Вся обстановка формально открытого процесса мало чем отличалась от уже известной по предыдущим «открытым» процессам. Друзья и сочувствующие, не допущенные в зал суда и мерзнущие на улице под дождем и ранним осенним снегом; оперативники госбезопасности в штатском, члены комсомольских оперотрядов, молодые люди из народной дружины завода им. Лихачева – и те и другие без повязок, – подслушивание разговоров, фотографирование присутствующих, атмосфера провокаций. Впрочем, ни одна из провокаций не увенчалась успехом, несмотря на то что в организацию провокаций втягивали и окрестное население: жителей ближайших домов заранее оповестили о том, что будут судить валютчиков, – безошибочно рассчитывая поселить в простых людях неприязнь к друзьям подсудимых; а 10 октября к зданию суда стали в большом количестве прибывать пьяные забияки, в том числе до странности много пьяных женщин, – оказалось, что в одном из ближайших дворов на стол выставлено множество бутылок водки и происходит бесплатное «угощение».
В здание суда через обычный вход пропускали полтора десятка родственников, после чего всем присутствующим заявляли, что зал переполнен. Таким образом, все остальные, присутствовавшие в зале: журналисты из нескольких советских газет, представители ЦК, МК, КГБ, прокуратуры, оперотрядчики – т. е. около 60 человек – проходили в суд через двор, с черного хода, не решаясь вой ти в здание на глазах у собравшейся толпы. Родственникам подсудимых не разрешали выходить из здания во время перерывов, угрожая, что их места окажутся заняты. В ходе судебного следствия стала еще яснее несостоятельность предъявленных обвинений. Из числа основных свидетелей обвинения выделялись пятеро участников задержания демонстрантов. Эти пятеро – служащие одной и той же воинской части 1164, одновременно, не сговариваясь, оказались 25 августа на Красной площади и участвовали в задержании демонстрантов; на предварительном следствии они показывали, что действия демонстрантов нарушили общественный порядок. В первый же день при перекрестных допросах эти люди запутались в показаниях о том, знакомы ли они друг с другом. Видимо, поэтому на второй день суда те трое из них, кого накануне не допросили, оказались «отправленными в командировку», и суд решил их не допрашивать, несмотря на протесты подсудимых и защиты. Еще один свидетель обвинения – лейтенант Олег Давидович, работник лагерей строгого режима в Коми АССР, ст. Ветью: несмотря на то что и картина демонстрации в его показаниях отличалась от всех других показаний, и временем демонстрации он назвал 12 час. 30 мин. – 12 час. 40 мин., и вышел-то он на Красную площадь из ГУМа, который, как известно, в воскресенье закрыт, его показания послужили одной из главных опор обвинительного приговора.
Интересен также выступавший свидетелем милиционер, работник ОРУД – его показания важны для выяснения вопроса, было ли совершено нарушение работы общественного транспорта. 25 августа этот милиционер подал рапорт своему начальнику о происшедших событиях, ни словом не упомянув о каком-либо нарушении работы транспорта. 3 сентября он подал новый рапорт – о том, что нарушение было. Как доказано на суде, между 25 августа и 3 сентября его вызывали на допрос в прокуратуру.
Подсудимые не признали себя виновными. Допросы подсудимых, их последние слова, речи защитников убедительно доказали отсутствие состава преступления в действиях участников демонстрации.
Большую часть своей обвинительной речи прокурор Дрель посвятил событиям в Чехословакии, в то время как подсудимых прерывали каждый раз, как только они касались этих событий, излагая мотивы своих действий или разъясняя содержание лозунгов. Прокурор потребовал 3 года лишения свободы для Владимира Дремлю-ги и 2 года лишения свободы для Вадима Делоне. К двум годам для Делоне прибавлялся срок лишения свободы по прежней условной судимости – год, из которого он более семи месяцев тогда отсидел во время следствия (т. е. общий срок составил бы 2 года 4,5 мес.). К остальным подсудимым прокурор предложил, учитывая, что они ранее не судимы и что все трое имеют на своем иждивении детей, – применить ст. 43 общей части УК РСФСР и приговорить их не к лишению свободы, а к ссылке: Павла Литвинова – сроком на 5 лет, Ларису Богораз – на 4 года, Константина Бабицкого – на 3 года. Суд признал подсудимых виновными по обеим предъявленным статьям. В отношении меры наказания суд более чем удовлетворил требования прокурора. Вадим Делоне, сказавший в своем последнем слове: «Я призываю суд не к снисхождению, а к сдержанности», получил на полгода лагерей больше, чем предлагал прокурор: 2 года 6 месяцев плюс 4 месяца из неотбытого срока, итого 2 года 10 месяцев. Остальные получили сроки лагеря и ссылки в соответствии с требованиями прокурора.
