Посреди зеленой лесной поляны, окруженной высокими деревьями, сидел великан. Он был огромен — около девяти метров ростом, носил рваные тряпки на бедрах вместо одежды и, при всем своем устрашающем виде, обладал поразительно печальными глазами. Расположился он на поваленном дереве, скрючившись и уложив голову на ладони. Иногда на него садились птицы, залезали белки, однако он всего этого, кажется, совсем не замечал и был абсолютно неподвижен. Могло создаться впечатление, что он спит, но на самом деле разум его находился где-то между сном и явью, и изредка в нем все же вспыхивала тусклая мысль о чем-то отвлеченном, которая, впрочем, быстро рассеивалась.

Вдруг у края поляны раздался шорох, а за ним — испуганный вздох. То была средних лет женщина в платке и с корзиной в руках; она не так давно отправилась в лес за грибами и зашла несколько дальше, чем обычно. Оказавшись на поляне, она успела сделать пару шагов, прежде чем заметила великана. Тут же она кинулась за ближайшее дерево, опасаясь попасться ему на глаза. «Неужели я действительно видела то, что видела?» — спросила она сама себя. Отдышавшись, она выглянула на поляну, намереваясь убедиться, что великан ей не почудился. Тот все сидел на прежнем месте и не шевелился. Без дальнейших заминок женщина спешным шагом, который иногда менялся на бег, покинула лес.

Звали ее Нора, и жила она у самой опушки вместе с мужем Грегором. Вернувшись домой, она хотела рассказать мужу, кого повстречала в лесу, но, то ли оттого, что боялась получить в ответ недоверие и насмешки, то ли оттого, что сама сомневалась в здравии своего рассудка, так ничего и не сказала.

Причин для ее сомнений было достаточно: для их краев, которые находились на юге громадного Северного Королевства, великан чем-то обычным не являлся. Если говорить точнее, он был чем-то совершенно фантастическим, и поверить в его существование было крайне сложно, даже если встретил его лицом к лицу. Так, через несколько часов после неожиданной встречи Нора убедила себя, что великан ей все-таки померещился, и это солнечный свет так упал на большой камень, что стал походить на великанью фигуру; еще через пару часов она передумала и решила, что еще не так стара, чтобы путать камень с великаном, и он все-таки реален. Тогда она сильно забеспокоилась: что, если он решит напасть на деревню, рядом с которой она жила? «В таком случае наш с Грегором дом на его пути окажется самым первым…» — размышляла она. Ночью она так и не смогла сомкнуть глаз и все воображала, что слышит топот и громкий рев, а иногда ей даже казалось, что крыша вот-вот слетит со стен, а за обломками покажется ужасное лицо великана. Ничего из этого не произошло ни ночью, ни утром, но Нора все продолжала себя изводить. Стоило взойти солнцу, она решила отправиться на ту самую поляну, чтобы окончательно понять, сошла она с ума или нет. Чтобы муж не подумал ничего лишнего, она взяла с собой корзину, будто снова отправилась по грибы, и вышла из дома.

Все-таки ее опасения оказались обоснованными — ровно на том же поваленном дереве сидел тот же великан. Пораженная Нора глядела на него из-за деревьев и кустов, постепенно подбираясь ближе, чтобы получше его разглядеть. Так она металась вокруг поляны с десяток минут, а великан за это время даже не шелохнулся.

«Он, видно, мертв, — предположила она. — Или же это великаний сон так долог и непробуден?»

Любопытство разыгралось в ней еще сильнее прежнего, и Нора решила выйти на поляну. Ступая очень аккуратно, она отошла от дерева и направилась к великану. Преодолев почти половину пути, она вдруг застыла, а сердце ее сковал холодный ужас: великан глядел прямо на нее. В его взгляде не было ни ярости, ни тревоги, только бесконечная тоска, но Нору он все равно привел в трепет. Она тут же выронила корзину и, продолжая глядеть на великана выпученными от страха глазами, попятилась назад. Оказавшись у деревьев, она тут же спряталась, сделала несколько глубоких вдохов, и ужас отпустил ее сердце, которое, почувствовав свободу, стало стучать в грудь в несколько раз сильнее.

Снова запыхавшаяся Нора прибежала домой и на этот раз рассказала мужу, что — а вернее кого — она видела в лесу. Тот, как она и ожидала, лишь отмахнулся:

— Дорогая, тебе каждый понедельник кажется вторником. Почему это дерево или камень не могли показаться тебе великаном?

