— Приказ на Белку. Машина твоя, Игорь. Прошу, распишись, что ознакомлен и принимаешь колхозное имущество под свою ответственность.

Я расписался. Протянул листок Щеглову.

— А теперь, — Щеглов вздохнул, снял очки со своего полного лица, — есть у меня к тебе еще один вопрос, дорогой мой Игорь. Очень важный вопрос.

Я ничего не ответил, с интересом посмотрел в мокроватые от напряжения, конторские глаза зампреда.

— Заметил я в тебе, Игорь, ответственного работника, — начал зампред, — такого работника, который в любой ситуации останется находчивым. И такого, кто по рабочему делу очень амбициозный, и мог бы лучшую карьеру сделать, чем остаться простым колхозником. В люди выбиться.

— Вот, значит как, — ответил я, — в люди.

— Верно. В люди, — зампред кивнул.

— И какой же у вас вопрос, Евгений Макарыч?

— Обыкновенный, — сказал Зампред буднично, — но вначале, хочу сделать небольшое его объяснение.

Я глянул на большие с деревом на циферблате настенные часы, которые висели в кабинете зампреда. Дело подходило к одиннадцати утра, а у меня еще ничего не сделано в гараже. Скоро уж полдня минет. И, выходит, полдня впустую.

— Если только рассказ ваш будет недолгим, — сказал я прямо зампреду.

— Совсем не долгим, — он кивнул. Помолчал пару мгновений. Потом засопел и продолжил:

— В общем, есть у меня традиция. Как ты помнишь, в последний раз, что виделись мы с тобой у озера, когда ты тянул того некультяпого паренька из воды, говорил я, что привык с трудолюбивыми колхозниками держаться на короткой ноге. Потому как считаю, что рядом с народом, с пролетариями мое место. Сам же я выходец из очень рабочей семьи.

— Так, — я кивнул, — и к чему же вы все это склоняете?

— Часто я приглашаю к себе домой, в гости, тех колхозников, — продолжал рассказывать Зампред с добродушным видом, — которых считаю настоящими ударниками. Вот тебя, Землицын, как я раньше уже сказал, я таковым считаю. И хочу это свою традицию с тобой продолжить.

— Вы меня что, — улыбнулся я, — приглашаете в гости?

— Именно что приглашаю, — благостно, но немного покровительственно возвестил зампред, — сегодня вечером, если ты не занят. Просто, у меня вся остальная неделя очень уж загруженная. А сегодня у меня и жена пораньше с колхоза уходит. Приготовит нам знатных харчей. Угощу тебя я своей наливкой, — Улыбнулся зампред, — ну так что? Не против ли ты будешь? Но только знай, — Щеглов сделал притворно-строгое лицо, — если ты откажешься, очень я на тебя обижусь, Игорь.

Я рассмеялся.

— Чудак вы человек, Евгений Макарыч.

— Вот такая простота мне в пролетариях и нравится, — он рассмеялся в ответ, однако взгляд его глаз будто бы стал каким-то жестким. А может, мне так показалось, потому как солнце за облако зашло и положило на зампредово лицо тень.

— Ну что ж, — без задней мысли пожал я плечами, — коль вам так чувствителен будет мой отказ, то я соглашусь. Во сколько мне быть?

— Часам к шести я буду вас ждать по вот этому, — зампред оторвал листочек настольного перекидного календаря и начеркал на нем ручкой, — по вот этому адресу.

— Ну что ж, — сунул я листочек в карман своих брюк, — не обижу вас. Буду к сроку.

Когда я вышел из кабинета зампреда, то совсем мало размышлял о его приглашении. Казалось оно мне интересным, но чем-то не особо в моей жизни особенным.

Я прошел по светлым, в побелке, коридорам колхозной конторы. Увидел, на четвертом этаже над одним из кабинетов табличку с надписью «Первичная организация ВЛКСМ СССР в станице Красной». Несколько мгновений боролся я в нерешительности, а не зайти ли мне внутрь. Потом все же решил, что хватит с меня сегодня конторских да бумажных дел. Пошел дальше.

Спустился на первый этаж, в большой, наполненный растениями в горшках зал. В его правом краю висело на стене большое красное знамя. Под ним стояли белокожие бюсты Ленина и Сталина. Бросив на них взгляд, я прошел дальше.

