Арарата, возвышающаяся на 5000 километров, а левее — гора Сис.

Саша фотографирует вид, потом просит меня сделать пару шагов вперед. Слышу звук затвора камеры. Да, я хочу такой кадр. Не на память, а потому что это красиво. Чувствую, как холод заползает под куртку и обжигает лицо. Прячу руки и вжимаюсь в плечи, превращаясь в нахохлившегося воробушка.

— Замерзла? — утвердительно мычу, — пойдем. Саша помогает мне спуститься по лестнице. Открывает дверь, как настоящий джентельмен. «Мушкетер, твою мать» — пессимистично комментирует Жириновский. Я согреваюсь и расправляю плечи. Мы делимся впечатлениями, коллега рассказывает о своем первом визите в Армению и снах, которые преследовали с детства.

— Стены каменные, свечи, молитвы, язык не разобрать. Книги, сундуки и длинные одежды. Звучит как бред?

— Звучит как обрывки сна. Бессознательное хочет что-то сказать или не может справиться с информацией. Гипноз не помог? — отрицательно мотает головой и задумчиво смотрит в даль.

— Что бы я не пробовал — темнота, как будто стена, которую не получается пройти сознанием.

Это значит, что он не был готов к воспоминаниям. Иногда события прошлых жизней отпечатываются на уровне души, «импринт» может быть трансформирован высшими энергиями в пространстве между воплощениями, а может быть отработан в следующих жизнях. Через сны ему напоминают про поиск ответов, но пока не позволяют пройти в глубину. Прошу пространство помочь с этим. Эта поездка точно что-то принесет. Нам обоим.

Мы доезжаем до Гегард — монастырского комплекса в ущелье реки. По дороге успеваю прочитать описание и краткую историю места. Мой спутник неспокойно выглядывает вперед, кусает губу, теребит волосы. Как мальчишка, который едет в парк развлечений и каждые пять минут спрашивает «ну сколько еще?». Горная дорога укачивает, петляя из стороны в сторону. Потом мы выезжаем на прямой участок с местами для паковки. Машин немного, но учитывая сезон, желающих увидеть объект всемирного культурного наследия достаточно. Выбираемся из тепла машины, снег здесь лежит островками, позволяя подниматься по каменной брусчатке. Со всех сторон монастырь окружен плотным кольцом скал. Мы выходим на площадь с трехметровыми стенами и заходим по очереди во все здания комплекса. Главная церковь, ризница с узорами на камнях, две скальные церкви, усыпальницы, поднимаемся в часовню Св. Григория. Саша фотографирует стены, своды и «хачкары» — каменные кресты. Я наслаждаюсь эстетикой и силой духа тех, кто это создавал. Становится немного стыдно ныть про гравитацию и несправедливость жизни на Земле, имея комфорт современного мира, доставку еды и интернет. Все здесь отзывается во мне энергией любви к жизни. Когда вопреки всему выбираешь оставаться.

Внимательно смотрю на реакции Саши, он воодушевленно разглядывает памятник истории, его тело пока молчит. Значит здесь нет ответов, которые он ищет. Поездка еще не окончена, в любой момент появится зов, присутствие укажет путь. Мы проводим еще два часа, гуляя по комплексу. Несмотря на зиму и снег, который сдается солнечным лучам, здесь мне не холодно, +1. Воздух прозрачный, со вкусом воды из родника.

— Чувствуешь что-то знакомое? — спрашиваю, зная ответ. Саша закусывает губу и пожимает плечами.

— Поехали обедать — предлагает он более оптимистично. Невозможно отказать.

Просим Фрунзика отвести нас в хороший ресторан и оба, как по команде, погружаемся в телефоны. Я поверяю письма из клиники, интересуюсь самочувствием мамы и смотрю на «доброе утро» без ответа в чате с Ником. Обедаем быстро, почти не говорим. Саша погружен в мысли, я продолжаю думать о «почти-парне» и его молчании. Написать сообщение вроде не сложно. Достаточно одного слова. Или смайлика, прости Господи. Все лучше, чем прочитанное сообщение без ответа.