Подсудимые и их защитники подали кассационные жалобы. В конце октября судебно-психиатри-ческая экспертиза под руководством профессора Даниила Лунца признала невменяемым Виктора Файнберга. В соответствии с действующим законодательством его ожидает заочный суд, который должен решить вопрос о применении принудительных мер медицинского характера. Как известно, Виктору Файнбергу на Красной площади выбили зубы.
Ссылка для Бабицкого, Богораз и Литвинова. Краткий комментарий Статьи 190-1 и 190-3, по которым вынесен обвинительный приговор, в качестве меры наказания предусматривают лишение свободы на срок до трех лет, или исправительные работы на срок до одного года, или штраф до ста рублей. Статья 43 общей части УК РСФСР преду сматривает, что «суд, учитывая исключительные обстоятельства дела и личность виновного и признавая необходимым назначить ему наказание ниже низшего предела, предусмотренного законом за данное преступление, или перейти к более мягкому виду наказания, может допустить такое смягчение с обязательным указанием его мотивов». Под видом применения статьи 43 суд не перешел к более мягкому виду наказания, а назначил промежуточный между предусмотренными в ст. ст. 190-1, 190-3. Ссылка вместо лишения свободы как результат применения ст. 43 возможна в тех случаях, когда конкретной статьей не предусмотрено более мягкого вида наказания, чем лишение свободы (например, ст. ст. 64–69, 71, 75, 76–81 и др.). В данном случае, если суд счел возможным не применять к трем подсудимым лишения свободы, было бы логично назначить им в качестве меры наказания исправительные работы или штраф. Статья 319 УПК РСФСР гласит, что «при оправдании подсудимого или освобождении его от наказания, либо от отбывания наказания, или в случае осуждения его к наказанию, не связанному с лишением свободы, суд, в случае нахождения подсудимого под стражей, освобождает его немедленно в зале судебного заседания». В приговоре Мосгорсуда сказано: освободить Бабицкого, Богораз и Литвинова из-под стражи по прибытии на место ссылки.
В ожидании кассации все пятеро продолжают оставаться под стражей, в Лефортовской тюрьме. Содержание под стражей – самая суровая из существующих мер пресечения. Справедливо отметил Павел Литвинов в своем последнем слове, что не было нужды применять эту меру: после того открытого выступления, каким была демонстрация 25 августа, можно было не сомневаться, что демонстранты не станут скрываться от суда и следствия.
Советская пресса о суде над демонстрантами 10 октября в «Московской правде» и «Вечерней Москве» было опубликовано следующее официальное сообщение:
(Приводится полный текст заметки «В московском городском суде», помещенной как эпиграф к этой части.) 12 октября были опубликованы две статьи о процессе: Н. Бардин, «В расчете на сенсацию» – в «Московской правде»; А. Смирнов, «По заслугам» – в «Вечерней Москве». Так же, как официальное сообщение, статьи, во-первых, говорят только об одном обвинении – в нарушении общественного порядка, т. е. только об обвинении по ст. 190-3; во-вторых, само это «нарушение» не раскрыто – нигде нет и намека на то, что это была демонстрация протеста против ввода войск в Чехословакию. Зато авторы статей, не останавливаясь перед прямой клеветой, дают «характеристики» осужденным, рассчитанные на то, чтобы скомпрометировать их в глазах читателей. Именно такую «информацию» имела в виду Лариса Богораз, когда 11 октября в своем последнем слове сказала: «Я не сомневаюсь, что общественное мнение одобрит этот приговор. Общественное мнение одобрит три года ссылки талантливому ученому, три года лагерей молодому поэту, во-первых, потому, что мы будем представлены ему как тунеядцы, отщепенцы и проводники враждебной идеологии. А во-вторых, если найдутся люди, мнение которых будет отличаться от „общественного“ и которые найдут смелость его высказать, вскоре они окажутся здесь (указывает на скамью подсудимых)».