Колхозный двор представлял из себя небольшое открытое, устроенное клумбами пространство перед четырехэтажной конторой. Справа и слева от входа стояли там красные доски почета, наполненные рамками с черно-белыми фотографиями станичников. Сразу за ними стояли и другие доски. У одной из них встретил я своего знакомца.

— Привет, Саня! — Крикнул я знакомому своему милиционеру, тому самому долговязому парню, подчиненному Квадратько, кому приглянулась Света.

— Игорь? — Оторвался он от доски объявлений, — а ты тут какими судьбами?

Я сбежал по лестнице, быстро пошел к нему. Увидел я, что клеит он на доске какие-то объявления.

— Да вот, по работе машину получать приезжал. А ты?

— А я, — он показал мне листки с фотографиями, — с району передали.

— Разыскивается, — взял я листок со странно неестественным на нем лицом, — так, особые приметы… Леонид Сергеевич Лыков. Так это ж тот, с желтой автолавки, — сказал я задумчиво.

— Ну да, — покивал милиционер, — а вот бывший наш участковый, — он показал мне другой, такой же нелепый фоторобот, — Малыгин, который.

— Не похожи, — поджал я губы. Ни тот ни другой. А это? — Указал я на третий листок в его руках.

— Это, — он нахмурился, всматриваясь в нарисованный от руки портрет преступника. В его описание, размашисто написанное от руки, — Федот Иванович Маленков. Вот, — показал он мне и его.

— А этот похож, — нахмурился я, — всех троих ищут?

— Ага, — милиционер вздохнул, — пока только их. Потому как они повели себя подозрительней всего. Ну там и другие подозреваемые имеются. Правда, — он понизил голос, — об них я тебе не уполномочен рассказывать.

— Ну да ладно, — я кивнул, — ничего. Рад, что армавирское дело не стоит на месте. А как с моим?

— А с твоим глуховато, — пожал своими узковатыми плечами долговязый милиционер, — кстати, ты не поможешь мне? Очень уж неудобное это дело в две руки.

— Конечно, — принял я худенькую стопку бумаг с ориентировками.

Саня помакал маленький валик в такое же маленькое жестяное ведерочко. Размазал тягучий пряный клей по доске. Приняв от меня портрет, прислонил к доске. Принялся разглаживать.

— А это кто? Кажется, этот не из армавирского дела — Спросил я, всматриваясь в лицо чернявенького мужичка, что безразлично взирал на меня с листочка маленькими глазками.

— Не. А это с Аула, — ответил Саня, — Абан Бачмеков. Разыскивается. Вот. Попытка похищения человека.

— Станичную девку пытался похитить?

— Ага, — вздохнул милиционер, — уж в начале лета. Ирку Бесхлебнову чуть не увезли в аул против ее воли. Еле Мятый отбил. С тех пор чахнет над своей сестрицей, что кощей над златом.

— А в Ауле, конечно, не выдают, — поджал я губы, понимающе.

— Неа, — Покачал головой Саня, — я тебе больше скажу. Его там, в ауле, кажется, и нету. Ну или так запрятанный сидит, что шуруй не шуруй, а не найдешь. Ты ж знаешь их, черкесов. Они друг за друга держатся как надо. И все равно им, кто промеж них не прав. Ну, пока за руку не поймают.

После новостей этих лучше я стал Мятого понимать. Уж я-то за Светку тоже сердцем болею. Постоянно борюсь с собою, чтобы не заточить ее и вовсе дома, чтобы уберечь. Умом, вроде, и понимаешь, что не спрячешь сестру мою от всех бед на свете. А с другой, только от одной мне нужно ее уберечь. От смерти.

Думал я, отпуская Светку с Сашкой Ивановским, с этим милиционером, что так, с ним, ей будет побезопасней. А вот черкесы мне, на прошлых танцах показали, что молодежь у них бывает еще какая распоясанная. Решил я, что не стоит ей пока потемну ходить куда-то. Еще находится. А пока что мне нужно ее защищать.

— Мда, — Сказал задумчиво Саня, макая валик в ведерко, — по-честному говорить, то в последнее время ихняя, аульская молодежь совсем расходилась.

— Это как же? — Спросил я, а сам всмотрелся в портрет Леньки Лыкова.

Казался он мне совершенно на себя непохожим. Да и описание его особых примет было настолько скупым, что едва ль ни кто угодно под него мог подойти.