— Я тоже так думала, но… Это правда он! Великан! Он смотрел прямо на меня, Грегор, смотрел!

Грегор раздраженным жестом дал понять, что не хочет, чтобы жена и дальше доставала его своими выдумками, на чем разговор и закончился.

Всю следующую ночь Нора думала, что поделом будет мужу, когда великан нападет и раздавит их вместе с домом. «Нечего делать из меня дуру! Я пока еще могу понять, что видела, а чего не видела. Вот и Грегор, когда увидит великана… Подожди, а что, если великан все же не станет нападать? — задумалась она вдруг. — Он ведь смотрел на меня, но даже не пошевелился. Видимо, это очень ленивый великан… или же он совсем не хотел причинить мне зла? Вдруг он и не собирается нападать?»

Утром Нора взяла уже новую корзинку (старая осталась лежать в траве на поляне) и в третий раз отправилась к великану. Как и прежде, он находился на своем обычном месте. Придя на поляну, Нора решительно вздохнула и зашагала вперед. Она увидела, как великан раскрыл глаза, и его взгляд, неспешно проплыв по поляне, остановился на ней. В это мгновение ноги Норы подкосились, и она оступилась, но все-таки смогла удержать равновесие. Подойдя к великану на расстояние метров в десять, она остановилась.

— Добрый день, — громким и дрожащим голосом поздоровалась Нора, глядя вверх, прямо в лицо великану.

Тот медленно приподнял голову, повернул ее сначала налево, потом направо и с удивлением осознал, что обращаются к нему. Затем он выпрямил спину, расправил плечи — при этом все птицы, что сидели на плечах и на голове, взмыли в небо и с недовольными криками улетели — и снова уставился на незнакомку.

— Ты это мне? — спросил великан звучно и низко.

— Вам, — подтвердила Нора. На гласном звуке ее голос сорвался, и она прокашлялась.

— Ты меня не боишься? — озадаченно поинтересовался великан.

— Боюсь… — честно призналась она.

Разочарованный ее ответом великан шумно выдохнул, отчего трава под ним затрепетала, а седые лепестки старых одуванчиков, коих на поляне было множество, сорвались со стеблей и заполонили воздух.

— Но я обещаю перестать бояться, если вы честно скажете… — поспешно продолжила Нора. — Вы ведь не желаете мне вреда?

— Зачем мне это? — спросил великан, покачав головой. — Мне это не надо. Людям кажется, что надо. Они все меня боятся. Ты вчера боялась тоже. Убежала, — припомнил он. — Почему вернулась?

Говорил он медленно и с какой-то досадой в голосе.

— Я подумала, что вы не опасны, вот и вернулась. Похоже, я не ошиблась… А почему вы сидите здесь так долго и никуда не уходите? Вот уже третий день подряд я застаю вас здесь, а вы все сидите…

— Если много хожу, вокруг слышно. Прогоняют. А еще, если меньше двигаюсь, меньше есть хочется. А ты что здесь делаешь?

— Я просто собирала грибы в лесу и…

— А-а… — тоскливо протянул великан. — Подо мной грибы? Не видел…

Он поднялся и отступил от дерева на шаг, давая Норе возможность собрать грибы. Однако, когда он поднимал ноги, от земли оторвались куски, так что даже если бы под ним что-то росло, от этого уже ничего бы не осталось.

— Нет-нет, что вы, не искала я никаких грибов! — заверила Нора. — Я просто хотела поговорить… Вы садитесь, садитесь.

— О-о, — удивился великан и поспешил сесть обратно. — Хорошо. Давай говорить.

Нора достала из своей корзинки покрывало, постелила его на траву, уселась и попросила великана рассказать, как он попал в их лес. Великан оказался словоохотливым, хотя говорил медленно и слова подбирал с трудом. Иногда Нора встревала в его рассказ и подсказывала нужные формулировки. Как сказал великан, пришел он в их лес не так давно, а до этого был в других землях Северного Королевства. Каждый раз, когда его находили люди, они сначала пугались, а потом собирались в большие группы и гнали его вилами и факелами (сам он назвал их острыми и горячими палками). Несмотря на все попытки избавиться от него, убить его никак не получалось — никакое оружие не смогло его ранить. Сам он не хотел ни с кем враждовать, поэтому часто перебирался в новые месте.