— Ким, прекрати, — я чуть отстраняюсь, поддев пальцами ее подбородок, чтобы заглянуть в глаза. — Они даже все вместе взятые и мизинца твоего не стоят. Ты всегда в меня верила. Ты была моим якорем в трудные периоды, моим ярким солнцем в самые пасмурные дни жизни…

— Была?

— Да, была, — подтверждаю я. Я смотрю в ее кристально-серые глаза и понимаю, что в них-то как раз утонул мой корабль. — Сейчас ты и есть вся моя жизнь.

Кимберли смущается, отводя глаза, я вижу, как проступает милый румянец на ее щеках, и что-то происходит внутри меня, затапливая меня невообразимым порывом чувств.

— Ким, — горячим шепотом искренне выдыхаю я. Обхватив ее щеки ладонями, я тяну её к себе. — Неужели после всего, что ты знаешь обо мне, ты решила, будто я могу тебе изменить?..

Она резко выдыхает мне в губы, мои руки разжимаются и отпускают её. Кимберли качает головой, голос её тихий и нежно медовый, растекается внутри меня, плывет по венам и артериям, успокаивая бушующую кровь:

— Ладно, прости. Я правда погорячилась. Я просто не могу видеть тебя в окружении других женщин…

— Это взаимно, малышка. Я был в шаге от того, чтобы снести голову этому твоему другу оператору, когда думал, что между вами что-то есть.

— А если бы между нами что-то было, ты бы и правда снёс ему голову? — Ким смотрит на меня с озорным любопытством, а мне почему-то вовсе не до веселья. — В конце концов, тебя не было десять дней, вдруг у меня и правда появился кто-то другой…

— Только не говори мне, что это не мой ребенок, я все равно в этот бред не поверю, — немного резко говорю я, отчего наступает пронзительная тишина.

— Ким, — я зарываюсь пальцами в ее волосы и прижимаюсь к ее лбу, истово шепча ей в щеку: — Ты хоть понимаешь, что это значит? Ты хоть понимаешь, что ты для меня сделала?.. Сегодня ты сделала меня самым счастливым человеком на этой планете.

Кимберли всхлипывает от вдруг нахлынувших эмоций. Я успокаивающе целую её в лоб и обнимаю.

— Кейн. А я ведь… Я так испугалась, — робко шепчет она и я замечаю, что ее голос дрожит. — Но потом я вспомнила, что чувствовала после того аборта… Не было и дня, чтобы я не молилась за него. Эта боль. Разве можно скорбеть за тем, кого ни разу в жизни не видел?

Она отводит голову, глядя на меня налитыми слезами глазами и ждет. Я понимаю, чего. А потому мягко приобнимаю и глажу ее щеку, стирая побежавшую вниз слезу.

— Этот ребенок пришел, чтобы исцелить тебя. Нас. Я обещаю тебе, что всё у нас будет хорошо. Ким… Если бы ты только знала, как я тебя люблю.

И хотя я выдыхаю ей это уже в макушку, я все равно чувствую, как губы Ким разъезжаются в кривоватой улыбке.

— А когда я рожу и поправлюсь на двадцать киллограм, ты будешь любить меня толстую и некрасивую?

— Какая же ты глупенькая… Любят ведь не за тело, Ким. Я полюбил тебя за твою душу. Знаешь, это на самом деле такое редкое сочетание. Чтобы и душа и тело были красивыми. Считай, я выиграл эту чёртову жизнь.

— Знаешь, если бы я узнала, что ты говоришь эти слова другой, я бы…

— Убила меня? — догадываюсь я. Кимберли смотрит на меня, не колебаясь с ответом:

— Да.

— Хочешь, я заберу оттуда Оливию?..

— Не стоит, — ровно отвечает Ким и слегка отодвигается, несильно морщась. — От тебя пахнет ее духами. Мне неприятно.

Я поспешно отстраняюсь, неохотно выпустив ее из своих объятий.

— Понял. Иду в душ снимать с себя запахи чужих женщин. А потом мы с тобой обо всем расскажем Оливии.

— Хорошо, — просто соглашается она.

Когда Кейн выходит из ванной, я стою на кухне, намазывая будущие бутерброды маслом. Я слышу его шаги, как он плавно заходит, его руки ложатся мне на талию и на макушку опускается лёгкий поцелуй. От него пахнет одеколоном, мылом и Кейном: опьяняющее сочетание, способное моментально вскружить мне голову, и я чувствую, как мне становится намного легче. Ну да, для полноты картинки не хватает ещё его рубашки на мне…

— Проголодалась? — шелестит он, обнимая меня за талию. Мое сердце вот-вот выпрыгнет наружу.