Мы выходим из ресторана в куртках нараспашку, горячее мясо и домашнее вино возвращает нас в состояние «полноценного творчества», как выражается Саша. Он все еще напоминает мне мальчишку, в поисках приключений.

— Я чувствую, что осталось что-то — вдруг серьезно говорит брюнет. Внимательно смотрю на него, пытаясь заметить микродвижения и понять состояние. Взгляд направлен в сторону гор, где расположен монастырь.

— Это в Гегарде? Ты забыл что-то в Гегарде? — аккуратно уточняю, стараясь не сбить настрой. Саша отрицательно качает головой.

— Мы можем проехать в ту сторону? — обращается он к водителю, заставляя мужчину растеряно вглядываться в неизвестность. Мы садимся в машину и я чувствую, как перехватывает дыхание. Руки гудят, постепенно ощущение разливается по всему телу. Основная дорога заканчивается и Саша выходит из машины, оглядывается и показывает куда-то вдаль.

— Там. На правом берегу реки, на вершине холма — губы чуть заметно трясутся. Поле вокруг него становится плотным и «звенящим». Спрашиваю водителя, как можно подняться выше. Через 10 минут наш джип ползет по крутой проселочной дороге на вершину холма. Саша как будто знал, что машина с низкой посадкой не сможет заехать.

— Дальше придется пешком — объявляет водитель и мы послушно выходим на замерзшую землю. Саша надевает шапку, скрывая темные кудри, я — капюшон. В сознании мелькают образы паломничества или служителей церкви. Обрывки песнопений. Тишина почтения и веры. Оба тяжело дышим, поднимаясь в гору. Саша идет чуть позади, чтобы меня «было видно». С каждым шагом я лучше слышу биение сердца и теряю ощущение времени. Нет ни холода, ни мыслей, ни рефлексии, только погружение в шаги. Мы выходим на холм. Прямо перед нами разрушенные каменные стены и руины с тонким крестом. Покрываюсь мурашками, поворачиваюсь к своему спутнику. Его лицо меняется до неузнаваемости, как будто это другой человек. Не замечая меня, мужчина устремляется вперед. Почти бегу следом. Он останавливается возле разрушенной церкви, но сворачивает на тропику, ведущую к другим развалинам.

— Библиотека. Здесь была библиотека — темные глаза беспокойно ищут стены, которых больше нет.

Сашу начинает трясти. Он хватает ртом воздух, пытается что-то сказать. Беру его лицо, направляя взгляд на себя, дышу глубоко и спокойно. Открываю сердце, представляю, как его тоже открывается. Мы стоим молча в свете закатного солнца, как в потоке божественной любви. Широкие плечи начинают сжиматься, из груди вырывается сдавленный крик. Щеки становятся мокрыми, я чувствую, как слезы текут по моим ладоням. И не могу сдержаться — чувствую боль, которая пытается освободиться. Мы оба сотрясаемся в рыданиях, он прижимается ко мне, цепляясь за пуховик. На мгновение кажется, я слышу разносящееся эхом молитвы.

— Они поют — глухо говорит он почти шепотом — они поют — прижимаю его сильнее. Прошу все небесные силы помочь этому мужчине. Если в его прошлой жизни была боль — исцелить ее, если там была вина и стыд — простить, если есть что-то незавершенное — отпустить. Пусть книга той жизни закроется. Я прошу у своих наставников направить меня или направить что-то через меня.

— Ты не мог помочь — говорю не своим голосом. Саша замирает. — Сохрани священное и благословен будешь — я перестаю понимать, где мои слезы, где его. Мы стоим молча, внешний мир растворяется. Проходит ли минута или несколько часов — непонятно. Слезы высыхают, оба медленно отодвигаемся друг от друга. Слов нет, мыслей нет. Он аккуратно вытирает мою щеку и в этом так много нежности и понимания. В этом простом движении так много смысла и безусловности. Я снова начинаю плакать. От чистоты момента, от хрустящей искренности и хрупкости. От человечности. Что прошел он в той жизни? Почему боль запечаталась на уровне души? Какие уроки он выбрал в этот раз?