Утро наступает слишком рано. Я оказываюсь не готова к этому дню. Ни кофе, ни душ, ни музыка не помогают. Так бывает перед новым шагом. Мелкая дрожь в теле означает изменение вибраций, я действительно перехожу на другую линию реальности. Улыбаюсь этому осознанию и посильнее закутываюсь в пушистый, конечно черный, кардиган. Переход важно пережить, его невозможно ускорить, перепрыгнуть или проигнорировать. Чем выше уровень осознанности, прости Господи за такое затасканное слово, тем проще. Уровень развития множественных интеллектов, способность к рефлексии, чувствование тела и умение общаться с бессознательным. Что я ощущаю на уровне тела? Расширение, тепло, зажим, подвижность, сдавленность, дрожь, зуд. Какие при этом эмоции? Интерес, доверие, радость, тревога, раздражение, воодушевление. Что я думаю, какие приходят образы, какие ассоциации они вызывают? Это беседа с соматическим разумом. Какие при этом мысли? Это уровень когнитивного разума, то есть сознания, логики, анализа.

Кто снова пустил Профессора Душнилу? «Откройте окна!» — кричит Жириновский, остальные с ним согласны. Тяжело быть Душнилой в современном обществе и даже в собственной личности. Улыбаюсь этим мыслям, выдыхаю.

День проходит в тумане, стараюсь не думать о предстоящем вечере, но назойливые картинки липнут даже к снимкам МРТ мозга. Как в тесте Роршаха, вижу не височную долю, а выражение лица родителей, когда мы с двухметровым красавцем заявимся на чай.

Вечер неизбежно наступает. Мое напряжение становится гуще сметаны. К моменту, когда доезжаю до отеля, сметана превращается в твердеющий бетон. На заднем сидении букет белых роз. Этой женщине невозможно угодить, поэтому я взяла то, что было проще всего. Сибирские -29 «за бортом», в салоне включены все возможные подогревы, но меня трясет. Знаю, что это попытка симпатической системы освободиться от напряжения. Успокаивать ее сейчас не нужно, наоборот еще больше подвигаться. Паркуюсь на соседней улице, чтобы пройтись. Холод отлично прочищает мозги. Накидываю дубленку, поскальзываюсь, чертыхаюсь, бреду по сугробам. Дышу.

Замерзшими пальцами набираю «выходи». Светофоры, уставшие люди, прожекторы фар — словно театр. Большое представление под названием «жизнь на Земле». Дышу.

Облака темным пятном цепляются за крыши, как потолок натянутого циркового шатра. И у каждого из нас своя роль. Дышу.

В моем старом сценарии отношения с матерью — точка роста, источник мотивации, испытание на прочность. Но не все так плохо. Не самый тяжелый сценарий. И я могу его менять. Вдох. Могу.

Не замерзла? — врывается теплым баритоном. Хочу по привычке сказать «нет», но говорю «немного». Серые глаза теплеют.

Время еще есть? Возьмем кофе? — взглядом Ник указывает в сторону кафе в начале улицы. В четыре длинных ноги через минуту мы у входа в кафе. «Лаврушка» — достойное кафе-столовая, где по-домашнему вкусно. Ник подает мне руку, чтобы спуститься по лестнице в подвальный этаж. Моя холодная ладонь тонет в его, как в теплом облаке. Ощущение растворяется, когда он медленно отпускает руку, открывая двери в помещение кафе. Ник заказывает капучино с карамельным сиропом, в этот раз я прошу то же самое.

Волнуешься? — замечая мое состояние, спрашивает он, пока ждем заказ. Утвердительно киваю, продолжая рассматривать носки своих сапог.

Что может пойти не так? — Ник немного наклоняет голову, чтобы поймать мой взгляд и направить в свою сторону. Соглашаюсь на это.

Ощущается как прыжок с парашюта. Еще не знаешь, как это будет, но на всякий случай боишься. Заранее готовясь к самому худшему. Страх неизвестности.

С тобой опытный инструктор — и улыбка, которая не может не свести с ума. В ней есть что-то непосредственное и одновременно с этим соблазнительное. Хищник с мягкой шерсткой, который играет с клубком и мурчит на коленках. Но тигр не станет домашним котом, у них разная природа.

Надо предупредить, что мы едем — стараюсь звучать максимально нейтрально, чтобы он не подумал, что его тигриные уловки сработали. Достаю из сумки телефон. Слушаю гудки, разглядывая меню на стене.