— Нет, это для Оливии, она только что приходила, спрашивала когда мы будем есть бутерброды и пить чай с тортом. К слову, она всё слышала…

Мои руки с ножом опускаются на столешницу, я кусаю губу, поднимая к нему голову, вот только он уже развернулся, спрятавшись за открытой дверкой холодильника.

— Если тебя так беспокоит ее психологическое восприятие нашей ссоры, то ты должна была уже запомнить, что у нее весьма неординарный и иногда очень даже бестолковый брат-бабник.

Толкнув дверцу холодильника, он поворачивается ко мне с дьявольской улыбкой. Я толкаю его локтем в бок, одаривая косым взглядом. Кейн смеётся, поставив холодный напиток, перед этим все же успев глотнуть, и вытирает губы, а затем притягивает меня к себе и целует в висок.

— Я шучу. Ты же знаешь, что мне никто другой кроме тебя не нужен…

— Знаю. Наверное.

Он лёгким жестом руки вскидывает мой подбородок.

— И откуда только это сомнение в твоих глазах?.. Вот вздумай ещё себя накрутить.

— Да нет, — просто отвечаю я.

Он осторожно опускает руки, мягко заключая мои ладошки в свои.

— Всё никак не отпустишь ту ситуацию?.. — тихо шепчет он.

Мы смотрим друг другу в глаза. Он — вопросительно и с явным волнением, я — с дикой неопределенностью. Я закусываю губу и чувствую, как на глаза наворачиваются слезы.

— Ну, мы собираемся сегодня есть торт? Я капец как проголодалась!

Голос малышки врывается в мои уши ураганом, быстро, но видимо слишком поздно отпрянув от Кейна, я вытираю уголки глаз от слёз и легонько всхлипываю, пытаясь преобразиться. Вот только уже поздно: малышка застывает на месте и испуганно округляет глаза.

— Ты плачешь… — потерянно выдыхает она.

На миг наши с Кейном взгляды пересекаются и я знаю, что он думает о том же, о чем и я. Я легонько киваю, чувствуя, как он в поддерживающем жесте сжимает мою ладонь. Кейн вбирает в лёгкие воздух и разворачивается лицом к малышни.

— Это от счастья, малышка. У тебя скоро будет маленькая племяшка или племянник, — его мягкий, но сильный голос заполняет повисшую в воздухе тишину. Мое сердце пропускает удар. — Ким беременна, малышка.

Пауза. Это очень волнующая и очень длинная пауза.

— Ого, так быстро! — восклицает ребенок. По ее интонации пока сложно понять, рада она или нет. — Я думала, что для этого нужно время…

Оливия несмело подходит и с интересом прислушивается к моему животу. Она вскидывает голову вверх.

— А он меня слышит?

— Конечно, — я улыбаюсь, пряча этой улыбкой растерянность.

— Эй, ты там, маленький. Я не знаю, кто ты, но я надеюсь, что когда ты родишься, ты не будешь красть мои игрушки и разбрасывать их по дому. А ещё я надеюсь, что Ким с Кейном не передадут тебе всю свою любовь и не забудут про меня… Просто потому что ты будешь маленький и беззащитный, знай, что я все равно не стану отдавать тебе все свои игрушки.

— Малышка, мы будем одинаково любить и тебя и его.

— А как он там появился?

— Э-э, ну… Понимаешь, — Кейн запинается, едва не подавившись словом, и на мгновение мне кажется, что его шея стала красной. Я осознаю, что такие темы у них ещё не обсуждались. Тут я уже решаю спасти ситуацию, но Оливия меня поспешно перебивает:

— Ой, да ладно вам, я итак знаю, откуда дети берутся, — тут уже я едва не давлюсь дыханием. Но затем она заявляет: — От поцелуев.

— От… поцелуев?

— Да, — небрежно жмёт плечами она. — Поэтому ты, да-да ты, перестань столько целовать Ким, а то не дай Бог она забеременеет сразу дважды… или трижды. Я не готова сразу к такому количеству братьев.

Я закусываю губу и утыкаюсь смущённо в плечо Кейна, краснея. Мои плечи перетряхивает от тихого смеха и я чувствую, что Кейн сам едва сдерживается. Он улыбается, обняв меня за плечи, и целует в макушку.

— Ты опять!

Кейн отрывает от меня руки и подносит их вверх, сдаваясь: