“О”. Кажется, она застигнута врасплох. И довольна комплиментом. “Спасибо. Я уже давно не слышала, чтобы кто-нибудь использовал это слово для описания меня. Все всегда так озабочены моим весом. Я знаю, что выгляжу как скелет. Мама назвала меня мешком с костями еще до того, как я вернулась в школу. Я принимаю протеиновые добавки, но от них нет никакого толку. Я не могу держать вес”, - улыбается она. Оглядывая комнату, как будто хочет, чтобы люди обратили на нее внимание, но никто из них этого не делает, что меня вполне устраивает. “Уит беспокоится обо мне, но я сказала ему, что в этом нет смысла. Я умираю.”

Мое сердце замирает при ее случайном упоминании о брате. В столь же небрежной манере она упоминает о своей надвигающейся смерти. “Я уверена, что твоя семья очень беспокоится о тебе”.

“В этом нет необходимости. Как я уже сказала, я умру.” Она смеется над моим испуганным выражением лица. «Что? Это правда! Смерть - это то, с чем нам всем рано или поздно придется столкнуться, Саммер. Просто мне приходится столкнуться с этим немного раньше, чем большинству. И это нормально. Мне повезет, если я доживу до восемнадцати. Надеюсь, к тому времени у меня уже будет секс. По крайней мере, пусть парень набросится на меня. Ты девственница?”

Ее вопрос на мгновение лишает меня дара речи. Я думаю о том, кто украл мою девственность, и хмурюсь. “Нет”.

“О, это было так плохо? Мне очень жаль.” Она наклоняется над столом, ее голос понижается. “Я думала, что хочу сохранить себя для нужного человека, но боюсь, что нужный человек не появится до истечения срока моего действия.Теперь я горю желанием встретиться с кем смогу, просто чтобы покончить с этим делом. На самом деле, я хочу знать, каково это, когда кто-то другой доставляет мне оргазм”.

Мне вроде как нравится, насколько она открыта. Как честна. Сильви совсем не похожа на своего брата.

“Разве ты не хочешь, чтобы это было с кем-то особенным?” Именно так я всегда чувствовала себя раньше, когда быламладше и невероятно наивна. Пока я не былаизмотана и в конце концов не сдалась. Девушка может защищать свою добродетель так долго.

“Поверь мне, в моей жизни нет никого особенного, иначе я бы уже трахалась с ним без остановки”.

Официант останавливается у нашего столика, разносит напитки. Они прекрасны, бокалы полны прозрачных кубиков льда, клубничный лимонад представляетсобой идеальный слой желто-красной жидкости, ободок бокала покрыт искрящимся розовым сахаром. Сильви жадно берет напиток и делает глоток через соломинку, удовлетворенный звук покидает ее, как только официант уходит. “Этот напиток! Это нечто особенное. Парни, которых я знаю? Ни один из них не имеет для меня значения. Ну, может быть, один, но он трахает всех остальных и возводит меня на пьедестал, как будто я хрупкая и неприкасаемая. Он не видит меня в этом смысле”. Она колеблется лишь мгновение. “Самым гребаным способом”.

Ее небрежное использование слова "трахаться" удивительно для такой хрупкой маленькой девочки, как она, хотя, полагаю, я не должна так себя чувствовать. Она всего на год младше меня. “Ты имеешь в виду Спенсера?”

“Он единственный, кому я позволила бы увидеть меня голой. Уит говорит, что ни один из его друзей недостаточно хорош для меня, и он, вероятно, прав, но я не хочу, чтобы кто-то был достаточно хорош для меня. Я просто... хочу кого—нибудь. Ты знаешь?” Она кашляет, прижимая кулак ко рту, чтобы сдержать его. “Когда ты такой, как я, жизнь предназначена для того, чтобы ее прожить. Прямо сейчас. Я не могу ждать. Завтра все может закончиться.”

Я хочу спросить, что с ней не так, но боюсь, это может показаться невежливым, а я не хочу совать нос не в свое дело. Вместо этого я позволяю ей болтать дальше, жадно хватаясь за каждый кусочек, которым она делится о своей семье. Ее брат. Этого недостаточно, но пока сойдет, и я не могу не задаться вопросом, где он сейчас. Что он мог бы делать. Может быть, он сидит в своей комнате и читает мой дневник.

Я злюсь от одной только мысли об этом, поэтому отбрасываю ее подальше.Сегодня субботний вечер. Я уверена, что он не один.

“Расскажи мне о себе”, - просит Сильви, когда мы делаем заказы на ужин и тарелка с жареным сыром стоит на столе между нами. Она берет один, макает его в густой соус маринара, прежде чем откусить большой кусок, острый, тягучий сыр остается на месте, прежде чем хрустнуть. “Я знаю, что Джонас Уэзерстоун - твой отчим”.

“Был”, - поправляю я ее, делая глоток восхитительно сладкого, но терпкого лимонада.

"Да. Был.” Выражение ее лица становится мрачным. “Этот пожар был просто ужасен. Тебе повезло, что тебя там не было."

“Я была там”, - признаю я, ее глаза расширяются. “Только мнеудалось сбежать. Моя мама спасла меня.” Я наклоняю голову, делая вид, что меня переполняют эмоции. И я полагаю, что так оно и есть. С чувством вины. С тревогой. С беспокойством. Никто так и не понял, что произошло на самом деле, кроме мамы. И она ничего не сказала.Мы обе уносим этот секрет с собой в могилу.

“Это так ужасно. Потерять своего сводного брата тоже,» - продолжает она. “Когда Джонас все еще был женат на своей первой жене, они иногда приходили к нам домой. Уит и Йетис играли вместе, когда мы были детьми.”

У меня сводит живот при мысли о том, что они знают друг друга. Как каждый из них знает меня.

Тесно.

“Когда он стал старше, у него появилась репутация”, — продолжает Сильви. “Твой сводный брат. Я слышала, его выгнали из пары школ за сексуальное насилие.”

Я киваю, вытирая рот от воображаемой еды. Я ничего не ела, мой аппетит полностью покинул меня.

“Я полагаю, что все пошло прахом, когда его родители развелись. То же самое случилось и с нашей семьей”, - говорит она, пожимая плечами. Очень мило с ее стороны.

“Уит стал помешанный на контроле, когда отец впервые ушел. Он ввязывался с ним в эти яростные драки. Это было ужасно. Все, что мы с Линой могли делать, это плакать. В конце концов нас всех отправили на консультацию”.

«Я уверена, это было нелегко,» - бормочу я.

Она берет еще один кусочек жареного сыра, держит его тонкими пальцами, разрывает на кусочки и позволяет им упасть на тарелку, прежде чем окунуть один в красный соус. “Это было облегчением. Когда папа ушел, нам всем стало легче дышать. Даже Уиту, хотя он и не хочет этого признавать. Проблема в том, что он сделан из того же теста, что и наш отец. Он видит все как черное или белое. Здесь нет серого цвета. Правильного или неправильного. Да или нет. Делать это или не делать. Он чрезвычайно упрям, и с ним трудно поладить.”

Она прекрасно его описывает. Я могу только кивнуть головой в знак согласия.

Сильви улыбается, ее взгляд понимающий. “Ты обманула меня. Я снова говорю о себе, а ты едва ли сказала хоть слово.”

“Я не возражаю. Я хороший слушатель,» - говорю я ей.

“Но я хочу узнать о тебе больше”. Она тянется через стол, ее пальцы ненадолго танцуют на моей руке, прежде чем она отстраняется. “Это так волнующе, что ты здесь. Каждый год в Ланкастере одни и те же лица. Они мне так легко наскучивают. Студенты. Учителя. Персонал. Это половина причины, по которой я становлюсь ужасно больной, клянусь. Я устала видеть всех в кампусе. Мне нужно больше волнения в моей жизни”.

“Например как смерть?” Я не могу не спросить.

Сильви смеется. "Да. Как смерть. Это гораздо интереснее, поверь мне. А теперь расскажи мне о себе. Не сдерживайся. Я хочу знать все.”

“На самом деле рассказывать особо нечего. У меня нет ни братьев, ни сестер.” Чертов Йетис, и он не в счет. При мысли о нем как о моем брате меня тошнит. “Моего отца нет в моей жизни. У нас с мамой натянутые отношения”.

Особенно после пожара, смертей и осознания того, что мы - это все, что осталось друг у друга, что не очень успокаивает мою мать. Я полагаю, она ненавидит меня за то, что я сделала. Но теперь мы квиты, потому что я тоже ненавижу ее за то, что она сделала.Или, скорее, то, чего она не сделала.

“Ты тоже имела дело со смертью, как и я”, - говорит Сильви с любопытством на лице. “С огнем. Расскажи мне, как это было в ту ночь, когда это случилось.”