Мам, привет. Могу заехать на чай? Ненадолго. Через минут 15. Не предупреждала. Да, это невежливо. Я не одна. С мужчиной. Мам?

Молчание этой женщины случается только когда она бросает трубку или манипулирует игнором. Обычно ей всегда есть, что сказать.

«Приезжайте» и гудки на том конце. Вот и поговорили. Не было ни одного раза, когда бы я почувствовала, что она ждет меня дома. Попытка заслужить любовь родителей очень частая внутренняя мотивация, но, к сожалению, не приводящая ни к чему хорошему.

Все будет хорошо. Обещаю — большая рука мягко касается моего плеча и, кажется, время останавливается.

Хочешь, я поведу? — спрашивает Ник, когда мы подходим к машине. Молча даю ему ключи. Это не самая плохая идея, учитывая мое растерянное состояние. «Эмоции — это нормально» — успокаивает меня внутренний мудрец. Он похож на Дамблдора, только одежда попроще. Мысленно соглашаюсь со стариком. Даже у самых проработанных и осознанных бывают переживания, как у самых спортивных и здоровых — понос. Чувствовать — это опыт, который душа может получить только в физическом теле. Холод, боль, тепло, наслаждение — чем выше чувствительность, тем больше оттенков. Гнев, разочарование, признательность, воодушевление — продукт психики, ее функция. Если человек ничего не чувствует — это не сила, а «замороженность», разрыв между сознанием и бессознательным. Неумение определять эмоции и говорить о них. Алекситимия — (от др. — греч. ἀ- приставка с отрицательным значением, λέξις — слово, θυμός — чувство, букв. — «без слов для чувств») — затруднения в понимании, передаче, словесном описании своего состояния. Жириновский дает по лбу Профессору и недовольно садится в машину. Этой части меня не нравится идея передачи управления какому-то проходимцу. Где Высшее Я, когда оно так необходимо?

Что слушаешь? — Ник отодвигает кресло, настраивает зеркала и нажимает «play». Мягкими рифами салон заполняет Sabrina Claudio — Stand Still. Он утвердительно кивает в такт, и выезжает на самую длинную улицу.

«Time stands still, while we stand here, I don’t wanna fight you, I need the same as you» — мы оба говорим по-английски, поэтому слышим «время остановилось, пока мы здесь, я не хочу бороться с тобой, я хочу того же, что и ты». Самая длинная улица становится еще длиннее, фонари размазывают желтый свет по грязному снегу. «Я тоже хочу доверия, я тоже хочу быть вместе» — слишком синхронично, слишком откровенно, слишком правдиво. Внутренняя Богиня уже разделась, Жириновский требует переключить эту срамоту и я почти поддаюсь на его уговоры. Но из темного угла моей личности выползает грязное нечто. Это субличность, отвечающая за романтические отношения с мужчиной, она была отправлена в ссылку еще в старших классах, потому что только мешала своими нереалистичным ожиданиями. Нечто дрожит, как зверь шипит на остальных и передвигается на четвереньках. Богиня вызывается позаботиться о ней и навигатор сообщает, что мы прибыли на место назначения.

Лифт прижимает нас ближе друг к другу. Меня укутывает древесный парфюм, вызывая легкую дрожь. Ник надел черное худи, пальто, джинсы и кеды. Он во всем выглядит как дорогой автомобиль — даже под слоем пыли виден лоск. Медовая кожа, длинные ресницы, глаза цвета новосибирского неба. Он мулат, но черты скорее арабские. Точный подбородок, ровный нос, щетина. А дрожь — последствие выработки гормонов, будь они не ладны. Шестой этаж, дверь налево, звонок.

Дверь распахивается, выплескивая на нас свет и запах хлорки. Эта женщина моет пол каждый день, в квартире идеальная чистота, ее помешательство на уборке почти достигло критериев Обсессивно Космпульсивного Расстройства.

Пока мы поднимались, я успела предупредить Ника об этом, чтобы он был готов к комментариям с ее стороны. Женщина среднего роста, каштановые волосы зачесаны назад, между бровями глубокая рытвина от постоянного недовольства. Она не улыбается, не здоровается в ответ на наше приветствие. Указывает на приготовленные у порога тапки и скрывается за дверью на кухню.